Ирина отвернулась к окну и уставилась в серый ненастный день. Егорова встала, чтобы снять пену с бульона, и, не глядя на Ирину, вкрадчиво продолжала:
— Тебе, бабонька, родить надо. И как можно быстрее. Я вот что думаю…
Ирина отлепила взгляд от окна и перевела его на Егорову. Не перестаешь удивляться этой бабе! Вот уж сказанет, так сказанет…
— Мужа напрокат дадите? — криво усмехнувшись, выдавила из себя Ирина. И стала наблюдать за Егоровой, которая ловко шинковала лук и морковку для бульона.
Егорову вопрос не смутил.
— И дала бы, не пожалела, будь уверена, — бодро отозвалась начальница. — Да куда он, старый хрен, годится? Разве что мусор выносить…
Ирина живо представила маленького лысоватого мужичка, которого Егорова называла «Сам». Сам, похоже, боялся Егорову не меньше ее подчиненных. И действительно, несколько раз, заезжая за Егоровой, Ирина видела его с красным ведром.
На лице Ирины скользнуло подобие улыбки — вспомнила вечно виноватую физиономию мужа Егоровой.
Ободренная Ирининой улыбкой, Егорова воодушевилась:
— Ты молодая, Ира, тебе еще с коляской в самый раз. Ты только представь себе, какие они, груднички, розовые, с пальчиками махонькими… Мать у тебя молодая, поможет…
У Ирины не было сил возражать, и она не перебивала. Егорова разошлась:
— Ты дочку во сколько родила? В восемнадцать? Разве ты во вкус материнства-то успела войти? Конечно, нет. Экзамены, зачеты — ребенок был между делом, по молодости. Так? А сейчас ты — барыня… Сама себе голова. И опыт у тебя, и вообще. Тебе ребенок будет в наслаждение. А простор-то ему какой! Квартира у тебя шикарная. Играй — не хочу!
И так это Егорова «вкусно» рассказывала, что Ирина не сопротивлялась. Сидела и слушала, как сказку, складные доводы бывшей начальницы. Видя, что Ирина немного отмякла и не тянется ни к сигаретам, ни к бутылке, Егорова взяла ее худенькие руки в свои и проникновенно продолжала:
— Я узнавала, Иринк, там, в «Озерках», сейчас отдыхают спортсмены. Это самый подходящий вариант. Ну что такое спортсмен? Как правило — без вредных привычек. Отличное здоровье. Все они там под медицинским контролем. А то в случайной связи знаешь как можно вляпаться? А тут никаких непредвиденных обстоятельств. Уехала — и только тебя и видели!
Егорова отпустила руки Ирины и встала — кинуть лапши в кастрюлю. Ирина разглядывала бывшую начальницу, словно видела в первый раз. Ну и баба! Как пальто для Ирины покупает. С таким холодным расчетом могла все продумать, пожалуй, только Егорова. Это надо же: спортсмены, здоровые. Взять да и родить. Господи, вот ведь баба! Но на эмоции не было сил.
— Сейчас и из Дома малютки можно взять, — ответила она на немой вопрос Егоровой, когда та села напротив нее на табуретку.
— Можно, — согласилась начальница. — Это сейчас очень даже можно. Но не в твоем случае. Ты на себя погляди! Тебе, чтобы за эту жизнь зубами уцепиться, нужен по меньшей мере зов крови! Тебе нужно твое родное, Ира! Чтобы инстинкт звал. Если бы тебе сейчас сорок было, я бы тебе сама предложила из Дома малютки. Но тебе сколько? Двадцать семь? Вот родишь, встретимся года через три, ты на меня другими глазами посмотришь.
Что ответить Егоровой? Ведь она стремится помочь. Странная, она думает, что можно чем-то помочь… Родить нового ребенка, начать жизнь с белого листа… Чудачка!
Ирина молчала. Бабульки давно ушли, оставив квартиру в стерильной чистоте. Фотографии легли в альбом. Осталась только одна, за стеклом в стенке, где Ника и Саша стоят в лесу с огромными букетами ромашек.
Егорова с Ириной уже похлебали бульона, и Ирина опьянела от еды и заботы. Лежала, свернувшись калачиком на диване, глядя из-под полуприкрытых ресниц, как бывшая начальница собирает ей чемодан.
«Озерки» оказались местом действительно сказочно красивым. Осень щедро разлила вокруг свои красно-жел— тые тона, и от этого свежего, прозрачного воздуха кружилась голова.
