Около семи вечера я, пошатываясь, побрел обратно в офис, окончательно уяснив, что даже при самых любезных отношениях с клиентами недопустимо превращаться в «шлюху от юриспруденции», как изысканно выразился Роберт в процессе очередного обмена мнениями.
Он не принадлежал к числу тех клиентов, с которыми наша фирма обычно имела дело. Типичный клиент «Баббингтона» был скорее солидным бизнесменом, нежели скромным представителем городской администрации. Но Роберт являлся братом жены одного из наших компаньонов. Я не долго пробыл у себя, когда этот компаньон, хваткий и поднаторевший в тяжбах, вызвал меня к себе в кабинет.
– Ну, как денек? – спросил он.
– Как это говорят в официальных сообщениях? У нас был откровенный обмен мнениями.
– С Робертом иногда трудно иметь дело, – согласился он добродушно. – Видели бы вы его в Рождество. Он готов взорваться, как атомная бомба, если ему не позволят разрезать рождественскую индейку.
Меня удивило, как это ему вообще позволяют брать в руки нож.
– Как правильнее построить с ним отношения?
– Отвечать еще более крепкими ругательствами. Это единственный способ завоевать его уважение. Моя тетя больше не ходит к нам на Рождество.
– Я не уверен, что у меня хватит словарного запаса.
Он ехидно улыбнулся.
– Пожалуй, вам будет легче, если я скажу, что вы не обязаны этого делать.
Он был прав, но тут я предпочел промолчать, чувствуя себя глубоко удрученным: я понимал, что это еще и поглотит мои оплачиваемые часы. На что я мог рассчитывать, делая бесплатную работу для компаньонов фирмы?
– Не беспокойтесь, – сказал он, демонстрируя понимание ситуации. – Я улажу это с Грэхемом.
Обратной стороной медали было то, что поддержка такого влиятельного компаньона, как этот, могла оказаться отнюдь не лишней.
Вместо того, чтобы вернуться к письменному столу, я пошел проведать коллег, но все кабинеты оказались пустыми. Как и в большинстве юридических фирм, манера работать на виду у всех не привилась в «Баббингтоне». Юристы утверждают, что характер их работы требует уединения. И наличие отдельных кабинетов означает, что их работа будет укрыта от посторонних глаз.
Самым серьезным исключением в данном случае являлись стажеры, разделявшие кабинет со старшим юрисконсультом, который контролировал их работу. Это напоминало порядки в частных школах, где младшие ученики обслуживали старших. Только физическое унижение сглаживалось необходимостью решать самые изощренные задачи, какие только может подбросить юриспруденция, и потому наши разговоры были невероятно скучны.
– Они пошли в пивную, – сказал стажер, который разделял кабинет с Эшем. Он явно был оставлен для успокоения совести Эша, потому что письменный стол юнца был завален грудой справочников.
– Будешь работать допоздна? – спросил я.
Он указал на книги, жалобно промямлив о каком-то исследовании.
– Эш сказал, что это должно быть сделано к завтрашнему дню.
Выражение его лица было мне хорошо знакомо.
– А у тебя, наверно, планы на сегодняшний вечер?
– Естественно. Я уже пятый раз надуваю свою девушку.
Я пожал плечами, понимая, что тут ничем не поможешь. Мы все прошли через это.
– Ничего, со временем все утрясется.
– Утрясется? – спросил он с надеждой.
– Конечно. Она тебя вскоре непременно бросит.
Меня раздражало, что они не оставили мне записки, хотя, если они отсутствовали на работе в понедельник вечером, то могли быть только в одном месте. Управившись со своими делами, я направился в местный ресторанчик – элитное заведение, где, казалось, цены на пиво приводились в соответствие с суммами гонораров, которые «Баббингтон» получал своих клиентов. Это делало данное заведение самой дорогой пивной в мире, но нам оно нравилось из-за большого количества закутков, где можно было устраивать всякие сборища.
Большую часть воскресного дня меня одолевала моя паранойя, и теперь я заявился туда, чтобы напомнить им о своих инструкциях в отношении Кляузной Элли: не заводить дружбу, не поощрять, проявлять враждебность и всемерно поддерживать Чарли.
В мыслях я постоянно возвращался к событию, происшедшему примерно пять лет назад, когда мы с ней были на дне рождения у одного из старых школьных друзей. Незадолго до этого я порвал с подругой, которая мне нравилась, и, чувствуя дискомфорт, собирался установить более тесные контакты с Элли. Мне нужен был близкий друг, и никто, кроме нее не годился на эту роль. Большую часть вечера она игнорировала меня, пока я не прижал ее в углу возле туалетов.
