Кэндис максимально заполнена своим мужчинами, она зажата их сильными телами, это просто невероятно, ей хочется, чтоб они двигались.

— Малышка, ты восхитительна, такая маленькая, нежная, а принимаешь два огромных члена. Ты такая красивая.

— Да, Конфетка, ты создана только для нас.

Кэндис задыхается от эмоций, мужчины начинают двигаться, то по очереди, то одновременно. Так продолжается некоторое время, вихрь эмоций закручивается в чистый ураган, который готов снести ее сознание.

— Она сейчас кончит, Лукас.

— Черт, я сам близок, она сжимает меня своей попкой, словно доит мой член.

Кэндис кончает, закрывает глаза, но все равно видит яркие вспышки, тело разрывает на миллиард осколков и ощущений. Она почти теряет сознание, напрягается, выгибает спину, пульсирует на членах мужчин, кричит, царапая Шону плечи.

Лукас первым из братьев орошает ее попку своим семенем, затем Шон, улавливая пульсацию брата, извергается в тугую киску девушки.

Они часто дышат, аккуратно снимают Кэндис со своих членов, укладывают на кровать. Девушка обмякает, прижимается к Шону, тот выключает ночник, прижимает девушку к себе, целует в висок. Лукас целует ее в макушку, прижимая к себе ее попку. Засыпают моментально.

Сейчас, вспоминая минувшую ночь, Кэндис садится на кровать, она проснулась одна, видит слева то кресло, на котором сидел Лукас, в котором она принимала сразу двоих мужчин, краснеет. Рассматривает комнату: светлые тона, туалетный столик с красивым резным зеркалом, старомодные обои в цветочек, шкаф, комод, шторы колышутся от ветра, балконное окно открыто. Гигантская кровать, просто удивительно, что она принадлежала бабушке Паркеров. Зачем ей такая?

На прикроватной тумбочке увидела фотографию в красивой раме. Кэндис взяла, начала разглядывать. Фото выцвело со временем, но его все равно можно было разглядеть. На нем двое мужчин обнимают молодую девушку. Все счастливы, улыбаются, на девушке красивое белое платье, узкая талия, широкая юбка ниже колен, мужчины в костюмах. Сама девушка очень красивая: уложенные темные волосы, шляпка, яркая улыбка, и в глазах чистое счастье.

Кэндис поднесла фото ближе, прочла надпись: «Самый счастливый день.1965 год». Выглядело так, словно это свадьба, потому что у обоих мужчин в петлицах по цветку, в руках девушки небольшой букет. Как странно, интересно, кто из них жених? Девушка — это явно бабушка Лукаса и Шона, миссис Барбара Паркер, такая молодая и красивая, Шон чем-то похож на нее.

Убрала фото обратно, спустила ноги на пол, и тут мир снова поплыл перед глазами, опять села, вцепившись в кровать. Резко затошнило, казалось, что ее вывернет прямо сейчас, на этот светлый ковер. Начала глубоко дышать, чтоб унять тошноту. Все-таки встала и, как могла быстро, пошла в ванну, припала к унитазу.

Кэндис выворачивало так, будто она чем-то отравилась, так было в детстве, но она ничего не ела со вчерашнего дня. Когда содержимое желудка осталось на дне унитаза, ей полегчало. Встала, посмотрела на себя в зеркало. Такая бледная, что самой страшно. Видимо, зря она уехала из госпиталя, с ней точно что-то не так.

Пока умывалась, накинув висящий на крючке халат, наверняка, тоже бабушки Паркер, застыла на месте, пораженная догадкой. Нет, этого не может быть, и месяца не прошло. Или прошло? Приложила руку к животу, потом к бледным щекам. Нет, это, наверняка, всего лишь утомление. Или нет?

— Кэндис, Кэндис, ты где?

Лукас заглянул в спальню, но девушки там не было, прошел до ванны.

— А, вот ты где. Как спалось, малышка? Пойдем, завтрак готов.

Он схватил ее в охапку, прижал к себе, поцеловал в макушку.

— Все в порядке?

— Да, конечно, все хорошо. Ты сам приготовил завтрак?

— Конечно. Я очень талантливый, ты еще не знаешь все мои таланты, но я тебе их покажу.

— А где Шон?

— Уехал на ранчо, мне тоже надо, но я пока побуду с тобой.

— Хорошо, пошли пробовать твой завтрак.

