Однажды Маргарита прислала необычное предложение, Дзаметта даже не сразу решился передать его Генриху IV. К удивлению банкира, король согласился:
— На Пасху… Если выживет, значит, она чиста, сделаю ее королевой.
В следующий приход к Дзаметте Генрих увидел большой черный крест, висящий в изголовье кровати.
— Этот?
— Да.
Тронуть крест король не решился, протянул руку и отдернул. Банкир мысленно усмехнулся: неужто столь грешен? Сам Дзаметта держал присланный из Рима подарок спокойно, может, потому, что он предназначался для другого, вернее, другой?
Предсказатель смотрел на молодую красивую женщину мрачно, в ее будущем не видно ничего хорошего. — Что?
На стол перед астрологом лег большой кошелек с монетами. Тот усмехнулся:
— Вы считаете, мадам, что если заплатите больше, я смогу предсказать вам иную судьбу? Нет, ее не изменишь, все, что можно, вы уже сделали…
— Что вы увидели?
Это был уже третий предсказатель, к которому обратилась фаворитка. Первый сказал, что она больше никогда не выйдет замуж. Посмеявшись, королевская любовница отправилась к другому, но там прогноз был еще хуже:
— Все надежды рухнули из‑за ребенка…
И теперь третий, кажется, готов сказать нечто еще худшее.
— Вы умрете до наступления Пасхи.
— Что?!
Услышав о прорицаниях, король посмеялся, но от Габриэль не укрылось, что смех был несколько натянутым.
Умереть до наступления Пасхи? Ну уж нет! Она еще станет королевой, а Пасха бывает каждый год…
Габриэль утроила, удесятерила усилия, она на коленях умоляла короля жениться. Наконец, Генрих обещал сделать ее королевой… после Пасхи. Ей бы обратить внимание на предупреждение, но перед самым Великим постом король прилюдно надел на палец возлюбленной перстень в знак обручения. И в тот же день попросил у Великого герцога Тосканского портрет его племянницы Марии Медичи, конечно, ни слова не сказав любовнице.
— Теперь только бог и смерть короля могут помешать мне стать королевой Франции!
Она не слышала, как в ответ на столь заносчивое громкое заявление один из присутствующих тихо произнес:
— Да будет на то воля божья…
В последний день Масленицы Генрих IV объявил, что готов жениться на фаворитке в первое воскресенье после Пасхи, и в знак обручения подарил ей перстень, который получил сам, когда короновался. Радости Габриэль, надевшей на палец кольцо, не было предела. Она не верила никаким предсказателям, не желала ничего слушать, она готовилась к свадьбе. А сообщение о разводе все не присылали. На всякий случай Габриэль решила даже не отходить от короля ни на шаг, отправившись вместе с ним в Фонтенбло. Было решено, что Пасху они проведут вместе.
Но исповедник короля решительно отмел такую мысль:
— Мадам должна уехать и провести эти дни отдельно. Королю не стоит проводить Светлое Христово Воскресенье вместе с любовницей, это повредит его репутации. Да и мадам стоило бы пожить вдали от суеты в спокойном доме…
Король почему‑то побледнел… Но требованию духовного наставника пришлось подчиниться. Договорились, что Габриэль проведет эти дни в доме банкира Дзаметты, надежно укрытом от чужих глаз, спокойном и в отношении короля и его семьи всегда приветливом.
Генрих прощался со своей возлюбленной странно, словно видел ее в последний раз.
Что почувствовала Габриэль? Что это конец.
Она умирала страшно, судороги были такими, что двое сильных мужчин не могли удержать. Когда больную привязали к кровати, ее тело, выгибаясь, ломало суставы. Такого ужаса врачи еще не видели, в королевскую любовницу словно вселился дьявол, она крушила все вокруг, рвала привязи, билась головой об изголовье… потом затихала, немного приходила в себя, и… все начиналось снова.
Ребенок, который был в ее чреве, погиб, но удалить его не представлялось возможным. Приходя в себя, Габриэль требовала написать королю, просила, чтобы тот срочно приехал. Потом снова и снова впадала в безумные метания. Фаворитка боролась со смертью в доме Дзаметты, в котором пожелала расположиться сама, вокруг суетилось множество людей, но никто не мог облегчить ее страданий. И никто не обратил внимания на большое распятие, повешенное над кроватью, где спала, а потом умирала любовница короля. Распятие совсем недавно прислали Дзаметте из Рима…
Позже его обвиняли в отравлении фаворитки, но самое тщательное расследование ничего не выявило, ведь она ела за общим с собственной сестрой и еще несколькими дамами столом, вопреки наветам никакой диковинный фрукт герцогине не предлагали. Блюда осторожная Габриэль давала попробовать сначала фрейлинам, но никто из них даже не чихнул, все были живы и здоровы.
