– Да, мадам.

– Вы останетесь рядом с экипажем господина Казановы и проследите за его вещами. Вы нагоните нас на следующей остановке.

– Или через одну, – добавил Ретиф. Скривившись, Жакоб стал слезать с козел кучера.

– Но вы, наверное, забыли, мадам… – попробовал возразить он.

– Вы останетесь здесь, – властно сказала Констанция.

– Но я не могу оставить вас. Я единственный мужчина, который вас сопровождает. После того, как вы отказались от услуг месье Шаваньяна…

Он не успел продолжить, потому что Казанова с нежностью поцеловал его щеку.

– Благодарю вас, мой юный друг, – неотрывно глядя в глаза Жакобу, сказал он.

Парикмахер буквально затрепетал от такого проявления мужской ласки и мгновенно умолк.

– Мой кучер скоро вернется, – добавил Казанова. – Я надеюсь, что вам не придется долго ждать, – с этими словами он направился к лестнице. – Я поеду на крыше.

– Нет, нет, – стал возражать Ретиф, – вы обязаны занять место в дилижансе.

– А как же вы?

– Если вы поедете на крыше, а я останусь внутри, то этим мы можем вызвать лишь неудовольствие прекрасных дам.

– Нет, нет, я не могу так злоупотреблять вашим гостеприимством, – возражал Казанова.

Спор затягивался, и жена пожилого судьи недовольно ткнула в бок своего мужа.

– Между прочим, ты благородный человек и мог бы уступить свое место другим.

Желчный господин, похоже, и сам не испытывал особого желания ехать в одной компании с двумя прославленными личностями.

– Хорошо, я переберусь на крышу, – уныло произнес он, выбираясь из кареты. Ретиф поклонился.

– Благодарю вас, месье.

Ничего не ответив, судья принялся взбираться на крышу почтового дилижанса.

Казанова и Ретиф де ля Бретон заняли места в карете. Жена судьи, жеманно улыбаясь, сказала:

– Вы знаете, господин Казанова, когда вы нас обогнали, я так разволновалась, что потеряла сознание.

Дилижанс тронулся с места, оставив Жакоба рядом с перевернувшимся экипажем.

– Бодуэн, Бодуэн, – задумчиво повторил Казанова, – кажется, я вспоминаю эту фамилию. Был такой постельничий у короля Пьемонта Витторио.

Констанция улыбнулась.

– Совершенно верно. Он был моим мужем. Пожилая дама восхищенно посмотрела на Казанову.

– У вас великолепная память. Скажите, вы бывали при дворе короля Пьемонтского?

Вместо Казаковы ответил Ретиф де ля Бретон:

– За честь принимать у себя господина Джакома Казанову спорили самые блестящие европейские дворы.

– Я совсем не воспринимал это как некую привилегию, – добавил Казанова. – Двор – это вовсе не сад редких цветов. Сколько там засохших графинь, герцогинь. Но, разумеется, я говорю о своем времени. Я ни секунды не сомневаюсь в том, что сегодня ее величество королева Франции умеет подбирать дам для своего окружения.

Констанция застенчиво улыбнулась.

– А вы уверены в том, что я одна из тех дам, которые составляют окружение королевы Франции? Казанова принял правила этой игры.

– Да, действительно, с чего это я так решил? – хитро сказал он. – Ведь мы с вами не знакомы. Нет, кажется, мне кто-то сказал об этом. Господин Ретиф, вы не помните, кто мне об этом сказал?

Парижский писатель засмеялся.

– Даже, если бы господин Казанова не знал о том, что вы придворная дама, он бы все равно догадался об этом. Вот в чем состоит одна из причин его успеха – необыкновенная проницательность.

Заинтригованная этими словами Ретифа пожилая дама, супруга судьи, с любопытством взглянула на Казанову, который удовлетворенно улыбался.

– А что вы можете сказать обо мне? Ведь мы с вами наверняка никогда не встречались раньше.

Казанова бросил беглый взгляд на даму и тут же заговорил по-итальянски.

– Вы итальянка, мадам, не правда ли? Я даже могу сказать, откуда.

– Очень интересно.

– Вы из Болонии, у вас прекрасный артистический темперамент и муж…

Дама не дала ему договорить.

– Мой муж не имеет никакого отношения к искусству, – подняв глаза на потолок дилижанса, заявила она.

