– Нет! Моди, нет! – протестующе закричала Глори.
Питер приблизился на лошади к Глориане.
– Мисс Глори? – Его черты исказило беспокойство. Он спешился и шагнул к ней с вытянутой вперед рукой, словно приближаясь к рычавшей собаке. – Мисс Глори? С вами все в порядке?
Она быстро повернулась к нему, совершенно некстати вспоминая, как ей всегда бывало неприятно уходить с пляжа, зная, что придется часами сдирать с себя проклятый песок, приставший к ее коже.
Ее внимание переключилось с Питера на его оставшуюся без всадника лошадь, стоявшую в полном безделье. Глори в два прыжка подскочила к кобыле, уцепилась за ее холку и тут же оказалась в седле.
– Мисс Глори?
Удивленная лошадь рванулась вперед. Глори закинула колено за луку седла, как ее учили акробаты-наездники, и схватила повод раньше, чем лошадь успела наступить на него, что грозило верной смертью обеим. Она крепко села в седло и, приникнув к шее лошади, помчалась через долину к горе.
Данте стоял на самом краю обрыва. Мод просила его встать там и следить за нею, как будто его присутствие могло бы помочь ей удержаться на веревке. Его сердце сжималось с каждым осторожным шагом, с каждым случайным порывом ветра, и он проклинал того идиота, которому пришла в голову мысль, что женщина может взять в руки шест и бросить вызов пропасти. Но вот Мод наконец двинулась обратно и со сдавленным плачем, выдававшим ее нескрываемый страх, бросилась с веревки в его объятия.
– Вы заложили динамит точно так, как было нужно, – шептал он, чувствуя бесполезность своих усилий остановить дрожь, сотрясавшую ее щуплое тело. Мод не могла остановить рыданий. – Вы установили запал так мастерски, что мистеру Блу будет легко в него попасть. – Мод не успокаивалась. – И подтвердили свои слова о том, что вы лучшая из артистов-канатоходцев в цивилизованном мире. Я беру на себя смелость сказать, что вы могли бы еще раз бросить вызов этой отвратительной Мариэтте Рейвел.
Мод откинулась назад, и ее полные слез глаза встретились с его обеспокоенным взглядом. Она икнула и прикрыла рот рукой.
– Данте, – пробормотала она через свою ладонь, – посадите меня под это дерево. Мне не добраться до него самой.
Данте осторожно усадил ее среди сосновой хвои, отвернулся, чтобы дать ей прийти в себя, и она, сгорбившись, со стоном прильнула к стволу.
– У меня готова зажигательная стрела, бахана. Данте отломил крепкую ветку от сосны и подошел к мистеру Блу. Он прижал конец ветки к горевшему наконечнику стрелы.
– Я подожгу запал на этой стороне, когда займется тот, – объявил он.
Этот дерзкий план должен был удаться. От огня исходил аромат успеха.
– Мод, – окликнул ее Данте, – будьте готовы немедленно убраться по моей команде.
– Я… я думаю, вам придется меня унести, Данте. Мистер Блу взял лук на изготовку. Стрела взлетела вверх, описывая изящную дугу горящим концом, который должен был поджечь запал. Даже такому неопытному в стрельбе из лука человеку, как Данте, было видно, что полет стрелы замкнется точно на ожидавшем ее запале.
И в эту минуту пламя на конце стрелы вспыхнуло и погасло, оставив за собой лишь слабый дымок.
Данте выругался. Мистер Блу пробормотал какие-то мрачные слова, смысла которых Данте не понял. Стрела, независимо от того, что все было испорчено, воткнулась в самый запал, словно насмехаясь над тем, что успех был так близок.
– Попытайтесь еще раз.
– Да, бахана, но…
Неуверенность мистера Блу встревожила Данте.
– Но что, мистер Блу?
– Та стрела может отклонить любую из тех, которые упадут рядом.
– Сделайте все, что сможете, дружище. Следующая стрела донесла пламя, но действительно отскочила, задев концом воткнувшуюся ранее.
Мистер Блу несколько изменил прицел, совсем незначительно, выпуская третью стрелу, но даже этого оказалось достаточно, чтобы пламя бесполезно догорело в нескольких дюймах от запала. Он делал все новые и новые попытки, пока его колчан не оказался пустым, и плечи раздосадованного неудачей индейца опустились.
– Эта женщина, бахана. Она должна отправиться туда снова и поджечь запал с той стороны. Его нужно сделать более длинным, чтобы у нее осталось время для возвращения до взрыва.
Данте взглянул на Мод и еще раз выругался про себя. Ни разу в жизни ему не доводилось видеть на лице человека выражение такой муки.