Те, кто видел страшную борьбу герцогини со смертью, долго не могли прийти в себя. Такого еще не бывало. Когда накатывал очередной приступ, она рычала нечеловеческим голосом, металась, обрывая самые крепкие привязи, кажется, обладала нечеловеческой силой. Но потом приступ заканчивался, глаза становились осмысленными, герцогиня требовала перо и бумагу и пыталась писать письма королю с требованием приехать. Но тот почему‑то не торопился. Не получал писем или чего‑то ждал?
Придворные дивились, Генрих не примчался в дом Дзаметты при первом же сообщении о странной болезни своей возлюбленной. И это король, который был готов ради красотки бросить на произвол даже собственную армию!
После первого письма, не выдержав, он решил ехать, но твердый голос исповедника остановил:
— Нет!
Рука священника бросила письмо в огонь, который вспыхнул так, словно туда попал не один листок, а целый сноп сухой травы, по комнате явственно разнесся запах серы… Генрих остался в Фонтенбло замаливать грехи, а Габриэль — в доме банкира Дзаметты бороться со смертью.
Лица у нее уже просто не было, куда девалась былая красота, нежность кожи, очаровательная синева глаз, припухлость алых губ? Кожа стала почти черной, губы закушены до кровоподтеков, ясные синие глаза превратились в мутные белые, зубы от неимоверного стискивания начали крошиться… Бывшую красавицу словно что‑то рвало изнутри, но от попытки опустить ее в теплую ванну, чтобы облегчить мучения, стало только хуже, вода в ванне мгновенно почернела, а сама женщина принялась кричать.
Похоже, в ужасе был и сам Дзаметта, ведь именно в его доме творилось что‑то страшное. От банкира сбежала вся челядь, люди боялись даже проходить мимо, особенно когда из‑за высокой ограды неслись дикие вопли умирающей.
Когда она наконец скончалась, рады были все окружающие, слишком страшно наблюдать вот такую борьбу двух миров.
Король против банкира никаких мер не принял, хотя смерть фаворитки переживал сильно, правда, недолго, уже через десять дней у него была новая любовница — Генриетта де Верней, которой он привычно обещал жениться… когда‑нибудь…
Сообщение о смерти королевской любовницы Габриэль д’Эстре, действительно не пережившей Пасху, парижане встретили… с восторгом:
— Наконец‑то эта подлая тварь отправилась к дьяволу!
Если вспомнить о том, как умирала Габриэль, можно поверить в правдивость этих слов. А распятие Дзаметта снял, куда оно девалось, не знал никто, но оно никого не интересовало.
Карминно‑красное свадебное платье, приготовленное фавориткой для венчания, осталось неиспользованным.
А король? Утерев слезы, он не только утешился с новой любовницей, но и наконец в июле… отправил в Рим бумаги с просьбой о разводе с Маргаритой де Валуа, том самом разводе, который обещал Габриэль со дня на день еще полгода назад! Вот и верь этим королям…
В Юсон пришло письмо от банкира‑обувщика. Королеве все объяснила одна‑единственная фраза: «Святое распятие сделало свое дело».
Маргарита, получив сообщение о страшной смерти любовницы своего пока еще мужа, перекрестилась:
— Господь ей судья!
Она знала, в чем дело. Козимо Руджиери никогда не раскрывал свои тайны, а вот его ученик иногда делился.
Однажды в Юсоне появился бедно одетый монах, чья ряса была истрепана далеким путешествием, и попросил встречу с королевой. Его долго не хотели пускать, и только когда монах произнес три слова, провели в кабинет Маргариты.
Когда на следующий день человек в монашеском обличье уходил из Юсона, королева уже знала, что должна делать. Следом отправился посланец в Рим с шифрованным письмом. У фаворитки договор с дьяволом, потому она столь сильна и непотопляема. Чтобы избавить Францию от такой королевы, нужно срочно принимать меры.