Донна Валентино - Королева его сердца

Покойный Генрих VIII,пролежавший в могиле восемь последних лет, во время своего правления завел обычай казнить приговоренных к смерти узников Тауэра в полночь. Этим обычаем воспользовался перед своей безвременной кончиной его сын Эдуард, а одна из его дочерей, Мэри, судя по всему, рвалась продолжить традицию теперь, когда правила страной как королева Англии. Народ называл ее «Кровавой Мэри».

– Нет! Не теперь! Пожалуйста! Я еще должен увидеть, сбудутся ли мои предсказания, – простонал Ди, охваченный смешанным чувством стыда и ужаса перед казнью.

– Доктор Ди?

Он не поверил своим ушам – кто-то назвал имя обреченного нежным, мягким шепотом.

– Да – нашел в себе силы прохрипеть Ди.

– Это я, Елизавета. – Посетительница быстро подошла к нему, мягко шурша платьем по полу.

–Ваше… ваше королевское высочество? – Ди вцепился в потертое одеяло, прижимая его к груди. – Но почему, миледи…

–Тсс! Никто не должен услышать моего имени. Меня никто не должен видеть, иначе об этом визите узнает Мэри. Она уже и так подозревает меня в самом худшем. Если она услышит о том, что я делала здесь этой ночью, я могу оказаться запертой до конца жизни в соседней камере и не увижу больше никого, кроме человека, накидывающего мне петлю на шею.

Она остановилась там, где на полу было небольшое пятно лунного света, проникающего через крошечное тюремное окошко, чтобы Ди смог убедиться в том, что это была действительно Елизавета Тюдор. Затем она опустилась на колени рядом с его кроватью. Ее худенькое лицо было бледнее, чем обычно, а рыжие с золотом волосы – самая яркая особенность ее внешности – в лунном свете казались тускло-серыми, как шерсть полевой мыши.

– Вы должны знать, что я не обвиняю вас в том, что оказался в тюрьме, – прошептал Ди, предполагая, что она пришла принести ему извинения за заключение в Тауэр.

– О! – Удивление Елизаветы было таким явным, что Ди понял, что она ни на секунду не задумывалась над тем, считал ли он ее в этом виноватой или нет. Она немедленно перешла к делу, которое, как он подозревал, и было истинной причиной ее тайного визита. – Доктор Ди, этот гороскоп, который вы составили и который привел Мэри в такую ярость…

– ?!

– … он правильный?

Ди окинул взглядом свою убогую камеру и прижал тонкую руку к груди, все еще трепетавшей от страха, вызванного полуночным визитом.

– Ваша сестра без оговорок приняла мои предсказания как правильные. Какая их часть вызывает у вас сомнение, миледи?

– Я не хочу сомневаться ни в одном из них. – Елизавета наклонилась к нему ближе, и он увидел, что ее отливавшие разными цветами глаза сверкали как бриллианты стального цвета. – Я хочу, чтобы все сбылось в точности так, как вы сказали. Я хочу быть самой любимой из всех Тюдоров. Я жажду, чтобы моя звезда взошла и засияла ярче, чем чья бы то ни было из моих предшественников. Я верю в предсказание вашего гороскопа о том, что стану королевой, и очень хочу ею стать, доктор Ди.

Елизавета умолкла, но Ди чувствовал, что она сказала не все. Он ждал. Она перевела дыхание и продолжила после небольшой паузы:

– Меня пугает мысль о том, что я должна для этого сделать.

Они встретились глазами и поняли друг друга без слов. Во взгляде Елизаветы не было и тени смущения от того, что она призналась в зловещем желании устранить свою сестру, равно как и любого другого, кто встал бы между нею и троном Англии. Не потому ли Мэри, знавшая Елизавету, как никто другой на свете, пришла в бешенство и ярость, прочитав гороскоп доктора Ди, предсказывавший блестящее будущее Елизаветы?

Ди тщательно подыскивал слова:

– Вы напрасно беспокоитесь, миледи. Вам остается лишь ждать.

– Ждать… – Она совсем не по-королевски фыркнула. – Я ждала всю свою жизнь.

– Тем более вы должны быть терпеливой и подождать еще немного. Это не так уж ужасно.

– Я скажу вам, что ожидание ужаснее всего. Женщины, которые долго ждут осуществления своих надежд, становятся старыми, сутулыми и глупыми. Сутулая, сварливая королева становится не чем иным, как посмешищем для мужчин, которыми должна повелевать.

– Вы начнете царствовать в невиданном сиянии славы, миледи, и гораздо скорее, чем вы думаете.

– В вашем гороскопе ничего не сказано о короле. – Елизавета опустила голову, и Ди показалось, что дрожь отвращения сотрясла ее хрупкое тело. – Кто окажется рядом со мной?

