Нил Роуз - Контора

– Привет, Элли! Знаешь, Люси, это было очень давно, – сказал я, еле сдерживая раздражение.

– Конечно, – отозвалась Элли, – по меньшей мере в пятилетнем возрасте.

Все рассмеялись, а я изобразил на лице натянуто улыбку, пытаясь подавить прилив пока еще не оформившегося возмущения.

– А в школе было еще забавней, – сказал я. – Мальчишки звали ее Элли-слонихой.

На этот раз никто не засмеялся, и все, кроме Элли, выглядели смущенными. Так им и надо, предателям.

– Я немного перебрала в весе, когда мне было примерно семь лет, – равнодушно промолвила Элли.

Люси предложила мне сходить за напитками. Я согласился при условии, что мне поможет Ханна. Она пошла на это без энтузиазма.

Возле бара я обернулся к ней, расстроенный и злой:

– Не слишком ли это круто? Столько вопросов…

– Брось, Чарли! Она здесь впервые. Что ж нам оставалось делать? – Я почувствовал себя на самом деле преданным.

– А ничего. Это было бы самое лучшее. Ведь именно это вы мне и обещали.

– Мне очень жаль, Чарли. Правда, Но так надо было. Ты ж понимаешь. И, если честно, она не такая уж плохая, как ты ее описывал. По крайней мере, до твоего прихода все было нормально.

– Нет, нет, нет, нет! Она не так проста, как вам кажется, – проговорил я в отчаянии. – Она просто плетет свою паутину.

– Она очень хорошо о тебе отзывалась. Сказала, что ты всегда был яркой личностью с большими перспективами.

Я оцепенел от неожиданности. Последний раз, насколько мне помнится, Элли говорила в мой адрес столь же приятные слова лет пятнадцать назад, когда я помогал ей делать домашние задания по географии.

– А еще она рассказывала, что ее мать спала и видела, чтобы она вышла за тебя замуж, поскольку считала тебя лучшим из всех мужчин, которых когда-либо встречала.

Вопреки своим привычкам я проявил любопытство.

– И что же дальше?

– Эш сказал, что ее матери не много удалось выведать о тебе, и Элли улыбнулась.

– Ну и?..

– О, Чарли вдруг заинтересовался!

– Вовсе нет.

Я не слишком преуспел с годами в искусстве ведения дебатов.

– Врешь.

– Нет.

– Врешь!

Я взял стоящий перед ней бокал с вином и покачал его.

– Или ты сейчас же ответишь на мой вопрос, или я прикончу твое вино.

Ханна надулась.

– Она просто рассказывала нам, как вы были близки, и выражала сожаление, что ваши пути разошлись.

Я был заинтригован, хотя чувство досады еще не прошло. Потребовалось всего лишь немного банальной похвалы, чтобы разобраться в событиях последних тринадцати лет. Я сделал большой глоток из бокала Ханны и поймал ее встревоженный взгляд.

– Эй, это мое!

– Не очень-то приятно, когда твои друзья что-то у тебя отнимают, правда?

– Что мы у тебя отняли?

– Мое достоинство.

– Перестань! Ты потерял его, когда бегал голышом по улице.

– О господи, мне тогда было пять лет! В конце концов вы могли бы сделать то, о чем я просил.

Ханна неторопливо отняла у меня бокал вина, как полицейский, разоружающий преступника.

– Пойди поговори с ней сам. Может быть, она изменилась. Попытайся что-нибудь выяснить, и если ты и вправду хочешь, чтобы мы ее игнорировали, мы так и поступим.

Настала моя очередь дуться.

– Ты обещаешь?

– Это лучшее, что мы можем сделать. Хотя нам придется работать с ней, все же я могу дать такое обещание.

Опять экивоки – типичный ход юриста.

Мы вернулись в кабинку, и я втиснулся рядом с Люси, оказавшись напротив Элли. Мы пожирали друг друга глазами, чувствовалось подводное течение, набиравшее силу. Я понимал, как это было неловко. Она была так привлекательна и так шикарна, и одно время была для меня почти всем. Я воображал, что мы станем друзьями на всю жизнь, а может, и больше того. Но это была давняя история.

Когда речь зашла о компаньоне, у которого была такая конусообразная голова, какую никому из нас прежде не доводилось видеть, Элли тихо сказала:

– Я думаю, нам нужно поговорить.

Я заметил, что кулаки ее сжаты. Меня удивила интонация, с какой это было сказано. Мягкая, почти дружеская. Я непроизвольно кивнул.

– Позже, – прошептал я, и она кивнула в ответ.

