Здесь необходимо объяснить, что в эпоху Людовика XVI имя Джакомо Казановы не вызывало во Франции никаких особых эмоций. Услыхав о нем, волновались только некоторые женщины – те, которых он знал лично. Хотя его портреты уже публиковали в газетах, а несколько произведений напечатали известные издатели, настоящая слава придет к Казанове позже, лишь после того, как он напишет свои мемуары по-французски. Это произойдет уже после смерти Джакомо Казановы, в 1798 году.

– Ну что, мы едем? – деловито осведомился Жакоб, занимая свое привычное место рядом с кучером.

Почтовый дилижанс медленно выехал с площади и направился по узкой дороге, которая вела в Монмеррайль.

Разговор в карете по-прежнему вращался вокруг личности Джакомо Казановы. Господин де Ванделль, которому довелось быть знакомым со знаменитым венецианским кавалером больше других, рассказывал о том какая слава ходила о месье Казанове в Страсбурге. Он считался великолепным игроком и блестящим танцором он был неистощим на выдумки и изобретателен, он разрабатывал самые разнообразные лотереи, создавал театральные труппы и кружки почитателей оккультных наук.

– И почитателей вина, – добавил Ретиф.

– Да, вы совершенно правы.

– Ну, и, разумеется, у него была репутация невероятно удачливого любовника. Констанция улыбнулась.

– Насколько мне известно, немало придворных дам было влюблено в месье Казанову, – сказала она. – Когда он был молод, перед его чарами не могла устоять ни одна женщина.

Пожилая дама, обмахивавшаяся веером, восторженно протянула:

– О, какой кавалер. Господин Ретиф, а вы, действительно, путешествовали с ним в одном экипаже? Писатель улыбнулся.

– Да, мадам, но уверяю вас – я смог устоять перед его чарами.

Строгая дама в черном траурном платье с сожалением сказала:

– Как печально, что я не заметила его сразу. Интересно, сколько ему сейчас лет? Шестьдесят, семьдесят?

– Какое это имеет значение? – сказала Констанция.

– Да, – мечтательно протянула старая дама, – он великолепный кавалер. Есть такая итальянская поговорка, – неожиданно сказала пожилая дама, – не помню, как она звучит в оригинале, но по-французски это выглядит примерно так: молодая женщина перед кавалером должна сначала показать себя, а женщина постарше – сразу ложиться. Пожилая дама хихикнула, прикрыв лицо веером.

– В нашей старушке Европе, – заметил господин де Ванделль, – в последнее время очень много говорят об этих соблазнительных писателях, которые обязаны своей соблазнительностью качеству языка. Что вы думаете по этому поводу, господин Ретиф?

– Я хотел бы воздержаться от комментариев по поводу языка, поскольку я сам писатель и, в какой-то мере, лицо заинтересованное. А вот что касается Джако-мо Казановы, то, если вас интересует мое мнение, могу высказать его.

Констанция улыбнулась.

– Ну разумеется, господин Ретиф, это очень любопытно. Признаюсь, что я читала некоторые ваши книги и мне нравится тот язык, которым вы пишите. В любом случае, это дело вкуса. Что же вы хотели сказать на счет господина Казановы?

– Я с большим сомнением отношусь к рассказам о его грандиозных любовных приключениях.

– Почему же? – спросила Констанция. – Или вы думаете, что большую их часть выдумал сам господин Казанова?

Ретиф мягко улыбнулся.

– Вполне возможно. По-моему мнению, для выдающегося любовника он слишком высок ростом. Я убежден в том, что все выдающиеся любовники были маленького роста. Это доказано. -

Констанция рассмеялась.

– Кем доказано?

Ничуть не смутившись, Ретиф принялся объяснять.

– Дело в том, что кровеносные сосуды, которые придают особую упругость половому члену, являются тем более крепкими, чем меньше поверхность этого самого тела.

Желчный пожилой господин, который сидел рядом с Констанцией, недовольно надув губы, произнес:

– Это возмутительно. Теперь мне ясно, почему ваши книги пользуются такой популярностью среди черни. Да вы обыкновенный порнограф. Все ваши произведения нужно сжечь.

Ретиф огрызнулся:

– Я бы не советовал вам так говорить. Сейчас уже не то время, чтобы указывать народу, что он должен Делать. Смотрите, чтобы вас самого не подвесили за ноги.

– Я сам судья, – гордо вытянув шею, заявил пожилой господин. – И лучше других знаю, что сейчас можно, а что нельзя.

Ретиф мягко улыбнулся.