Кэндис отгоняла от себя все мысли, тошнота отпустила, теперь появился жуткий аппетит, она была готова съесть все, что приготовил Лукас. А еще надо зарядить севший телефон, позвонить шерифу, узнать, что там с Гарри, а лучше встретиться с ним и все расспросить. Она совсем не хотела думать о посетившей ее догадке, ей ведь ей не с чем сравнивать ощущения. Наверняка, это просто утомление, или она съела что-то испорченное.

Глава 40

— Лукас, скажи, кто была твоя бабушка?

Кэндис ела омлет с беконом, приготовленный младшим Паркером, с интересом рассматривала кухню и часть гостиной. Все очень уютно, со вкусом, хоть и старомодно. Но даже в ее в маленьком, скромном домике нет такого уюта и тепла, как тут.

Милые клетчатые шторы на окнах, цветы в горшках, снова очень много фотографий, трогательных безделушек, баночек, скляночек, статуэток. Все так по-домашнему, словно хозяйка буквально несколько минут назад вышла и вот-вот должна вернуться.

Лукас так забавно выглядел, с голым торсои и фартуком в клубничку на бедрах. Хотелось погладить его по плоскому животу, по кубикам мышц, по сильным рукам. Убрать челку с лица, поцеловать. Даже не верилось что он с ней, что признался в любви. Хотелось ущипнуть себя, чтоб понять, что это не сон.

Пока она спускалась вниз, рассматривала фотографии на стене, на них снова та женщина и двое мужчин, или одна с маленьким мальчиком, или где все вместе. На фото она то молодая, то постарше, были и такие, на которых маленькие мальчики, это Шон и Лукас, она их узнала, заулыбалась, провела по фото пальцами. Были и такие, где женщина верхом на жеребце или за рулем автомобиля, но всегда подтянутая, улыбающаяся, счастливая.

— О, тебе понравилась Барбара? Она была классная. Самая классная бабушка на свете. Это ее дом, она оставила его в наследство Шону, точнее, нам двоим. Здесь ничего не изменилось, мы лишь поддерживаем чистоту. Шон часто здесь живет, когда мать начинает доставать, а я ночую в гостевом домике.

— Ее давно нет? — Кэндис стало грустно, расспрашивать о смерти было так неудобно.

— Да, ее нет уже пять лет. Она ушла в свой юбилей, ровно в семьдесят. Пережила своих любимых мужчин ровно на пять лет. Мать закатила грандиозную вечеринку, но даже так Барбара ей подгадила.

Лукас засмеялся, вспоминая лицо матери, ее бешенство и злобу.

— Не поняла.

— Дело в том, что мать и Барбара терпеть не могли друг друга. У меня вообще складывалось впечатление, что моя мать — это старая бабка, с предрассудками, комплексами, постоянно ворчливая. А Барбара, мы только так ее называли, в свои семьдесят была полна сил и энергии.

— От чего она умерла?

— Сказали, что сердце, но она знала, что пришло ее время. Она так и говорила: «Мои мальчики меня давно уже ждут. Я и так задержалась». Просто уснула и не проснулась

— Мальчики?

Чем больше Лукас рассказывал, тем больше Кэндис не понимала его. Мальчики — это, должно быть, дети.

— Разве ты не поняла еще по фотографиям, которыми увешан весь дом? На них ее любимые мужья, братья Паркер, Стивен и Ричард.

Кэндис так и замерла с кружкой ароматного какао в руке. Мужья? Братья Паркер?

— Ты знаешь, Конфетка, я всегда относился нормально к этому, ну, нравится бабуле жить с двумя мужчинами, к тому же, они наши дедушки. Они были классные. Для меня это не было дико или пошло. Они на самом деле любили друг друга, чисто, искренне, открыто. Только мать устраивала сцены и воротила нос. Они разбились на частном самолете, сразу, оба. Барбара кое-как пришла в себя, но пережила их всего на пять лет.

— Как удивительно.

Кэндис снова начала рассматривать фотографии, представляя, как жили эти люди, о чем говорили, какие строили планы и как были близки и счастливы.

— Да, очень удивительно. Я все время говорил, что моя бабуля — самая раскрепощенная женщина в мире. Но не думал, что такое может случиться со мной. Теперь, после встречи с тобой, я понимаю ее, понимаю своих дедушек. Оказывается, можно делить одну любимую на двоих, если вы одной крови.

Девушка внимательно смотрела на Лукаса, его синие глаза светились. В них была нежность, забота, страсть и любовь. Он перегнулся через стол, поцеловал Кэндис в губы, она ответила.

— Вас ни на миг нельзя оставить одних. Лукас, что ты там приготовил, я голодный, как волк.