– Элли, нам нужно поговорить, – начал я.
– О чем? – осведомилась она без всякого энтузиазма.
– Мне не нравятся наши нынешние отношения.
– Чтоб мне провалиться! – сказал Гарри Добс, проходя мимо нас в туалет. – Неужели вы начали разговаривать друг с другом? Мир перевернулся, что ли?
– Не понимаю, о чем это вы, – бросила Элли нам обоим.
– Тебя что-то смущает? – спросил я.
– Все очень просто, – бросила Мэнди Лоу, заходя в дамский туалет. – Ей шило в задницу вставили.
Элли перевела дыхание.
– Тебе не мешало бы поправиться, Чарли. Я заметила, что ты за последнее время немного похудел.
Это была игра для двоих.
– Ты понимаешь, что значит работать в Сити, в такой престижной юридической фирме? Наверно, нет.
Она работала в прекрасной фирме, но не такого уровня, как «Баббингтон».
– Я слышала, что тебя недавно опять бросили, – проговорила она с усмешкой. – Прими мои соболезнования. Надеюсь, это было не слишком мучительно?
– Однако тебе ведь приятно было кое с кем повидаться по прошествии нескольких месяцев.
По словам мамы, получавшей сведения из семейства Грей, Элли прекратила все свидания, чтобы полностью сосредоточиться на работе.
Последовала тягостная пауза.
– Слушай, Чарли, мы уже взрослые люди. Нам ведь не по семнадцать лет. Стоит ли начинать все сначала?
– Ну, не будем, если тебе этого не хочется. – Я начинал злиться. – Ты ведешь себя, как ребенок.
Она сжала кулаки, как делала всегда в сильном возбуждении. На протяжении нашей многолетней конфронтации это ее свойство только утвердилось.
В этот момент из туалета появился Гарри.
– Похоже, тут и впрямь серьезная дискуссия, – ухмыльнулся он. – Подумать только! А нам-то всегда казалось, что вы поженитесь.
Я быстро терял хладнокровие.
– Знаешь, Элли, а ведь Мэнди не права. Тебе в задницу невозможно вставить шило, потому что там у тебя голова.
– А не пошел бы ты, Чарли, к чертовой матери! – бросила она и удалилась.
Небрежность, с какой она дала мне от ворот поворот, сильно задела меня за живое. В этом она была вся – эта Надменная Элли…
Чтобы удостовериться, что мои сослуживцы все поняли, я велел им поклясться в этом самыми дорогими для них вещами: Эша – полным ящиком презервативов, Ханну – фотоснимком с. автографами группы «Бэй Сити Роллерс», а Люси – комплектом нижнего белья ручной работы, полученным от фирмы «Баббингтон Боттс» за ее молчаливую и решительную подрывную деятельность, выражавшуюся в просиживании без дела на виду у старшего компаньона, о чем она и поведала, показав нам этот подарок в один из веселых вечеров в пятницу.
Вообще-то мне следовало бы знать их получше. Я обнаружил всю компанию в нашей излюбленной кабинке в конце зала, насчитав четыре головы. И еще до того, как приблизился к ним, узнал черные до плеч волосы женщины, сидевшей спиной ко мне. Мое сердце пустилось в галоп, и я почувствовал, как запылало мое лицо. Последний раз я видел Элли месяцев семь назад во время Пасхи, которую наши семьи праздновали вместе у нас дома. Мы тщательно соблюдали дистанцию, пока нашим матерям не удался замысел усадить нас вдвоем на кухне. Они заглядывали в дверь все еще отчаянно пытаясь убедить нас поладить, бывать в обществе, пожениться, завести детей и объединить наши семьи. Не имея особых резонов слишком долго любезничать друг с другом, мы умудрились целую минуту поговорить о юриспруденции, прежде чем наши матери были отозваны по причине срочной необходимости разрезать торт. Несколько секунд мы молчали, уставившись друг на друга, а потом Элли удалилась.
А вот теперь нам, кажется, вновь предстояло стать лучшими друзьями.
– Хэлло, Чарли! – радостно воскликнула Элли.
Остальные были достаточно воспитаны, чтобы выглядеть смущенными.
– Я только что рассказывала Люси, как ты любил бегать по улице голышом, когда был помоложе. Мне в то время было лет пять.