– Но ведь вы говорили ему, что не знакомы с ним.
– А, вы заметили? Да, я специально так сделал. Кучер все еще выглядел расстроенным и никакие уговоры Жакоба, даже золотой луидор, не успокаивали его.
– И все-таки, мне не следовало ехать, – тяжело вздохнув, сказал он, – ведь у этого человека был билет. Сейчас он наверняка подаст на меня жалобу, и тогда я потеряю работу.
– Этого не может быть. Во-первых, у него не было билета с самого начала, а во-вторых, он не станет жаловаться. А почему он должен жаловаться на вас?
Речь о Николя Ретифе де ля Бретоне шла и внутом дилижанса. Пассажиры сидели в карете на двух широких сиденьях лицом друг к другу. Мистер Томас Пенн устроился рядом с двумя дамами в шляпках, покрытых дорожной вуалью. Господин де Ванделль и его спутник сидели напротив. Его соседом был пожилой, хорошо одетый господин довольно желчного вида, который брезгливо поджав губы, смотрел на шумные толпы горожан и солдат.
– По правде говоря, мистер Пенн, – сказал господин де Ванделль, – я представлял себе известного писателя Николя Ретиф де ля Бретона совсем по-другому.
Американец усмехнулся.
– Интересно, каким же вы его себе представляли? Господин де Ванделль неопределенно пожал плечами.
– Ну, не знаю… Мне казалось, что у него будут хорошие манеры, что он будет прилично одет.
– О чем вы говорите, – недовольно пробурчал господин с желчным лицом, – это же фавн, настоящий фавн. Вы читали, что он пишет о нравах парижского дна? Я сразу же понял, что этот Ретиф де ля Бретон ничем не отличается от тех, кого описывает.
Мистер Пенн развел руками.
– Было бы странным ожидать от него изысканных манер, но вы, похоже, ничего не читали, кроме его «Парижских заметок».
В карете было довольно душно, и сидевшая рядом с американцем дама достала веер и начала торопливо обмахиваться.
– Благодарю вас, мадам, – на ходу заметил мистер Пенн, продолжив, – господин Ретиф де ля Бретон – один из лучших современных писателей Франции. Его перу принадлежит более сотни работ, и это только крупные произведения – эссе и романы, я уж не говорю о сотнях памфлетах и статей.
– Вот-вот, – подхватил господин де Ванделль, – я тоже был убежден в том, что человек, написавший много достойных произведений, будет выглядеть по-другому.
Желчный господин презрительно фыркнул и отвернулся.
– Но то, что он описал в своих «Парижских ночах», просто омерзительно, – буркнул он. Мистер Пенн рассмеялся.
– Что ж, значит, таков Париж…
Констанция не вступала в разговор, с тревогой глядя на отряды национальной гвардии, которые заполняли парижские улицы. Судя по всему, в городе поднялась тревога. Констанции были известны причины такого необычного возбуждения, но ей не хотелось привлекать излишнее внимание спутников, а потому она предпочитала молча смотреть в. окно.
Дама, сидевшая напротив Констанции у окна, также вступила в разговор, касающийся Ретифа де ля Бретона.
– Я читала несколько его произведений, в том числе и «Парижские ночи». Не могу сказать, чтобы он стеснялся в выражениях.
– Да, у него такой стиль, – подтвердил господин Пенн. – Я считаю, что ничего нового тут нет. Он склонен видеть в деяниях человека проявление природных наклонностей, а природа, как известно, всегда права.
– Он всегда с симпатией пишет о нищих, проститутках, пьяницах и бродягах. Мне это не нравится, – продолжила дама, – однако, вы правы, у него, действительно, есть собственный стиль.
– А ведь когда Ретиф де ля Бретон начинал писать, он специально копировал стиль Дидро и Бомарше, так было легче пробиться к читателю.
– Да, может быть, я и не читал его философские эссе, – снова вступил в разговор пожилой желчный господин, – но в «Парижских ночах» столько непристойных подробностей и скабрезностей, что иногда просто
оторопь берет. По-моему, такие книги нужно сжигать в общественных местах.
Мистер Пенн язвительно заметил:
– Уж не вместе ли с автором?
