По коже мурашки. Федосеева задержали на Филиппинах, где он проживал около года и экстрадировали в Японию. Вернее, попытались, но двойное гражданство, российско-израильское немного воспрепятствовало в этом, и Федосеев хитроумным и не совсем законным образом сначала попал в Израиль, а когда Европол попытался вырвать его оттуда, то оказался в России, где и поехал отбывать, потому что в Японии ему грозило гораздо больше, чем отечественная двенашка, а с местного Дону японцам выдачи нет, тем более, когда чистосердечное в отделе пишут, лишь бы побыстрее закрыли.

— Доказали только десять, — прыснул Анохин не без удовольствия, чуть прикусив меня за кончик носа. — Тимофей Миронович двенадцать лет отсидел и пришел ко мнению, что сидеть он больше не хочет. Решил заняться легальным бизнесом. Вот. Сегодня будешь у него стажироваться.

Отцы-основатели, он говорил о встрече выпускников…

— Он… — только стала озвучивать свою мысль я, как Костя уже подтвердил:

— Да. Начинали мы вместе.

«… равных не было…»

И он утратил к этому интерес. Он сменил эти интересы. Ибо:

«…за три года полмира объездили, людей без напряга содержали и с такими же как мы из разных стран на короткой ноге…»

На короткой ноге… На основе интересов… Отцы-основатели…

— Кость, какой у тебя был ник? — взволнованно от мысли, что я явно его знаю, спросила я у Анохина, уже направившегося на выход.

Он тихо рассмеялся, поворачивая ручку входной двери и, переступая порог, повернув голову в профиль, негромко произнес:

— Пацифик.

Дверь тихо закрылась, а я пыталась вдохнуть, остекленевшим взглядом глядя на дверь.

Один из основателей отечественного и СНГ кардинга. Внезапно исчезнувший из сети в две тысячи четвертом, почти сразу после организации им и его группой DDoS-атак на сервера военных баз НАТО после вступления в их ряды Словении. Рухнувшие намертво сервера. Одно из самых громких и так и не раскрытых дел…

Предполагалось, что его по тихому либо завербовали в пендосскую или отечественную кибербезопасность (одна из самых частых и безумно наивных мечт мамкиных хацкеров), либо так же по тихому с пулей слег за такую наглость (одно из самых частых исходов того времени за таких нахрапы).

Нет.

Оказалось, что его пытали в отделе за кардинг, которым он уже не занимался. Он просто вернулся в родной город подчистить хвосты, а исчез, потому что его умывал минералкой Тиса перед тем как он вошел в систему и теперь ей управлял.

Через два часа спустилась на парковку и от того, что я увидела, едва переступив порог лифта, сжалось сердце. Напротив выхода привычно один из Анохинских тонированных внедорожников, но водитель, стоящий у задней пассажирской…

— Доброе утро, Евгения Руслановна.

— Доброе, Тимур. — Закусила губы, теснее прижимая макбук и сумку, едва не выпавшие из ослабевших рук когда увидела того самого парнишку, подошедшего к нам на фудкорте и попросившего позвонить. Сейчас в отглаженных брюках и рубашке, начищенных туфлях и с таким выражением в глазах… выглядящего совершенно иным, — действительно доброе.

— Я… кофе вам взял. Правда, не знал какой. — Неуверенная улыбка и отвел взгляд. — Взял тот, что вы мне покупали.

Закрыла глаза ладонью, надавливая, чтобы подавить ненужные слезы. В этот момент не думала ни о макияже, ни о том, как выгляжу. Сердце билось где-то у горла, а в душе все переворачивалось в смятении от сильных, душащих эмоций. Убрала руку от лица и не могла отвести взгляд от стакана кофе в его дрогнувших пальцах.

Справилась с собой не сразу. Забрала стаканчик, благодарно кивнув, когда распахнул дверь. Стремительно обошел машину и сел за руль, поднимая телефон с панели, чтобы, набрав номер, кратко сообщить абоненту:

— Забрал.

— Как тетя? — неуверенно спросила, сжимая мелко трусящимися пальцами картон стакана и вглядываясь в Тимура, мигнувшего фарами машине сопровождения, привычно находящейся у выезда с паркинга и тут же последовавшей за ним.

— Все хорошо, — отозвался с улыбкой. — Взял ей квартиру в ипотеку, скоро должен закрыть. Тетя смешная такая, она всю жизнь в общежитии жила и сейчас некоторые вещи для нее удивительные… — Он запнулся, бросил взгляд в зеркало заднего вида, когда я, стиснув челюсть, опустила голову, глядя в крышку стакана, не справляясь с собой. С тем, что будоражило все внутри. — Евгения Руслановна, не плачьте, пожалуйста. — Тихо попросил, выезжая с территории комплекса.