Ножиданно она перешла на итальянский и несколько минут разговаривала с Казановой на родном языке. Констанция кое-что понимала на итальянском, но предпочитала не распространяться об этом. Ей было очень любопытно узнать, что говорит пожилая дама о своем муже и семейной жизни. В общем, это была довольно банальная история. Мадам пела в опере, затем вышла замуж за юриста, потом он стал судьей, у них с мужем никогда не было взаимопонимания, поскольку у него совершенно иной темперамент, чем у нее и так далее, так далее, так далее. Казанова внимательно выслушал все это, поинтересовавшись в конце:

– Мадам, а какое у вас амплуа?

– Лирическое сопрано.

– Я так и думал, – спокойно резюмировал Казанова.

Его последнее замечание привело итальянку в совершеннейший восторг.

– Вы только подумайте, господин де Ванделль, – радостно воскликнула она, – он все знает о нас. Какой замечательный человек, никогда раньше не встречала такой проницательности. Я буду рассказывать об этом всем своим знакомым.

Не обращая внимания на потоки словословия в свой адрес, Казанова спокойно отвернулся к окну, наблюдая за пейзажем возле дороги.

Строгая дама в траурном платье с черной вуалью, прикрывавшей лицо, долгое время влюбленно смотрела на Казанову, однако он не обращал на нее никакого внимания. После этого она несколько уязвленным тоном заявила:

– Господин Казанова догадывается только о тех, кто его интересует. Что касается меня, то я сомневаюсь, чтобы его проницательность помогла ему угадать что-нибудь обо мне.

Венецианец медленно повернул голову и, даже не успев как следует разглядеть свою соседку, заговорил:

– Скорее всего, вы правы. Единственное, что я мог сказать с полной уверенностью – это то, что вы сейчас находитесь в трауре, оплакивая своего мужа. Скорее всего, вам еще не удалось найти утешение. Догадаться о чем-то большем мне мешает черная вуаль, которая закрывает ваше лицо.

Его голос был таким теплым и проникновенным, что дама в черном платье немедленно подняла накидку, закрывавшую ее лицо, и взглянула на Казанову таким зовущим взглядом, что даже Констанции стало понятно, о чем она мечтает.

– Я произвожу вино в Шампани, – стала рассказывать дама.

– Прекрасная деятельность, – сказал Казанова. Господин де Ванделль, который до сих пор молча сидел у окна, неожиданно вмешался в разговор.

– Господин Казанова, господин Ретиф де ля Бретон, мне очень приятно, что я оказался в одном обществе с вами и я хотел бы поблагодарить вас за такую приятную возможность получить уроки соблазнения, – без малейшей тени иронии сказал он. – Я не слишком хорошо знаком с женщинами, и для меня очень любопытно узнать, как вы знакомитесь с женщинами, как разговариваете с ними, как улыбаетесь им. Поверьте, это настоящий урок для меня. С этими словами он неожиданно надел на голову шляпу.

– Прошу прощения за то, что одеваю при вас свою шляпу, но, поверьте, я делаю это лишь для того, чтобы с почтением снять ее перед вами.

Именно это и проделал господин де Ванделль, вызвав мягкую улыбку Ретифа. Однако Казанова все-таки уловил в голосе господина де Ванделля нечто, что заставило его засомневаться в искренности собеседника.

– По-моему, этот господин издевается над нами, – бесстрастным голосом сказал Казанова. Ретиф развел руками.

– Что ж, он имеет на это право. Господин де Ванделль – один из богатейших людей Франции. Казанова равнодушно отвернулся.

– Для меня это никогда не имело никакого значения. Однажды в Париже я избил банкира Соломона Ротшильда. На лице его появилась грустная улыбка. – Наверное, поэтому я теперь стал таким нищим и путешествую в почтовом дилижансе, а не в собственной карете.

– А я вообще никогда не имел никакого отношения к банкирам, – весело воскликнул Ретиф де ля Бретон. – К сожалению, они тоже не замечают меня. Поэтому я такой худой и старый.

Дамы рассмеялись, а господин де Ванделль торопливо возразил:

– Нет, нет, господа, вы напрасно думаете, что я над вами смеюсь. Я говорю совершенно серьезно. У вас такое богатое прошлое, что вы не замечаете настоящего. Все, что я говорю, это чистая правда. Вы увлечены рассказами о своем минувшем, именно поэтому не заметили, какими взглядами смотрят на вас эти дамы. Кто знает, может, именно сейчас, именно в этой карете, я присутствовал при вашей очередной личной победе, господин Казанова или господин де ля Бретон.