Пожилой господин скривился и умолк. Дама с веером, сидевшая рядом с господином Пенном, примирительным тоном сказала:
– Дорогой, не нужно затевать спор. Эти слова были обращены к желчному господин который буркнул:
– А я и не спорю. У меня есть свои глубокие убеждения о том, как нужно относиться к подобным авторам и с меня этого вполне достаточно.
Пожилая дама, судя по всему, жена соседа господина де Ванделля, обратилась к собеседнице, сидевшей напротив Констанции.
– Мадам, а вы читали «Парижские ночи»? Госпожа, одетая во все черное, с черной вуалью на лице торопливо ответила:
– Нет, нет, я только пролистала эту книгу. Приличия не позволяли мне читать ее.
Констанция на мгновение отвлеклась от созерцания переполненных парижских улиц и с улыбкой сказала:
– А я читала.
После того, как изумленные взгляды пассажиров дилижанса обратились к ней, она добавила:
– И с огромным удовольствием.
– Вы читали книги этого господина де Ретифа? – с изумлением произнесла строгая дама в черном.
Сквозь прозрачную белую вуаль была видна улыбка на лице Констанции.
– Мне даже показалось, что эти книги проникнуты каким-то удивительным вдохновением, – задумчиво сказала она. – У господина Ретифа есть свой образный мир, свой стиль мышления, своя манера письма. По-моему, он, действительно, очень талантлив.
– Боже мой, о чем вы говорите, – брезгливо сказала строгая дама, – этот Ретиф с таким восторгом описывает парижское дно.
Констанция пожала плечами.
– Ну и что? По-моему, главное, как он это делает. В произведениях господина Ретифа мне особенно нравятся те места, которые посвящены мужчине, женщине, любви.
Мистер Пенн, сидевший на одном сидении с Констанцией, посмотрел на нее с благодарностью.
– Как приятно слышать о том, что есть аристократы которые не презирают народ, – сказал он. – По-моему таких людей во Франции можно пересчитать по пальцам.
Желчный господин посчитал своим долгом высказаться.
– А по-моему, делать народ главным героем литературного произведения – это просто отвратительно, – с выражением в голосе сказал он. – Это не вписывается ди в какие литературные традиции.
Его супруга, пожилая дама с веером, выслушав слова мужа, сказала:
– И все-таки я думаю, что мне нужно будет прочитать что-нибудь написанное этим господином Ретифом, хотя бы для того, чтобы повысить наше образование.
– У нас и так хорошее образование, – проворчал ее супруг.
Господин де Ванделль улыбнулся.
– Я впервые познакомился с произведениями Ретифа де ля Бретона, прочитав одну из его статей в газете «Парижские ведомости». Это было давно, лет пятнадцать назад. Вы знаете, что меня поразило? В каждой строчке этого произведения был какой-то необыкновенный огонь. Это было несомненно талантливо. Но, кроме того, в этой самой статье господин Ретиф предсказывал те бурные потрясения, сквозь которые придется пройти Франции. Он не просто предсказывал их, но и предостерегал. И что интересно – прошло столько лет, а все предсказания господина Ретифа в точности сбылись. Это просто поразительно.
Едва господин де Ванделль умолк, как мистер Пенн подхватил его слова.
– Я готов во всем согласиться с вами. Именно после того, как я прочел несколько первых статей господина Ретифа де ля Бретона, у меня появилась страсть к публицистике. Я даже наизусть помню слова, которые он тогда писал: «Богатые, не будьте суровы и надменны. Берегитесь, готовится революция. Революция, которая станет гибельной для вас. Аристократия не поняла народа. Она не смогла и не захотела его понять. Однако, этот народ больше не хочет и не забудет переносить социальную несправедливость, царящую в обществе. Он уничтожил его. Слушайте плебея, который живет в народной среде».
Дама с веером изумленно посмотрела на мистера Пенна. – Именно так написал господин Ретиф?
– Да. Художник часто предвидит события, которые могут случиться. Он живет ощущением того, что происходит, что витает в воздухе. Гораздо раньше всех остальных граждан он чувствует это и описывает в своих произведениях. Именно таков господин Ретиф де ля Бретон.
Желчный аристократ обвиняюще ткнул пальцем в господина Пенна.
– Именно такие люди, как вы, несут ответственность за все происходящее в обществе. Все эти философы, памфлетисты, мыслители, интеллектуалы, одним словом, они развращают общество своей иронией, они издеваются над нравами, установленными в веках. Возмите, например, этого господина Бомарше.