Только здесь, на месте, Ирина по-настоящему оценила заботу Егоровой. Номер был одноместный, с ванной и телевизором. Иринина врач оказалась очень приятной собеседницей и интересным человеком. К тому же то ли близость леса, то ли свежий воздух так действовали, но Ирина начала есть. По утрам она уходила одна в лес и подолгу гуляла, иногда останавливаясь под каким-нибудь деревом. Стояла, прислонясь лицом к остро пахнущей коре, и забывала о времени. Или сидела на сухих листьях, чутко слушая вздохи леса и наблюдая за легким падением одинокого листа.
После прогулки шла на процедуры, а позже, после обеда, опять шла гулять. В дождь сидела в зимнем саду и смотрела на улицу. Она и сама не заметила, когда нелепая идея Егоровой перестала казаться ей нелепой, но можно с точностью сказать, что через неделю пребывания в санатории эта мысль прочно поселилась в ее душе, а к концу второй недели стала навязчивой. Теперь это был ее идефикс. Она с холодным интересом охотника стала наблюдать за мужчинами, придирчиво их осматривая. Она не представляла, как осуществит свой план. Во всяком случае, сейчас ей было не до флирта. Два последних месяца, разговаривая с кем-либо, Ирина с трудом выдавливала из себя несколько слов.
На одном с ней этаже жили баскетболисты — двухметровые верзилы с лицами, не обремененными интеллектом. Этот вариант Ирина отмела сразу. Этажом ниже отдыхали несколько пенсионеров и пять-шесть мужчин помоложе — с хроническими болезнями. Об этом она услышала в очереди в физкабинет. Две женщины беспредметно трепались, ожидая своей очереди, и до Ирины долетела фраза:
— На нашем этаже глаз положить не на кого: одни пенсионеры да хронические. У кого почки, у кого печень…
В соседнем корпусе готовилась к международному чемпионату какая-то сборная. Об этом говорили в столовой. Сразу отметила — сборная. Искать надо здесь. Она увидела двух спортсменов в видеозале. Оба были высокие, но не слишком. Оживленно болтали, подтрунивая друг над другом. Их манера общаться как-то сразу расположила к себе Ирину, хотя она и не слышала, о чем они говорят. После сеанса друзья направились в зимний сад, и Ирина последовала за ними. Парни сели играть в шахматы, и Ирина невольно прислушалась, о чем они беседуют, хотя и не понимала, зачем ей это. Какая разница, о чем говорят? Тем не менее она навострила уши. Разговор был о грибах, о погоде, о последней модели «Жигулей». Последняя тема явно задела обоих, и они стали болтать о запчастях, которые хорошо бы позаимствовать с разных иностранных марок и зачем-то поставить в «Жигули». Судя по словам этих двух чудиков, от прежней машины должен остаться разве что только корпус. Ирина ничего не поняла. Если тебе не нравится отечественная машина, купи себе иномарку, — и дел-то… В конце концов она пришла к выводу, что парни вполне нормальные, с техническими интересами. К тому же они были примерно одного с ней возраста. Свой выбор Ирина остановила на черненьком: Парень с кудрявой черной шевелюрой показался ей веселым и добрым. Именно он постоянно пытался рассмешить светленького и подбадривал его своими шутками.
Парень с жесткими светлыми волосами тоже показался ей симпатичным, но был немного угрюм и, пожалуй, высокомерен.
С этого дня она стала наблюдать за ними. В Иринин корпус они, как правило, приходили после ужина. Иногда сидели в баре. Когда мужчина был выбран и дело осталось «за малым», Ирина растерялась. Что дальше? Они постоянно вдвоем, а днем — в шумной компании.
Она наконец призналась себе, что совершенно не умеет завлекать мужчин. Они сами начинали ухаживать за ней, когда она в этом не нуждалась. Теперь же у нее такой видок, что вряд ли кто кинется.
Наконец придумала. В баре, где спортсмены сиживали вечерами, обычно звучала музыка. Частенько здесь танцевали те, кто не был любителем шумных дискотек. Решено было пригласить черненького на танец. А там, дальше… будь что будет. Куда кривая выведет.
С самого ужина она так волновалась, что стала мерзнуть. Закуталась в красивую ажурную шаль и пошла в бар. С порога поняла, что планы рушатся — беленький был один.
Он так же, как и Ирина, ждал черненького, поглядывая на часы. Выбора не было. Ирина внимательно посмотрела на парня. Вообще-то блондины не в ее вкусе. К тому же жесткие волосы парня торчали непокорным ежиком, придавая всему его облику элемент некоторого упрямства. Куда же подевался его товарищ? Ирина от отчаяния даже губу прикусила. Она уже успела свыкнуться с мыслью о черненьком, выучила черты его лица, успела по-своему заинтересоваться им. Деваться было некуда.