Виктория Балашова - Конец эпохи Тюдоров

– Граф был женат. Его жена погибла в тот год, когда меня вынудили согласиться выйти замуж за Уолтера Деврё. Впрочем, боюсь, даже если бы я не вышла замуж за твоего отца, то не смогла бы выйти за Дадли. Он видел во мне лишь одну из многочисленных фрейлин королевы. А после смерти жены страстно желал жениться на Елизавете. Она отказала: в этом вопросе королева была непреклонна. Прошло несколько лет. Я не забывала о графе Лейстере, хотя возможности встречаться у нас больше не стало. Мы с твоим отцом переехали в Незервуд, а королева не настаивала на моем появлении при дворе. Напротив, испытывая ко мне едва скрываемую неприязнь, она была только рада удалить меня с глаз долой. Изредка мимо нашего замка, конечно, проезжали знатные вельможи и сама королева. Ее Величество, несмотря на постоянные приглашения Уолтера и свою привычку останавливаться в домах подданных, устраивавших королеве пышный прием, к нам не заезжала. А вот граф Лейстер появился один раз через шесть лет после нашей последней встречи.

– Он гостил у нас в замке? – удивилась я. – Ты никогда об этом не рассказывала.

– Зачем? Я решила не привлекать особого внимания к тому визиту. Граф меня не узнал. Естественно, прошло несколько лет с тех пор, как мы виделись в королевском дворце. Мне несложно было держать в памяти образ Дадли. А он? Ну что ж, понятно, перед ним мелькали толпы придворных, среди которых немало красивых женщин. Думаю, я несильно изменилась для людей, видевших меня изо дня в день. Но в любом случае роды и семейная жизнь меняют женщину, делают ее взрослее, придают иные черты ее лицу. Так или иначе, а граф смотрел на меня, как на незнакомку. Привлекательную незнакомку. Он опять пытался со мной флиртовать, нашептывал комплименты, когда мужа не было поблизости, улыбался одними уголками тонких губ, если ловил мой взгляд.

– Надо же! – воскликнула я. – Вы так давно влюблены друг в друга!

– По настоящему Дадли заметил меня лишь в Кенилворте. А в нашем замке во время визита, который я тебе описываю, он остановился лишь на два дня. Весь вечер за ужином я не сводила с него глаз. Граф заворожил меня, не давал думать ни о чем другом, кроме как о близости с ним. Когда я смотрела на его таинственную улыбку, то мечтала о поцелуях, которые могут подарить мне эти губы. Я не обращала внимания на Уотрела, на вас с Дороти, на слуг, крутившихся вокруг. С графом путешествовала довольно большая свита. Я и их не видела, не замечала.

– И что ж, граф Лейстер потом в Кенилворте тебя опять не узнал?

– Подожди, не торопись! – мама усмехнулась. – Вечером после ужина граф попросил меня показать ему замок. Стояла зима. Гулять по парку не представлялось возможным: кругом лежал снег. Не говоря уж о том, что к ночи разыгрался сильный ветер, гнувший деревья к земле и бросавший в лицо колючие снежинки. Замок Незервуд представлял собой внушительное сооружение. Это сейчас он пришел в упадок и выглядит не лучшим образом…

– Я помню, мама, каким он был. Пока я не выросла, замок мне казался огромным. Я боялась даже заходить в некоторые комнаты, особенно в те, в которых никто не жил. Их не отапливали, и они оставались холодными круглый год. Мы с Дороти были уверены: там живут приведения. Им-то тепло не нужно.

– Да, да. Хоть я и старше вас, а также не любила заходить в некоторые части замка. Графу и его свите отвели несколько комнат на разных этажах. Он попросил показать ему все: снизу доверху. Что ж, желание гостя – закон. А возможность провести с ним побольше времени пересиливала усталость и несильное стремление ходить по длинным коридорам тускло освещаемого факелами замка. Мы прошли нижние этажи, и я ужасно замерзла. Ты права, топили-то лишь комнаты, в которых жили мы и остановились гости. Я предложила пройти в ту часть, где располагались наши комнаты. Уолтер развлекал остальных гостей в большом зале нижнего этажа. Голоса веселившихся с ним людей потихоньку затихали вдали, а мы остановились возле моей спальни. У нас с Уолтером была общая спальня и две личные комнаты, где каждый из нас мог проводить время в одиночестве. Не то чтобы это требовалось вашему отцу, но мне так очень облегчало жизнь. В случае различных недомоганий я спокойно удалялась к себе. «Вы позволите или я проявляю слишком большую наглость?» – спросил граф, указывая на мою спальню. Сначала я не поняла, что он имеет в виду: «О чем вы?» «Я хотел бы пройти в вашу комнату. Спальня говорит о хозяйке все. Ну, или многое», – ответил граф, не отводя взгляда. Я смутилась, но позволила ему войти. Мы тут же бросились друг другу в объятия. Дальше замок мы уже не осматривали. Никто нашего отсутствия не заметил. Я осталась в спальне, а граф прошел в комнату, которую подготовили для него.

