Неожиданно горец открыл ей свои объятия, и Микаэла, забыв все сомнения, бросилась ему на грудь. Он обнял молодую женщину и стал покрывать поцелуями ее лоб, щеки, уголки губ, а потом принялся гладить ее спутанные, мокрые от дождя волосы. Она обхватила обеими руками его талию, спрятала лицо на могучей груди, и ей сразу стало покойно и тепло. Когда Дайрмид поцеловал ее, она застонала от радости и облегчения.
У губ Микаэлы был привкус слез, морского ветра и чистой дождевой воды, струившейся по ее лицу. Дайрмид поцеловал ее так жадно, как будто этот поцелуй мог навеки соединить его с Микаэлой душой и телом. Ее руки обнимали его, ее губы отвечали ему, она плакала, давая выход своим чувствам, и он вдруг пожалел, что мужчины не имеют на это права…
Дайрмид пришел к обрыву один, в надежде окончательно изгнать из своего сердца застарелую боль и обрести наконец долгожданный душевный покой. Эта боль не покидала его после рождения Бригит, но свершилось чудо – ребенок Сорчи остался жив, и боль начала утихать, мало-помалу уступая место тихой радости. Дайрмид чувствовал себя обновленным; он знал, что до конца своих дней не забудет того печального дня, когда родилась Бригит, но теперь уже не будет корить себя за то, что случилось. Гибель брата и матери Бригит – не его вина, он сделал все возможное для их спасения, но им просто не суждено было выжить. Только что на его глазах Микаэла точно так же боролась за жизнь Ангелики и, казалось, проиграла, но, к счастью, на сей раз судьба была на их стороне.
Дайрмид расправил плечи, глубоко, с облегчением, вздохнул и прижал Микаэлу к сердцу. Он свободен! Вместе с болью в прошлое ушли и ее спутники – сожаление и гнев, их смыли дождь и слезы Микаэлы. С кончиной Анабел рухнула темница, в которой томилась его неприкаянная, обреченная на вечное одиночество душа, он обрел мир с самим собой и надежду на счастье!
Ощущая в своих объятиях хрупкое тело Микаэлы, Дайрмид вдруг почувствовал, что его переполняет благодарность. Как он мог не понять, что эта женщина сама – настоящее чудо! Несколько месяцев назад, бездумный и бесшабашный, он потребовал, чтобы она исцелила Бригит, а она подарила ему другое счастье – свою беспредельную любовь. Только дурак мог не оценить этого поистине царского дара!
Ему так много надо было ей сказать, но он только еще теснее прижал ее к себе и поцеловал, надеясь, что губы и руки скажут о его чувствах красноречивее слов. Главное – она с ним, она принадлежит ему вся, без остатка, а слова могут и подождать!
Он снова приник к ее раскрывшимся губам, лаская языком теплое влажное нёбо и чувствуя, как по его телу разливается пламя желания. Дождь усилился, но Дайрмид его не замечал. Микаэла была такой теплой, мягкой, податливой… Едва оторвавшись от ее губ, он снова припал к ним, как умирающий от жажды припадает к живительной влаге, и вдруг явственно ощутил, что по телу Микаэлы пробежала дрожь.
– Боже, ты совсем вымокла, родная! – опомнился Дайрмид. – Почему ты не надела плащ?
Банальные слова, но он и не смог бы сейчас сказать ничего иного; его переполняла любовь, перед силой и глубиной которой он терялся, испытывая лишь одну потребность: защищать, обнимать, любить Микаэлу.
Любить ее… От этой мысли у него перехватило дыхание, по коже побежали мурашки.
– Давайте вернемся, – пробормотал он, задыхаясь, и, не дожидаясь ответа, поднял ее на руки и понес обратно в замок.
Покорное тело Микаэлы показалось Дайрмиду почти невесомым, но по тому, как она устало опустила голову ему на грудь, он понял, что силы ее на пределе. Стражника на месте не было – должно быть, отмечал с товарищами рождение дочери своего господина. Не замеченный никем, Дайрмид прошел к лестнице и стал подниматься наверх.
– Опусти меня на пол, – улыбаясь, попросила молодая женщина, – я вполне могу идти сама…
Он выполнил ее просьбу, и когда она взяла его за руку и пошла рядом, у лэрда быстрее забилось сердце. Недавно они уже поднимались так, рука об руку, по этой самой лестнице, а потом были лихорадочные поцелуи в ночи… Почувствовав его волнение, Микаэла подняла на него испытующий взгляд, и по ее глазам Дайрмид понял, что она тоже хорошо помнила ту ночь.
Наконец они поднялись на второй этаж. Волнуясь все сильнее, лэрд повел молодую женщину по темному коридору.
– Я хочу заглянуть на минутку к Сорче, – сказала она.
– Не стоит, – покачал головой Дайрмид, – ведь ты совсем вымокла и замерзла. О сестре позаботится Мунго. Кто-кто, а он сумеет привести в чувство старую повитуху и заставит ее делать свое дело! Тебе надо отдохнуть.
