Жюльетта Бенцони - Констанция. Книга вторая

Виктор от неожиданности отскочил, поскользнулся и, беспомощновзмахнув руками, рухнул на спину.

А Филипп успел наступить ногой на запястье руки, в которой Виктор сжимал кинжал. И тут же, не давая противнику опомниться, приставил острие своей шпаги к его горлу.

Виктор зло захрипел, но ничего не мог поделать. Двое его людейбеспомощно переглядывались, но были бессильны, ведь Марсель Бланше держал их на прицеле.

— Ну что же, убивай меня, что же ты медлишь? — зло проговорил Виктор, закрывая глаза.

Он ощущал острие шпаги на своем горле, каждое мгновение могло стать для него последним.

» Ну что же он медлит? — думал Виктор, — наверное, он хочет насладиться, видя мою беспомощность «.

— Убивай! — вновь прохрипел Виктор и почувствовал, как кожапод острием шпаги натянулась. И тут раздался иступленный крик Констанции.

— Остановись, Филипп! — и девушка вцепилась ему в руку. — Я заклинаю тебя, не убивай его!

Филипп словно очнулся. Он посмотрел в лицо Констанции и увидел такую невыносимую тоску и мольбу в ее глазах, что ему сделалось не по себе.

Он отбросил шпагу в сторону и отступил.

Виктор, еще не веря в свое спасение, приподнялся на локтях и судивлением посмотрел на Констанцию. Он не ожидал от нее подобного.

— Убирайся отсюда! — закричал Филипп Виктору. — Убирайся и никогда больше не появляйся возле моего дома, иначе я убью тебя! Благодари Констанцию за свое спасение.

Он развернулся и пошел к дому.

А Марсель Бланше прохрипел:

— Забирайте трупы своих людей и проваливайте отсюда! И не показывайтесь здесь, иначе я пристрелю вас!

Виктор поднялся на ноги.

Констанция стояла всего в трех шагах от него, и Виктор попытался шагнуть к ней. Но взгляд Констанции был красноречивее любых слов — между ней и Виктором стояла невидимая стена, за которую Виктор не мог сделать и шага.

Он опустил голову и бросил своим людям:

— Собирайте убитых, уходим.

А сам, пошатываясь как пьяный, двинулся в темноту.

За час до рассвета начался проливной дождь. Он и погасил уже догоравшие постройки и стога соломы.

Дом Абинье представлял собой ужасное зрелище — выбитые двери, разбитые окна, закопченные стены. Но еще более ужасно было внутри — перевернутая мебель, пулевые отверстия в стенах, разбитая посуда, кровь на полу и на стенах.

С каждой минутой Марселю Бланше становилось все хуже и хуже. Он уже не приходил в себя, бредил, выкрикивал какие-то слова, имена, шептал молитвы. Потом силы оставляли мужчину, и его голова запрокидывалась, а глаза закатывались.

Лилиан и Этель сидели у изголовья постели. Лилиан держала руку Марселя в своих ладонях и слезы, которые текли по ее лицу, капали на грудь Марселя Бланше.

— Держись, держись. Марсель, все будет хорошо, — шептала девушка, все еще надеявшаяся на то, что Марсель сможет самостоятельно выбраться.

А он вдруг открыл глаза, криво улыбнулся и обвел собравшихся странным взглядом.

— Я скоро умру, — прошептал он бескровными губами, — вы слышите, я умру. Никогда не думал, что это так просто и никогда не надеялся, что умру в своей семье.

Этель наклонилась к брату, приложила к его горячему лбу мокрое полотенце.

— Брат! Брат! Марсель! Я люблю тебя! Держись из последних сил!

— Нет, Этель, нет, сестра, жизнь покидает меня, — Марсель ввзяал ладонь Лилиан и та разрыдалась. — Не надо плакать, Лилиан, это тебе не к лицу, ты славная девушка, ты лучшая девушка из всех мне известных. Ты так смело боролась с этими проклятыми Реньярами, ты дорога мне и если мне повезет предстать перед всевышним, я обязательно попрошу, чтобы он послал тебе счастье, чтобы он послал тебе хорошего мужа и славных детей.

— Марсель, не говори так, береги силы, ты обязательно выздоровеешь, рана не очень глубокая, — соврала Лилиан.

— Ты пытаешься меня обмануть, племянница, но Марсель Бланше за свою жизнь видел столько всяких ран, что научился безошибочно определять, какая рана смертельная. И моя, я скажу тебе, Лилиан, смертельная, мне уже не выкарабкаться.Филипп, подойди! — зашептал Марсель Бланше, пальцем подзывая племянника.

