– Ты вернешься домой к обеду?

– Сомневаюсь. Доминик тебе позвонит и скажет, приеду я или нет.

– Большое спасибо.

Два коротких слова, произнесенных ледяным тоном. Динна смотрела, как Марк выходит и закрывает за собой дверь. Через несколько секунд на подъездной аллее заурчал его «ягуар». Она проиграла еще одну битву.

Динна снова затронула эту тему, на этот раз в разговоре с Пилар по дороге в аэропорт:

– Насколько я поняла, папа выдал тебе на лето довольно много денег.

– Началось. Ну, что еще?

– Ты прекрасно знаешь что. Речь идет о мотоцикле. Я тебе вот что скажу, дорогая: если ты купишь себе мотоцикл, я заставлю тебя немедленно вернуться домой.

Пилар хотелось сказать: «Как ты об этом узнаешь?» – но она не решилась дразнить мать.

– Ладно, я не буду его покупать.

– И ездить на мотоцикле.

– И ездить.

Но Пилар лишь механически повторяла за матерью ее слова, и Динне впервые за долгое время захотелось завизжать. На секунду отведя взгляд от дороги, она посмотрела на дочь и снова стала смотреть вперед.

– Ну почему так получается? Ты уезжаешь на все лето, мы с тобой не увидимся три месяца. Почему мы не можем провести последний день мирно? Почему мы все время спорим?

– Не я начала спор. Это ты заговорила о мотоцикле.

– А ты не догадываешься почему? Потому что я тебя люблю, потому что мне не безразлично, что с тобой будет. Потому что я не хочу, чтобы ты погибла. Как по-твоему, есть в этом смысл?

В голосе Динны слышалось сначала отчаяние, потом гнев.

– Да, конечно.

Дальше они ехали до самого аэропорта в молчании. Динна опять была готова расплакаться, но она не хотела, чтобы Пилар видела ее слезы. Для дочери она должна оставаться безупречной, она должна быть сильной. Таким был Марк, такими же притворялись все их французские родственники, будь они неладны, такой же хотела быть Пилар.

Динна затормозила у тротуара и оставила машину на попечение служащего со стоянки. Носильщик взял вещи Пилар, и они пошли за ним в зал регистрации. Когда клерк регистрационной стойки вернул Пилар ее паспорт и билет, она повернулась к матери:

– Ты будешь провожать меня до выхода на посадку? По ее тону можно было догадаться, что такая перспектива ее скорее раздражает, чем радует.

– Да, я бы хотела, а ты против?

– Нет, – буркнула Пилар.

Надутый, сердитый ребенок. Динне хотелось дать дочери пощечину. Порой она спрашивала себя: кто эта девушка, куда исчезла та маленькая золотоволосая девочка, которая ее любила? В кого она превратилась?

Погруженные каждая в свои мысли, Динна и Пилар пошли к выходу на посадку, их провожали одобрительными взглядами. Они и впрямь составляли поразительную пару. Темноволосая красавица Динна в великолепно сшитом черном шерстяном платье, с красным пиджаком, перекинутым через руку, с волосами, зачесанными наверх, и блондинка Пилар, излучающая сияние юности, высокая, стройная, изящная, в белом льняном костюме. Когда Пилар вышла в этом костюме на лестничную площадку, Динна сразу одобрила ее выбор. Даже бабушке наверняка понравится этот костюм, если только она не решит, что у него слишком американский покрой. Когда дело касается мадам Дюра, ни в чем нельзя быть уверенной.

Когда они подошли, посадка на самолет уже началась. У Динны было всего несколько мгновений, чтобы крепко сжать руку дочери.

– Пилар, насчет мотоцикла... это очень серьезно. Дорогая, прошу тебя...

– Ну хорошо, хорошо.

Но Пилар уже смотрела поверх плеча матери. Ей не терпелось идти к самолету.

– Я тебе позвоню. И ты мне тоже звони, если возникнут какие-то проблемы.

– Не возникнут, – заявила Пилар. В ее тоне звучала уверенность, казавшаяся странной для шестнадцатилетней девочки.

– Я тоже надеюсь, что не возникнут, – сказала Динна. Ее лицо смягчилось, она посмотрела на дочь и обняла ее. – Я тебя люблю. Желаю хорошо провести время.

– Спасибо, мама.

Пилар одарила мать короткой улыбкой и быстрым взмахом руки. И вот уже ее золотистая грива удаляется по проходу. Динна вдруг почувствовала, как на нее наваливается тяжесть. Пилар снова уезжает... ее девочка, ее золотоволосая малышка, дочурка, которая каждый вечер так доверчиво протягивала ручонки, чтобы ее обняли и поцеловали на ночь. Ее Пилар.