И когда я вновь втянулся в общий разговор, меня охватило непонятное волнение.

– Если вам интересно узнать мое просвещенное мнение, – сказал я, – у него произошел несчастный случай с огромной точилкой для карандашей.

Примерно час спустя Люси, Ханна и Эш продефилировали к игровому автомату, чтобы принять участие в телевикторине, в которой они надеялись выиграть. Обычно я старался отговорить их от этого, поскольку сия увлекательная игра выдавала, как мало они знали о том, что происходит за пределами офиса, и это вызывало их сетования: ах, нет у нас никакой жизни! Но в данном случае я приветствовал их инициативу, поскольку оставался наедине с Элли.

Мы слышали, как Эш взволнованно воскликнул: «Глория Эстефан!», после чего автомат разочарованно заурчал.

– Кто же тогда Рики Мартин? – жалобно спросил Эш.

– Ну? – произнес я наконец.

– Ну? – эхом отозвалась Элли, устремив на меня пристальный взгляд.

– Вот мы и вместе.

– Да уж. Похоже, так оно и есть. Наблюдательность всегда относилась к числу твоих достоинств.

И тут разговор застопорился. Я взглянул на Элли – впервые за много лет более внимательно и без тени смущения. У нее были идеально правильные черты лица, очаровательная улыбка и восхитительно зеленые глаза – все это наделяло ее притягательной силой. Она принадлежала к числу тех соблазнительных женщин, которым прощают все их выходки, и знала об этом. Я не раз готов был поддаться ее чарам, но воздерживался, несмотря на сильное искушение.

Еще я мог бы добавить, что ей всегда свойственна была предприимчивость, что проявлялось не только в отношениях со мной. Это читалось по ее глазам.

Женщинам-юристам необходимо это качество. Некоторые мужчины могут сделать карьеру, зная, как зовут метрдотеля ресторана «Савой-гриль» и обходясь без всяких выкрутасов. Тогда как женщины порою сталкиваются со стандартной дилеммой: если вы обзавелись детьми, значит, считается, что вы отнимали чужое время, посещая университетские лекции, а если их у вас нет, компаньоны начинают шептаться, что вы недостаточно женственны на их рафинированные вкусы.

Но существует новая плеяда молодых женщин-юристов – таких, как Элли и Люси: полных решимости иметь свой кусок пирога или детей, или что угодно, лишь бы чувствовать себя комфортно. О Ханне я не мог бы этого сказать с полной уверенностью: иногда мне казалось, что она проявляет странную двойственность по отношению к выбору этой звездной карьеры, словно для нее здесь на самом деле не было ничего привлекательного – так, что-то вроде суетливой беготни с целью раздобыть для дачи кухню из соснового дерева.

Я предпринял новую попытку завязать разговор.

– Значит… ты знала, что я работаю здесь.

– Да.

– Так почему же ты тогда пришла сюда?

– Потому что это лучшая из фирм, где я хотела бы работать.

– Зная, что здесь работаю я.

– Чарлз, ты меня предупреди, когда захочешь выдать что-нибудь более существенное, чем столь блистательную банальность.

Она знала, что мне не нравится, когда меня называют Чарлзом.

– Прекрати, Элинор. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.

Это не возымело должного эффекта. Ей нравилось имя Элинор, поскольку для юриста оно было более подходящим, чем Элли.

– О'кей, я признаю, что твое присутствие здесь дает пищу для размышлений.

Пожалуй, я мог бы стать участником судебной тяжбы: мои вопросы поставили ее в зависимое положение.

– Но ты все же пришла. Почему? И тут она показала зубы.

– Я решила, что было бы несправедливо судить о «Баббингтоне» по такому субъекту, как ты.

Неужели так трудно соблюдать элементарные приличия?

– Знаешь, Элли, ты прямо наглядное доказательство того положения, что лучше молчать и слыть дураком, чем открывать рот и пытаться устранить все сомнения.

– Последуй сам своему совету, Чарлз, и заткнись, черт бы тебя побрал!

Мы перевели дух, неприязнь усиливалась. Совсем как в старые добрые времена, – подумал я мрачно.

Элли глубоко вздохнула.

– Чарли, нам нужно поговорить серьезно. Дальше так продолжаться не может. Пора бы тебе повзрослеть. Ты считаешь, что у меня должно пропасть, желание поступить в лучшую юридическую фирму Сити только из-за того, что здесь работаешь ты? С какой стати? Неужели ты думаешь, что мне настолько ненавистна перспектива работать с тобой, что я изменю свои планы?