Филипп опустился на колени и склонился к Марселю. Тот был настолько слаб, что говорил чуть слышно. — Береги мать и свою сестру, а также береги Констанцию. Она славная и лучше покиньте этот дом, уходите куда-нибудь, я вам советую. А потом, может быть, вернетесь сюда и будете счастливы.

Марсель Бланше отстранил от себя Филиппа и поманил пальцем Этель. Женщина со скорбным лицом тоже опустилась на колени и склонилась к самой груди Марселя. — Этель, прости меня за все, прости, если я причинял тебе беспокойства, прости за то, что ты страдала из-за меня.

— Что ты. Марсель, успокойся, может быть, все еще будетхорошо.

— Нет, сестра, мои дни сочтены, даже сочтены мои минуты.

Марсель странно дернулся, его глаза закатились, а из горла вырвался стон.

— Он умирает, — сказала Этель, — и мы остаемся одни.

Но жизнь все еще не покинула Марселя. Его душа пока еще оставалась в теле. Он вздрагивал, хрипел, выкрикивал свое имя, кого-то проклинал. Но потом вдруг стих, по его щекам покатились слезы, на губах появилась блаженная улыбка, он поднял руку и несколько раз взмахнул ладонью, давая прощальный знак всем близким людям. Его душа покинула тело, а на лице застыла блаженная улыбка.

Этель положила свою ладонь на лоб брата и закрыла глаза.

— Господи, прими его душу в свои объятия, прости ему все прегрешения. Он был хорошим человеком, может ошибался, может быть, когда-нибудь злил тебя, но он никогда не держал на людей зла и если мог, то помогал им. Прости его, господи!

Филипп работал без устали целый день. Он выкопал глубокую яму под старым деревом. Марселя завернули в его кожаный плащ и опустили в землю. Женщины плакали, а Филипп держал себя в руках. Он принес из дому Библию, старую, с пожелтевшими страницами, ту, по которой отец учил его читать, развернул и прочел отходную молитву.

Едва смолк его голос, как из конюшни послышалось тревожное, похожее на плач ржание лошади. Филипп вздрогнул.

— Это конь Марселя, — сказал он и зашагал через весь двор к конюшне.

Он выпустил лошадь и та сразу же бросилась к разверстой могиле. Она бегала вокруг женщин, заглядывала в темную глубину, где лежал ее хозяин, и жалобно ржала. От этого ржания слезы сами катились по щекам людей.

— Уведи ее, Филипп, — сказала Этель, — ее ржание разрывает мое сердце.

Филипп хотел поймать лошадь, но та отбежала и стала носиться по двору.

Она далась в руки только Констанции. Девушка отвела ее в конюшню и вернулась только тогда, когда закрыла ворота.Этель взяла горсть влажной красноватой земли и бросила в яму. Ее движение повторили Констанция, Лилиан и Филипп.

— Идите, идите в дом, я зарою могилу сам, — сказал Филипп ивзялся за лопату.

Он работал не останавливаясь, и вскоре под старым деревом появился холм свежей земли. Филипп взял крест и поставил его уизголовья. А затем написал на желтой струганой древесине имя своегородственника.Буквы краснели, как будто были написаны свежей кровью, они буквально кровоточили на свежей древес они были похожи на рваные раны.

Когда Филипп вернулся в дом, на столе стояли бутиль с вином и глиняные чашки.

— Помянем Марселя, он был хорошим человеком сказала Этель, разливая вино. Все выпили молча и стоя.

— Как же, мама, мы теперь будем? — спросила Лилиан.

— Они вернутся, — ответила Этель.

— Да, да, они придут, — в голосе Констанции было что-то странное, она чувствовала себя виноватой за то, что удержала Филиппа, когда он был уже готов убить Виктора Реньяра. — Они вернутся и начнется что-то страшное. Пощады не будет ни для кого.

— Я убью его во второй раз, — прошептал Филипп, сжимая кулаки. — Надо собрать все оружие, мама, и будем готовиться к бою.

Женщины разошлись по дому, собирая разбросанные повсюду ружья и пистолеты.Филипп осмотрел оружие.

— Что ж, будем снова отливать пули. Ведь нам ничего больше неостается, нам никто не поможет, если мы не поможем себе сами.

— Да, сын, ты прав, — вскинула голову Этель, — мы можем рассчитывать только на свои собственные силы да на то, что нас защитит бог.

Констанция прижала руку к груди и вдруг послышался далекий конский топот.

Филипп огляделся, схватил ружье и бросился к двери. Женщины замерли на своих местах, понимая, что сейчас начнется что-то страшное.