Тут меня осенило:

– Мама! Так Роберт – сын графа Лейстера?

– Да. Я хранила эту тайну долго.

– Ты уверена? Все же вы с папой еще были женаты, – я не верила своим ушам.

– Уверена. До приезда Дадли я действительно неважно себя чувствовала, а после какое-то время просто не могла делить с твоим отцом постель, потому что постоянно вспоминала графа Лейстера. Здесь ошибки быть не может.

– Дадли знал?

– Когда мы встретились в Кенилворте, он, конечно, узнал меня. Но сделал вид, что нас представляют друг другу впервые. Уолтер не обратил на странное поведение графа никакого внимания. Ведь он считал, что Дадли видел меня лишь раз, мельком, остановившись у нас проездом. Граф рассказывал мне, как влюбился в меня повторно, уже в Кенилворте. Я была иначе одета, лучше причесана. А может статься, просто когда-то однажды вспыхнувшие чувства так и не угасают в сердце. Именно тогда я призналась графу в том, что у него растет сын. Роберта я взяла с собой специально, зная, в чей замок мы едем по приглашению королевы. Их сразу потянуло друг к другу. Граф обещал оказать покровительство Робину, сделать для него все возможное. Потом мы поженились, у нас родился еще один сын. После смерти несчастного мальчика Дадли сказал королеве, чей Роберт ребенок. Она с ним к тому моменту уже познакомилась и была очарована. Для Елизаветы никогда не являлось важным, кто мать Роберта. Для нее он навсегда остался продолжением любимого графа Лейстера.

– Как же она решилась на его казнь? – ахнула я.

– Представляю, с какими муками королева принимала это решение. А приняв, не смогла справиться с нахлынувшим горем.

– Ты говорила Роберту о том, кто его настоящий отец?

– Нет. Мы с Дадли не стали ему ничего объяснять. В отличие от вас, Робин и так любил графа. Вот только после смерти Уолтера, а потом и графа Лейстера Роберт остался наедине с самим собой. Елизавету он воспринимал именно как фаворит. Впрочем, кем она ему приходилась? По большому счету никем. Он был для нее осколком воспоминаний о прошлом. А его поведение вряд ли бы отличалось в лучшую сторону, если бы он знал правду…

В прошлом году король позволил нам с мужем развестись. Мы сразу же обвенчались с Чарльзом. Нас не принял двор, с нами не хотят знаться многие из бывших друзей. Но мы счастливы вместе. Тем не менее я знаю, жизнь не так проста, как кажется на первый взгляд. Проклятие, тяготеющее над нашим родом с той поры, как умер мой отец, не исчезло. Я чувствую, оно не отпускает нашу семью. Какой грех совершен, что мы не можем спокойно жить дальше? Что нужно сделать, дабы остановить череду смертей, следующих одна за другой? Мне не ведомо, Летиция. Потому и рассказываю тебе печальную историю. То ли предупредить, то ли предотвратить, то ли изменить ход событий.

Да, началось все с загадочной смерти моего отца, Уолтера Деврё. Затем умер сын мамы и графа Лейстера. После умер сам граф. Затем – их общий сын, мой сводный брат, Роберт Эссекс. Кроме того, погибли разлученный со мной Филипп Сидни и первый муж Дороти. Именно поэтому, несмотря на заверения лорда Берли, производившего расследование, я уверена, папу отравили. За это и мстит нам Господь.

Долго ли продлится наше с Чарльзом счастье? Долго ли будем мы радоваться, находясь в обществе друг друга? Неизвестно. Но чтобы ни случилось, я успела рассказать тебе обо всех событиях, о которых знала сама.

История закончилась. Умер Роберт, умерла королева. Опустел наш дом, и осиротела Англия. Так бывает: уходят люди, а с их уходом заканчивается целая эпоха. Эпоха правления рыжеволосой женщины, пожертвовавшей своей любовью, неродившимися детьми во имя страны, которой правила. Не нам судить, насколько она была порою права, как часто ошибалась или выносила неверные решения. Я окончательно простила ей смерть Робина после признания матери. Он искупил грех своих родителей. Искупил сполна. А королева просто не смогла противиться воле Божьей.