А здесь такого не было. Я не уловила момент, когда мой шаг в их ритме, не осознала секунды, как держала ровное расстояние между телами первых секретарей и Анохина, идущего впереди. Не отпечаталось это. Осозналось только когда входили в двери и порядок был чуть изменен: Аркаша шагнул вперед, открывая дверь и придерживая ее пока все входили. Костя, за ним едва ощутимо оттеснившие меня плечами назад секретари, и едва не подпирающие со спины Зеля и Кир.
Просторный, темный, пустой коридор и порядок движения восстановлен.
Гулко звук шагов по плитке коридора. Глухой и в то же время звучный стук каблуков. До дверей в конце коридора. Массивных, двустворчатых, вписывающихся в интерьер с этими стенами, обшитыми деревянными панелями. А у меня печаталось это. Гулкий звук шагов и эти чертовы двери в конце коридора. Такое ощущение, будто двери в ад…
Анохин распахнул их, вошел первым в просторный кабинет непонятного, совершенно непонятного назначения. То ли полубиблиотека, то ли просто кабинет важного начальника. Например, Костолома, сидящего за широким рабочим столом под окном и внимательно глядящего на вошедших. Отслеживая реакцию каждого.
Реакцию на своего старшего сына, сидящего в нескольких метрах от его стола справа, на полу. В крови.
Он бил его снова по лицу. Алые крапления на белой сорочке. Саня, откинув голову назад, упираясь затылком о стену, смотрел в пол, свесив кисти с колен согнутых и разведенных ног.
Я, останавливаясь за Ташей и Ли, застыв почти посреди помещения, в паре-тройке метров от стола, вглядывалась в лицо спокойного психопата, наблюдающего как Костя садится в кресло прямо перед ним, а рядом с Анохиным, выпрямив спину, расправив плечи и скрестив руки сзади на пояснице встал Аркаша.
Я смотрела на психопата, пока Зеля проходился молниеносным взглядом по людям, распределяющимся по периметру кабинета, и вставал спереди и сбоку от Ли, разворачиваясь спиной к нам и лицом к ним. Смотрела на Костолома, когда Кир проделывал почти то же самое, с той лишь разницей что разворачивался в другую сторону, закрывая спиной Ташу и меня. Я смотрела в лицо Костолома и думала о том, что Саня мог бы одним ударом его вырубить. Как и его младший брат, сейчас напускно спокойный и сцепивший руки за спиной. Чтобы не было видно мелкого тремора на них. Ведь ему тоже не составит труда отправить психопата в бессознательность, когда рядом с нами окровавленный и не ответивший на избиение Саня.
В тот момент тоже возникло желание сцепить руки, даже понимая, что не осилишь, все равно появляется желание чем-то занять руки. Какова сила этого желания, когда знаешь, что осилишь?.. Наверное, до тремора.
Тишина была недолгой. Снова неповторимый, вкрадчивый голос Костолома, глядящего на Анохина перед собой, опять не встречающего его взгляд:
— С сыном Демина шашни крутил. — Сказал, будто плюнул и прищурено посмотрел на Саню, который невозмутимо, сквозь ресницы смотрел на отца. С едкими тенями призрения продолжившего, — трахался с сыном человека, обувшего нас на шестнадцать миллионов. Ты хоть ебал, а не тебя, Саша? А то совсем все печально.
— Я не думаю, что ты действительно хочешь слышать подробности, отец. — Саня повел уголком разбитых губ, склоняя голову и иронично глядя в такие похожие глаза, в которых отчетливо высветилась отвращение.
— Голос прорезался, Саш? — приподнял бровь Костолом.
— Еще бы, когда так дубасят, — хмыкнул Саня, сплевывая кровь в сторону и вновь откидывая голову назад, на стену. — Забил всю сыновью любовь на корню.
— И ты пошел любовь искать к другим мужикам? — спросил Костолом, улыбаясь так красиво, очень располагающе. При этом свежуя сына взглядом. Отрицательно качнувшего головой и с эхом утомленности, ответившего:
— Я в четырнадцать понял, что не совсем традиционной ориентации. Еще до первых побоев, так что не вини себя.
Костолом, прищурено глядя на слабо улыбнувшегося ему Саню и, приподняв бровь, с недоверием уточнил:
— Мать знала?
Саня кратко и сухо улыбнувшись, полукивнул с тенью прохладной иронии глядя в глаза отца.
— Пиздец, — едва слышно выдал Костолом качая головой и с неприязнью оглядывая побитое лицо сына. — И не отвела к психологу?