– Я полагаю, что появится целая армия мужчин, претендующих на вашу руку, миледи. Их участь будет зависеть только от вашей воли. Если, разумеется, вы уже не были помолвлены, что не оставило бы вам возможности выбора… – Он затаил дыхание, ожидая ответа, так много значившего для него.

– Я была помолвлена по меньшей мере полдюжины раз. – Она пренебрежительно усмехнулась, выказывая тем самым мнение о своих так называемых суженых. – И ни один из них не стоил даже чернил, потребовавшихся для того, чтобы вписать в книгу наши имена.

Ди сочувственно хмыкнул, спрятав чувство облегчения от того, что его вмешательство в судьбу Данте Тре-вани прошло незамеченным.

– За исключением одного, – добавила Елизавета после короткой паузы, и облегчения у Ди как не бывало. Она прижала руку к груди, а другой погладила какой-то предмет на своем запястье. В бледном свете луны Ди увидел черепаху с горевшими огнем бриллиантами вместо глаз. Голос Елизаветы стал мягче: – Один из них старался быть добрым ко мне. Я… я часто думала о том, что с ним случилось.

– Вы жалеете о том, что он не настаивает на своих притязаниях? – Ди со страхом ждал, что она произнесет имя Данте.

– Вовсе нет. – Елизавета пожала плечами, и мягкость ее исчезла, как облако, на мгновение закрывшее собой полную луну. – Но если бы этот единственный человек появился, как это было между нами условлено, мне ничего не оставалось бы, как выйти за него замуж. Ах, если бы ваш гороскоп мог предсказывать и это – придется ли мне выйти замуж при таких тягостных обстоятельствах, доктор Ди!

Несмотря на некоторое сомнение в ее словах, на лице Елизаветы не было и тени нерешительности. Она поднялась с колен, надменно вздернула носик, свысока посмотрела на него, и Ди понял, что отныне и навсегда он будет верным слугой этой особы.

С величественным кивком будущая королева вышла, оставив Джона Ди дрожать в своей мрачной тюремной камере.

– Глори, вагон-ресторан в другом конце поезда.

– Я знаю.

Не обращая внимания на нетерпение Мод, Глориана вошла в соседний пассажирский вагон. Она окинула внимательным взглядом пассажиров-мужчин, которые все выглядели обескураживающе знакомыми. Она уже успела побеседовать с каждым из них.

– Завтрак закончится, пока ты тут занимаешься пустяками. – Мод не знала, как убедить свою подругу.

– Я занимаюсь не пустяками. Мне нужно время, чтобы убедиться в том, что Данте не сможет открыть замок двери нашего спального вагона и выкрасть мое зеркало в наше отсутствие, – упорствовала Глориана.

– Если ты действительно так беспокоишься об этом, нам надо быстро поесть, а потом вернуться, чтобы не оставлять его надолго одного.

– Не раньше чем я найду себе работника.

Ей не удалось нанять никого ни за какую плату. У нее ушли годы на то, чтобы научиться угадывать чужие слабости и пользоваться ими на арене – вызывать смех, убеждать скептиков, внушать ужас доверчивым. Ей часто приходилось приводить в смущение свои живые мишени, но никогда раньше она не оказывалась в замешательстве сама.

Они прошли еще по двум пассажирским вагонам, прежде чем Глори наткнулась на мужчину, которого не видела раньше.

– Смотри, Мод, я не помню, чтобы предлагала ему работу.

Мод покачала головой:

– Я тоже не говорила с ним об этом. Взгляни на его костюм. И шляпа, и зонт… Он денди, Глори, а не конюх.

– Не следует спешить с выводами. Может быть, это его воскресный костюм.

Он встретил их приветливо и с большой учтивостью выслушал Глори с ее предложениями, а затем столь же вежливо и учтиво попросил оставить его в покое, чтобы он мог вернуться к своим деловым бумагам.

Не больше успеха они имели и у двух других подобных типов. В конце концов Глори признала поражение и позволила Мод отвести себя в вагон-ресторан. А там в углу сидел возможный ответ на ее мольбы. Столы вокруг него были пусты, и Глори поняла почему, когда подошла ближе и почувствовала его запах. Он словно выставлял напоказ все признаки пьяной распущенности, которых ей не удалось обнаружить у Данте. Его рука тряслась, когда он подносил ко рту чашку с кофе. Он хлебал дымящуюся жидкость, и часть ее вытекала из уголков его рта на нечесаную бороду, которая, казалось, была способна впитать содержимое целого кофейника. Он перевел на подошедшую Глори тусклые глаза и с трудом подавил отрыжку, когда она остановилась около его стола.