Не останавливаясь, они миновали полуоткрытую дверь хозяйской спальни – оттуда слышался громкий крик малышки, воркование молодой матери, радостный голос Мунго и ворчание Гьорсал.
К счастью, коридор был пуст. Никто не видел, как Дайрмид с Микаэлой вошли в ее комнату и закрыли дверь на задвижку. Лэрд посмотрел на свою возлюбленную – ее лицо, смутно белевшее в скудном свете занимавшейся зари, казалось сотканным из серебряных нитей.
Он с нежностью погладил ее по мокрым волосам и пробормотал:
– Тебе надо переодеться, родная, и лечь в постель.
Молодая женщина положила руку ему на грудь, и он даже через мокрую рубашку ощутил жар ее тела.
– Побудь со мной, – прошептала она, всматриваясь в его глаза. – Ты мне сейчас так нужен…
Дайрмид судорожно сглотнул, чувствуя, как от прилившей крови напрягается его плоть. Он протянул руку и начал расстегивать серебряные пуговки на вороте ее черного саржевого платья, потом расстегнул медный пояс, стягивавший ее тонкую талию, потянул за длинные узкие рукава и одним движением стащил с нее платье.
Микаэла осталась в одной свободной светло-желтой сорочке, под которой соблазнительно прорисовывалась грудь с напрягшимися от холода или от желания сосками. От этого зрелища кровь бросилась ему в голову и застучала в висках, но он усилием воли заставил себя не торопиться – теперь ему хотелось сполна насладиться любимой. Нежно проведя ладонью по груди Микаэлы, он опустился на колени, взял ее узкую маленькую ножку и принялся расшнуровывать высокий кожаный сапожок. Со вторым сапожком Дайрмиду удалось справиться быстрее. Потом он отстегнул кожаные подвязки, стянул тонкие чулки из светлой шерсти и покрыл поцелуями изящные ноги Микаэлы с тонкими щиколотками.
Молодая женщина погрузила пальцы в его густую шевелюру, погладила по широкому лбу, небритым скулам, и Дайрмид чуть не задохнулся от нежности. Он поймал ее руку, прижался к ней губами, а потом поднялся и притянул Микаэлу к себе. Она прижалась к нему мягкими полушариями грудей, и Дайрмид почувствовал, что его выдержки хватит ненадолго. – Твое покрывало улетело в море, – пробормотал он, гладя ее мокрые волосы. – Я так рад!
– Ты рад? – переспросила она едва слышно.
– Конечно! Оно тебе больше не нужно. Долой вдовий наряд! – Он вынул одну за другой шпильки из слоновой кости, которые удерживали ее закрученные возле ушей косы, и чудесные волосы Микаэлы рассыпались по плечам каскадом лунного света. – Теперь ты можешь выбирать себе какое хочешь одеяние, моя красавица! Ты свободна! И я свободен, потому что Анабел…
– Я знаю, – прошептала Микаэла. – Твоя жена умерла.
Дайрмид изумленно уставился на нее и открыл было рот, чтобы все рассказать, но она приложила палец к его губам:
– Не надо, мы поговорим об этом после.
Сильно озадаченный, он, однако, не стал настаивать.
– Что ж, поговорить можно и после, но новую жизнь мы начнем с тобой прямо сейчас, в этой комнате!
Микаэла кивнула и робко улыбнулась, глядя на него большими, внезапно потемневшими глазами. В ее лице было столько беспредельной любви и чистоты, что у Дайрмида комок подкатил к горлу. Встав на цыпочки, Микаэла нежно поцеловала его, и от прикосновения ее губ все его старые обиды и печали окончательно ушли в небытие.
Молча расстегнув топазовую брошь на пледе, молодая женщина спустила его с плеч Дайрмида и стала расстегивать медную пряжку на широком поясе, который удерживал плед на талии. Когда пояс упал на пол, она потянула за край пледа, и тяжелая шерстяная ткань оказалась у нее в руках.
Дайрмид взял плед за края, закинул его, как невод, за спину возлюбленной, притянул к себе, и она оказалась в теплом кольце его объятий. Они замерли, тесно прижавшись друг к другу, а потом он наклонился и поцеловал ее.
Микаэла глубоко вздохнула, опустила голову ему на грудь, и это мгновение поколебало его решимость не спешить, испить чашу любви медленно, но до последней капли. Ему захотелось взять Микаэлу сейчас же, и Дайрмид застонал, изнемогая от желания. Одним движением он стянул с себя мокрую льняную сорочку, прижал Микаэлу к своей обнаженной груди и впился в ее рот. Тихонько охнув, она обвила руками его шею; они целовали друг друга страстно, неистово, словно в последний раз, пока у них обоих не перехватило дыхание. На мгновение отстранившись, Дайрмид сгреб в одну руку ее прохладные, шелковистые волосы, а второй рукой стянул с Микаэлы рубашку.