— Это не болезнь и не психологические проблемы, — Саня поморщился, пытаясь сесть удобнее. — То, что ты можешь любить человека это не проблема, отец, даже если этот человек одного с тобой пола. Проблема в неспособности любить, понимаешь? — Скепсис в зеленых глазах. У обоих. — А это… это не проблема.
— Это было два года назад, — ровно произнес Костя. — О сумме и методе ее сокрытия мы узнали именно благодаря проболтавшемуся сыну Демина. Сразу же после этого Саша прекратил все контакты с ними.
Очень сильно и весьма показательно резануло — он никогда не называл его Сашей. Никто из них. Они все называют друг друга не по принятым сокращениям имен. Только по полному имени, либо по свойски, либо креативно сокращая, или уменьшительно-ласкательно, но не так как Костолом, не обыденно. Они и Костю только Костей зовут, когда почти все называют его Рикой. А он против кличек. И ни у одного из них нет погремухи. Он не дает.
«…но имена прогремели. Уже не просто как сыновья Костолома, а как братья Костомаровы».
И не позволяет дать клички.
Мои похолодевшие губы так и пыталась растянуть неуместная злая улыбка, когда посмотрела на Костолома, без интереса мазнувшего взглядом по Анохину и уставившегося на своего младшего сына.
— Ты тоже голубизной отливаешь? — Костолом, когда тот отрицательно качнул головой, удовлетворенно кивнул, — хорошо. Хоть это радует. Ты про него знал? — впился взглядом в лицо младшего сына, пристально оглядывающего лицо брата, не отвечая и не реагируя. Костолом усмехнулся, качая головой и безошибочно заключил, — знал. И не сказал ему, что это ненормально? — Дождался, когда Аркаша переведет взгляд на него и приподнял бровь, удивленно глядя на сына. — Ты не сказал своему брату, что это не нормально, Аркадий? Чувства его патологические побоялся задеть? Слабак.
Костолом долго молчал, постукивая пальцами руки с разбитыми костяшками по столешнице рядом с ополовиненным бокалом с виски. Молчал долго, в глазах переливы чего-то, не обещающего ничего хорошего никому, и внезапно твердый приказ:
— Чернов, оружие. — Не глядя выставил руку, чтобы Чернов, застывший за его плечом, мгновение спустя извлекший из кобуры на боку под свободным пиджаком пистолет, подал его рукоятью в крепкие пальцы Костолома, прищурено глядящего на Костю перед собой и повелительно скомандовавшего, — замолкни. С тряпкой в сыновьях я еще могу смириться, если докажет, что не совсем тряпка, — пистолет по столу придвинут к Аркаше. — С предателем, к тому же еще и пидором, я смириться не могу. Чья девочка? — и внезапно взгляд мне в глаза. Пронзительный, прошивающий, с отчетливыми бликами безумия. Я с трудом подавила порыв сделать шаг назад и почти сразу Кир тихо вздохнул. Тотчас взгляд Костомарова на него. В зеленых глазах легкое удивление, а в интонациях сухой и тихий шелест уважения, — аппетиты возросли, Мазур? Как ты с таким гаремом справляешься-то? Ах да, Чалая же у нас перешла и теперь только по семейным праздникам появляется, а главное — стабильность, верно? — Кирилл слегка ухмыльнулся и кивнул, вызвав одобрительную улыбку Костолома, через секунду уже совсем без улыбки оценивающе посмотревшего на Аркашу. — Давай, Аркадий, нам вот это пятно на репутации в виде предателя и пидора ни к чему.
Аркаша смотрел на Костю. Едва заметно кивнувшего и очень спокойно произнесшего:
— Ты уверен, что ты этого хочешь, Жень?
— Почему ты мне в глаза никогда не смотришь, дорогой мой человек? — улыбнулся Костолом весьма добродушно, вглядываясь в лицо все так же не смотрящего на него Анохина.
Внезапно тихо хмыкнувшего и произнесшего:
— Потому что жалеть начну.
— И что же в глазах моих? — Костолом искренне изумленно приподнял брови.
— За тоннами фальши, — рассыпающийся дробящимися эхо голос Анохина, — я вижу тонны боли, Жень. — Резко повернул голову к Аркаше и выдал императивно, повелительно, без права на возражение и обдумывание, безапелляционный приказ, — стреляй.
Приказ, сжавший палец кронпринца на курке.
Шах и мат.
Ибо в момент грянувшего выстрела:
— Нет! — безумный, отчаянный, просто нечеловеческий страх в рявканье Костолома, вскакивающего с кресла.