– Простите, – прошептала она. – Я сделаю это. Клянусь, я сделаю. Но я… я посмотрела вниз, и мои ноги стали как ватные. Боюсь, что я сейчас не могу даже встать на ноги, не говоря уже о том, чтобы снова дважды пройти по веревке.
Он тоже не мог этого сделать. Даже когда он просто стоял на кромке обрыва в ущелье, Данте чувствовал себя почти парализованным; он никогда не смог бы заставить свое неповоротливое, огромное тело пройти над этой зиявшей пропастью.
Солнце поднималось все выше, глядя своим немигающим оком на потерпевшего неудачу Данте. Скоро бандиты Ножа Мясника начнут выползать из своего логова. Если хоть один из них, появившись в долине, случайно заметит натянутую над ущельем веревку, эти убийцы тут же полезут на гору, чтобы окончательно разрушить их план.
Данте залила волна горькой злости. Ему захотелось опуститься на колени рядом с Мод и, как она, уткнуться в ствол сосны. Он был так близко у цели, используя все мыслимые средства лишь для того, чтобы все сорвалось из-за нескольких дюймов. Никто, кроме разве что какого-нибудь колдуна, не мог подорвать динамит с этой стороны ущелья.
Но ведь у камня лежал сверток с зажигательным зеркалом, в незапамятные времена принадлежавшим давно умершему фокуснику, совавшему всюду свой нос. Вспышки света от зеркал были здесь настолько обычной деталью пейзажа, что на них вообще никто не обращал внимания.
Над головой Данте висело раскаленное докрасна солнце, превращавшее в струйки пара последние капли росы, задержавшиеся на иголках сосны. Отраженный на противоположную сторону ущелья луч вполне мог бы поджечь запал. Но воздействие на древнее зеркало такого палящего, просто немилосердного солнечного света могло его разрушить, навсегда покончив с надеждой Данте вернуться в свою эпоху.
– Мистер Блу, помогите Мод и начинайте спускаться с горы.
Данте кинулся к зеркалу.
Интерлюдия
Уайтхоллский дворец, Лондон, 1603 год
Джон Ди размышлял, глядя на свою королеву.
Семьдесят лет жизни унесли ее красоту. Специальный белый миндальный крем больше не скрывал разрушительного воздействия времени на ее морщинистом лице, что было видно даже издали. На фоне противоестественной бледности фальшивые оранжевые локоны ее парика казались еще более яркими, чем раньше. Он понимал, что она не позволяла себе улыбнуться, боясь обнажить всегда так беспокоившие ее гнилые зубы.
И все же он смотрел на нее и находил самой красивой из всех эту храбрую, неукротимую женщину, которая осмелилась править королевством одна.
– Глориана, – шептал он, – волшебная королева.
Она не замечала его, верная своей привычке. Но на этот раз он не обиделся. Она почувствовала себя глубоко несчастной с того самого дня, когда отечность ее рук вынудила докторов объявить ей о необходимости снять с пальца королевское кольцо. И теперь она сидела, уставившись себе в колени, на которых лежали ее сплетенные, раздутые пальцы, когда-то сводившие с ума мир своим утонченным изяществом.
– Они разрезали и сняли мое кольцо, Джон, – тупо проговорила она, как будто он не знал об этом.
– Доктора боялись, что оно затруднит кровообращение, ваше величество.
– Как это могло быть? Я не расставалась с ним больше сорока лет. Ни одна женщина не смогла бы носить свое обручальное кольцо дольше.
Она стала напевать себе под нос. Ди узнал мелодию, сочиненную много лет назад каким-то самонадеянным выскочкой, решившим подшутить над тем, что Елизавета долгие годы оставалась старой девой: «Вот моя рука, мой дорогой возлюбленный – Англия!» Елизавета резко прервала незамысловатую мелодию.
– Меня одолевает раскаяние, Джон.
Он знал ее больше полувека и ни разу не слышал, чтобы она когда-нибудь о чем-нибудь жалела. То, что у нее теперь появились такие мысли, было дурным предзнаменованием.
– Нет, ваше величество. Это проклятый январский холод вызывает у вас чувство отчаяния сейчас, когда Рождество уже позади, а впереди долгая зима. – Он помолчал и проглотил вставший в горле комок. Зима не покажется долгой его королеве, потому что если расклад его карт и толкования подтвердятся, то ей не видать новой весны. – Кстати, целью моего сегодняшнего визита было убедить вас немедленно уехать из этого дворца. Поезжайте в Ричмонд-Хаус, миледи. Тамошнее тепло прогонит боль из ваших костей…