– Боюсь, что ваши ожидания могут принести вам сплошное разочарование.

Спор грозил разрастись, а потому Констанция решила вмешаться. – Ну, что вы, господа, успокойтесь. Пожилой судья, презрительно скривившись, отвернулся.

– Я хочу сесть у окна, – сказал он своей супруге. Та с готовностью поднялась со своего места.

– Конечно, дорогой, садись. Но мне совсем не нравится, как ты себя ведешь, – громко зашептала она. – Тебе следовало бы быть более сдержанным. Ведь ты разговариваешь не с кем-нибудь, а с настоящим господином писателем.

В то же самое время Томас Пенн, сидевший на козлах вместе с Жакобом и двумя кучерами, раздумывал над тем, о чем они разговаривали с Ретифом де ля Бретоном. Неожиданно Жакоб воскликнул:

– Смотрите, лошади! Похоже, это лошади почтовой службы. И, действительно, несколько человек в форме почтовых служащих вели с пастбища десяток лошадей.

– Наверное, это те самые лошади, которые были запряжены в карету, проехавшую здесь сегодня утром, – сказал молодой кучер. – Видите, их только сейчас ведут с пастбища. Наверное, та карета ехала всю ночь.

– Интересно, – сказал мистер Пенн, – если эта карета едет так быстро, то насколько она опередила нас? Наверное, уже на полсотни лье?

Молодой кучер пожал плечами.

– Вовсе не обязательно. Все зависит от размеров кареты, дороги и состояния лошадей. Они вполне могут быть где-нибудь в пять лье перед нами. А если еще останавливаются, то мы вполне можем догнать их.

– Да, – задумчиво произнес мистер Пенн, – было бы совсем неплохо посмотреть на эту карету.

– Кстати, – добавил молодой кучер, – трудно найти столько свежих лошадей на каждой почтовой станции.

– Но ведь вы меняете лошадей в каждом пункте остановки, – сказал американец.

– Мы, – государственная служба, – ответил кучер. – У нас всегда должны быть свежие лошади.

– Надеюсь, что нам хватит свежих лошадей на всю поездку, – сказал Жакоб. – Погодите-ка, что это там такое?

Парикмахер вытянул голову и стал всматриваться в какой-то огромный предмет, лежавший у обочины дороги.

Это был экипаж господина Казановы. Сам знаменитый венецианский кавалер сидел на своем несессере рядом с перевернувшейся двуколкой и с невозмутимым видом читал книгу.

– Остановите лошадей, – сказал мистер Пенн. Почтовый дилижанс замедлил ход и остановился рядом с перевернувшимся экипажем.

Джакомо Казанова снял с носа пенсне и медленно повернул голову.

– Вам требуется помощь? – спросил мистер Пенн, разглядывая экипаж, у которого сломалась ось. Казанова вяло махнул рукой.

– Нет, нет, мне ничего не нужно. Я уже послал своего кучера в город. Он должен привести человека, который починит мой экипаж. Прошу вас, не беспокойтесь, господа.

Ретиф де ля Бретон, воспользовавшись такой прекрасной возможностью, выскочил из кареты и радостно воскликнул:

– Господин Казанова!

Носитель столь славного имени с изумлением посмотрел на Ретифа.

– Кто вам назвал мое имя? Я путешествую инкогнито и предпочитаю, чтобы все думали, что я шевалье де Сен-Галь.

Ретиф низко поклонился.

– Ваша репутация опережает вас, месье Казанова. Уверяю вас, что я испытываю к вам глубокое уважение.

Польщенный Казанова показал на свой сломанный экипаж. – Как видите, мои лошади весело бежали, но, к сожалению, сломалась ось. Я подожду, пока ее починят.

В это время из почтового дилижанса послышался голос Констанции де Бодуэн:

– Мы приглашаем вас к себе, месье Казанова. Знаменитый венецианский кавалер немедленно поднялся и подошел к почтовому дилижансу. Поцеловав протянутую ему руку, он поклонился и сказал:

– Мадам, отказаться от такого предложения, означало бы признать собственный упадок. Надеюсь, что закат еще не наступил. Но, мадам, я опасаюсь оставить здесь свои вещи.

Остальные дамы, ехавшие вместе с Констанцие, . удержались от такой соблазнительной возможности также протянули свои руки для поцелуев. Казанова, сняв шляпу, приложился губами к обоим рукам.

– Не беспокойтесь, мы кого-нибудь оставим, – сказала Констанция. – Я думаю, что для этого вполне подойдет мой парикмахер Жакоб. Месье Жакоб!