Динна осталась в зале ожидания и подождала, пока «Боинг-747» поднимется в небо. Наконец самолет скрылся из виду. Она встала и медленно пошла обратно. Служащий парковки подогнал машину Динны, она дала ему доллар на чай, и он почтительно дотронулся до козырька форменной фуражки. Глядя, как она садится за руль, гибким движением поднимая ноги в машину, служащий отметил про себя, что она чертовски хороша, и стал мысленно прикидывать, сколько же ей лет: двадцать девять, тридцать два, тридцать пять? Или все сорок? Ни за что не догадаешься. Лицо у нее молодое, но все остальное – одежда, манера держаться, взгляд – принадлежит явно немолодой женщине.

* * *

Динна сидела перед туалетным столиком и расчесывала волосы. Она слышала, как Марк поднимается по лестнице. Часы показывали двадцать минут одиннадцатого, за весь день он ни разу не позвонил. Только Доминик, его секретарша, позвонила около полудня и передала Маргарет, что месье не вернется к обеду. Динна поела в студии, пока делала наброски, но мысли ее были далеки от работы. Она думала о Пилар.

Когда Марк вошел в комнату, Динна оглянулась и улыбнулась ему. Она действительно соскучилась по нему. Весь день в доме было непривычно тихо.

– Привет, дорогой. Ты сегодня поздно.

– День был трудный. А как прошел твой день?

– Спокойно. Без Пилар в доме очень тихо.

– Никогда не думал, что услышу, как ты это говоришь. Марк-Эдуард улыбнулся жене и сел возле камина в большое кресло, обитое голубым бархатом.

– Я тоже не думала. Как прошли твои встречи?

– Утомительно.

Марк был немногословен. Динна повернулась к нему:

– Твоя поездка в Париж не отменяется? Ты уезжаешь завтра, как собирался?

Марк кивнул и вытянул ноги. Динна продолжала наблюдать за мужем. Он выглядел совершенно так же, как утром, и, казалось, был вполне готов начать следующий рабочий день хоть сейчас. В действительности он жил этими, как он выразился, «утомительными» встречами. Марк встал и подошел к ней, улыбаясь одними глазами.

– Да. Завтра я улетаю в Париж. Ты уверена, что не хочешь пожить на мысе Антиб с Пилар и моей матерью?

– Абсолютно уверена. Почему бы вдруг мне захотелось туда ехать?

– Ты сама сказала, что без Пилар в доме слишком тихо. Вот я и подумал, что, может быть... – Марк остановился у нее за спиной и положил руки ей на плечи. – Динна, меня не будет все лето.

Ее плечи под его ладонями заметно напряглись.

– Все лето?

– Почти. Дело Салко об отгрузке слишком важное, чтобы я поручил его кому-то другому. Мне придется все лето летать из Парижа в Афины и обратно. Я просто не смогу быть здесь, с тобой. – Сейчас, когда Марк заговорил с Динной, его акцент стал заметнее, как будто он уже уехал из Америки. – Правда, у меня будет больше возможности присматривать за Пилар, что должно тебя порадовать. Но я не смогу видеться с тобой.

Динне хотелось спросить, не все ли ему равно, но она промолчала.

– Думаю, дело Салко займет у меня почти все лето, около трех месяцев.

Для Динны это прозвучало как смертный приговор.

– Три месяца? – переспросила она чуть слышно.

– Теперь ты понимаешь, почему я спросил, не хочешь ли ты пожить на мысе Антиб. Может быть, теперь ты передумаешь?

Динна медленно покачала головой:

– Нет, не передумаю. Там тебя тоже не будет, кроме того, я подозреваю, что Пилар не помешает от меня отдохнуть. Не говоря уже о... – Динна замолчала.

– О моей матери? – подсказал Марк. Она кивнула.

– Понятно. Но тогда, ma chere, ты останешься здесь совсем одна.

Почему, ну почему он не попросил ее поехать с ним? Вместе с ним летать из Парижа в Афины и обратно? На какое-то мгновение у Динны мелькнула шальная мысль предложить это самой, но она знала, что Марк не согласится.

Когда он работает, то предпочитает быть свободным. Он никогда не брал ее с собой.

– Думаешь, тебе не будет здесь плохо одной? – спросил он.

– Разве у меня есть выбор? Или ты хочешь сказать, что если я отвечу «будет», то ты никуда не поедешь?