Потом она сдала меня с рук на руки какой-то толстой тетке, которая провела меня в палату и строго сказала:
– Пейте побольше жидкости. Это вам поможет.
Я хотела ей возразить, что заграница нам поможет, но решила не будить в ней зверя.
Открыв папочку, я нашла там описание тридцати восьми диет и комплекс упражнений по похудению. Больше всего мне понравилась система Протасова и какого-то Маньяка или Мантияка, а также упражнения на «бедро внутри» и «бедро сбоку», которые можно выполнять, лежа на животе.
Как ни странно, но к своей второй голове я очень быстро привыкла. Она почти все время молчала, и только если я пыталась перелистнуть страничку в папочке, останавливала меня и говорила: «Читай внимательней».
На обед я съела какой-то салатик и кусок отварного мяса без соли. Сделала комплекс упражнений и сто раз попрыгала на скакалке.
Перед сном, кое-как уложив две свои головы на одну подушку, я начала мечтать: если приложить усилия, то с двумя головами я запросто могу стать президентом, ну, или на крайний случай премьер-министром. С такими прекрасными грезами и уснула.
Насколько плохо иметь вторую голову, я узнала только утром, когда кроме положенного вареного яйца и ломтика помидора присмотрелась к овсяному печенью и дотронулась до него пальцем. Чужая голова стала истерически кричать и даже попыталась стукнуться об стенку.
Уж не знаю, остановили ее мои родные мозги или что-то другое, но, когда я в страхе залпом выпила стакан кипяченой воды, голова перестала истошно орать и посмотрела на мои бедра.
– Что? – сказала моя родная головушка. – Бедра как бедра. Попробовала бы ты родить трехсполовинойкилограммового ребенка.
Чужачка ее речи не вняла и пискнула:
– Клава, между прочим, тоже недавно родила!
Это был нокаут. В самое солнышко.
В этот день я не то что не притрагивалась к печенью, я боялась его представить, даже в километре от меня.
На второй день Чужачка вела себя хорошо и почти все время кемарила.
На третий день мои две головушки устроили спор.
– Да я вообще не знаю, что тут делаю, – кричала Роднуля и рассматривала себя в зеркало. – Кто вообще сказал, что мне нужно худеть? Я выгляжу великолепно!
– Ты выглядишь, как свинья, – орала ей в ответ Чужачка и скрипела зубами.
Чтоб хоть как-то заглушить этот спор, я пошла прогуляться по городу. К вечеру они угомонились и стали играть в молчанку.
На четвертый день я проснулась в диком голодном поту. Чужачка, непонятно каким образом предвидевшая мой приступ голода, уже не спала и шепотом подсказывала: «Выпей стаканчик кипяченой водички с лимоном».
– Да пошла твоя водичка знаешь куда?! – завопила моя Роднуля.
Чужачка замотала собой, показывая, что не понимает.
– И ты сейчас пойдешь туда же! – ответила ей Роднуля и отдала ногам команду бежать на кухню.
Ноги с радостью выполнили ее приказ, а руки уже открывали холодильник в поисках кусочка копченого мяса, сыра или шоколадного торта.
Чужачка снова стала истерически орать, Роднуля пыталась затолкать ей в рот торт, но та его выплевывала и закатывала глаза.
Кончилось это тем, что появилась Клава, отобрала у меня папку, силой выдернула Чужачку, успокаивая ее словами: «Без собеседования больше никого впускать не будем», а мне все с тем же немецким акцентом сказала: «Вон!»
Так я впервые оказалась за пределами Города Худеющих. Я стояла спиной к входной двери и видела перед собой уже знакомый указатель «Город Умалишенных».
Боясь, что туда меня примут без собеседования, я стала колотить ногами в знакомую дверь и кричать: «Я больше не буду! Пустите меня назад».
Мимо проходила полная дворничиха. Она подошла ко мне и заговорщицки прошептала на ушко:
– Сейчас они тебя все равно не впустят. Зря стараешься. Езжай домой, отдохни, расслабься и приезжай сюда через недельку-другую.
– Но мне нужно похудеть сейчас. И срочно! Мне надо экзамен сдавать, а преподаватель любит худеньких, – объяснила я дворничихе свою проблему и смахнула слезу. – Ну да, сорвалась, – продолжала я. – Ну подумаешь, с кем не бывает! Нельзя же сразу выгонять. А поговорить? А объяснить? А наставить на путь истинный?..
– Нет, тут такого нет, – вздохнула дворничиха.