— Я редко… сейчас соберусь, извини.

— Мне вообще не положено, но если вы не остановитесь, я чувствую, что опозорюсь перед вами… — неуверенно хохотнул, приоткрывая окно и запуская в салон теплый озорной ветерок действительного доброго утра.

На моем телефоне сработало оповещение об смс. Неверными пальцами выудила мобильный из кармана жакета и титаническими усилиями подавила себя от того, чтобы скатившиеся слезы по щекам, и коснувшиеся улыбающихся губ, не перешли в непрерывные, когда читала сообщение от Константина Юрьевича:

«Ну, что? Так и лелеешь мечту пересесть на велосипед с моторчиком?»

Костя… в момент, когда без денег скрывался от своего долбанутого начальства и не смог пройти мимо чужой беды. Не смог. Не потому что должен, потому что иначе не мог.

«Я» — написала и стерла.

Не знала что написать. Открыла фронтальную камеру и сделала снимок до того как вытерла слезы. Именно с тем выражением в глазах, что сейчас происходило в душе. Отправка.

«Люблю» — ответ почти сразу.

И когда смотрела на такое простое, такое важное, так сильно резонирующее внутри, эхом в мыслях слова наследника многомиллиардной империи, кронпринца с твердым стержнем внутри, признавшего Анохина учителем и отцом. Эхо его слов, пронзивших сейчас глубиной и смыслом нутро:

«Любое сомнение выглядит предательством».

Когда любишь человека неистово, потому что он человек несмотря ни на что… это звучит так просто, но это так сложно, а когда ему в разы тяжелее других, но он все равно человек, прежде всего человек… чувство непередаваемое. Хочется жить. Несмотря ни на что хочется, очень сильно хочется жить, чтобы любить.

И кофе был самый вкусный, что я вообще пробовала, хотя, вроде бы, такой покупала раньше неоднократно.

* * *

— Костя сказал, чтобы ставили тебя на арбитраж и если еще что-то заинтересует и желание возникнет, чтобы не препятствовали. — Заявил мне Тимофей Миронович, когда я по стойке смирно замерла у двери в его кабинете, после того, как он шомором провел меня по офису, познакомил со штатом и отделами, на ходу решая тысячи вопросов, и сейчас, прижимая к ушам по телефону, торопливо локтем тыкал в клавиатуры двух ноутбуков перед собой, одновременно ногой под столом выдвинув кресло напротив себя и кивая мне на него. — Я его поспрашивал о твоей, так сказать, специализации и есть у меня подозрение, что тебя заинтересует. Адиль, ты почту будешь проверять когда-нибудь, нет? Посмотри варианты, у нас у технического отдела истерика, а у меня нет времени их успокаивать и разбираться в причинах возникших психологических проблем, побудь нянькой, психологом и тем, за что деньги получаешь, я тебя умоляю! — Отложил один телефон и сказал во второй, — нет, Дима, ты Адиль разве? Выходной у тебя переносим на завтра, а сегодня в тебе остро нуждаюсь я и мое королевство, так что дуй ко мне, к двенадцати надо с ботами по трейдерству закончить, а то они у нас слабоумием страдают, оказывается. — Отложил телефон и, кратко посмотрев на меня, с благоговением смотрящую на этого невысокого, светловолосого сухого мужика лет сорока, с заостренным лицом и живыми блестящими глазами, двигающегося и разговаривающего со скоростью света, кратко гортанно рассмеялся. — Ты за мной недельку хвостиком походи, параллельно буду объяснять, что я и как делаю, дальше мы определимся, что на тебя еще спихнуть и как ты с эти работать будешь, договорились?

Я безмолвно покивала, глядя на легенду перед собой. Нахмурившуюся, глядя в экран, и сказавшую самому себе «минутка дзена». Захлопнув оба ноутбука, он откатившегося на стуле к столу с кофе машиной в отдалении, прихватив с полки два бокала. Минутка дзена… тоже буддист, по ходу…

Я снова безмолвно и благодарно покивала на поставленную передо мной чашку и посмотрела на Рифу. Так себя, наверное, фанаты, чувствуют, когда оказываются рядом с кумиром. Хотя, вот казалось бы. У меня дома такой же. Отец-основатель. Но чувство робости не уходило. Тимофей Миронович спросил на чем я конкретно специализировалась, отклоняя входящий вызов с недовольным «минутка дзена, я сказал».