Вытирая слезы рукавом платья, я не переставала жаловаться:
– Да, я слабая. Ну так я же за помощью пришла. А эта Клава… – Я на секунду задумалась. – Где-то я ее уже видела… рожа у нее такая знакомая…
– У тебя Клава, у меня Анжелина. У каждого свой предмет обожания.
Тогда я совсем не поняла, что мне сказала дворничиха. Я вытерла слезы и пошла домой.
Вечером, пролистывая новый глянцевый журнал, я чуть не подавилась овсяной кашей, когда увидела на обложке Клаву.
«Клаудиа Шиффер, – было написано под фотографией, – родила ребенка».
– Вот значит как! – не выдержала я. – Понимаешь ли, я ее боготворю, считаю самой шикарной на свете женщиной, а она… меня… выгнала?
Так окончилось мое первое посещение Города Худеющих. Потом было еще очень много других попыток, которые заканчивались так же плачевно, только я уже не принимала это так близко к сердцу. Теперь я постоянно меняю предметы обожания и с нетерпением жду их в приемной Города Худеющих. Ну где еще можно увидеть Анжелину Джоли и получить от нее рекомендации по уменьшению веса, а потом услышать с легким английским акцентом: «Вон из города».
В мое последнее посещение, буквально несколько дней назад, меня встретила в приемной точная моя копия, только похудевшая на двадцать килограммов. Я продержалась целых три недели. Это был настоящий рекорд. И похудела на восемь килограммов.
Поэтому я совсем не расстраиваюсь и с нетерпением жду новой встречи. И кто знает, может, очень скоро я буду сидеть в приемной и с легким русским акцентом рассказывать пациенту, как избавиться от жира на бедрах.
День двадцать первый
Утро пятницы. Когда я работала в офисе и рисовала электрические машины в разрезе, я очень любила пятничное утро. Тут, в Южной Африке, где все дни проходят одинаково монотонно, я не жду пятницу.
А сегодня у меня просто началась истерика.
Я не захотела ехать в Кейптаун.
Анька долго ходила вокруг меня, интересовалось, что случилось, но я молчала, как партизан, и только смотрела в окно.
– И что, не поедешь? – спросила она и уперла руки в боки.
– Не хочу, – ответила я и опять уставилась в окно.
– А ради меня? – попросила Анька.
Я молчала.
– Я ради тебя сюда приехала, а теперь, когда я, может, нашла свою настоящую любовь, ты мне ставишь палки в колеса?
– Никакие палки я тебе не ставлю. Езжай сама, я тебя не держу.
– А ты подумала, как я буду выглядеть наедине с тремя мужиками?
Я пожала плечами.
Тогда она привела очень важный и весомый аргумент:
– У тебя секс был. На прошлой неделе. А у меня не было. А я хочу. Понимаешь ты или нет?
Я кивнула.
– Но без тебя я не полечу. Ты полетишь со мной? Ты ведь сделаешь это, да?
Я опять кивнула.
Она поцеловала меня в щечку и, напевая какую-то мелодию, пошла в ванную.
Геннадий с Альбертом приехали за нами ровно в одиннадцать и сказали, что Сергей поехать не сможет. У него какие-то проблемы по работе, и он должен остаться.
«Может, так оно и лучше», – подумала я.
В самолете Анька с Альбертом уселись вместе, и мне пришлось сесть рядом с Геннадием.
Гена весь полет рассказывал о своей бесподобной маме. О том, как она мечтает нянчить внуков, о том, как ему было тяжело первое время в Африке, ну и, конечно же, о том, что сейчас он уже очень крепко стоит на ногах и может создать семью. Да, он еще сказал, что хочет иметь двух детей. Естественно, мальчика и… еще одного мальчика. То есть двух мальчиков.
Я делала вид, что мне все это очень интересно. Уж лучше слушать кого-то, чем самой нести такую ерунду.
С воздуха Кейптаун сильно отличается от Йоханнесбурга.
В основном холмистостью. Кроме того, когда я летела в Джобург (это сокращенное название Йоханнесбурга), то на протяжении всего полета над городом были отчетливо видны маленькие домики с бассейнами. Вид на Кейптаун был совсем другим. Я даже спросила у Гены, есть ли там дома с бассейном; в ответ он засмеялся и сказал, что есть, только в основном они находятся в районах, прилегающих к океану, а мы пролетаем над тауншипами.
Тауншипы – это строения для черных. В лучшем случае это маленькие домики с двумя окнами, площадью не более пятнадцати– двадцати квадратных метров. В худшем – халабуды из подручного материала: картона и жести.