Писала письма в Англию и Мэри: церемонные и официальные брату, более откровенные – Вулси. Она намекала, что внимание герцога Саффолка ограждает её от домогательств Франциска. Вулси поймет, к чему она клонит, особенно после того, как каждое письмо заканчивалось напоминанием об обещании её свободы выбора. Но ответных писем Мэри пока не получала, и это тревожило её. Но о плохом думать не хотелось.
Брэндон приехал в свите Франциска I во время его торжественного возвращения в свою столицу. С собой он привез ей письма от Генриха с заверениями в братской любви и надеждами на скорую встречу. Им надлежало готовиться к отъезду, и Мэри искренне радовалась этому. Правда, им следовало задержаться до тех пор, пока Брэндон окончательно не обговорит с Франциском все условия англо-французского договора. Хотя Брэндон и так понимал, что условия эти будут не в пользу Англии. Франциск явно дал понять, что, пощадив Брэндона и покровительствуя их браку с Мэри, он и так сделал достаточно, чтобы герцог Саффолк добивался от него ещё каких-то уступок. А значит, вина Брэндона перед Генрихом будет заключаться не только в том, что он без разрешения женился на Мэри, а ещё и в срыве дипломатической миссии. Поэтому жених французской королевы находился не в самом радостном настроении, но старался скрыть свои проблемы от неё. Ведь Мэри была так безмятежно счастлива, так рада! Её красота вновь расцвела, и Брэндон решил, что все же он – счастливый человек. К тому же у него оставалась надежда на Вулси. Когда-то Брэндон почти дал понять всесильному канцлеру, что имеет кое-что против него. Этим «кое-чем» было письмо Вулси к венецианскому дожу, и теперь Брэндон открыто написал, что отдаст письмо сэру Томасу, если тот возьмется стать его защитником перед королем. Это была выгодная сделка для них обоих, и Брэндон очень рассчитывал на неё.
В начале марта они получили разрешение от епископа Парижского на их брак с Мэри. Венчание должно было состояться тайно, без всяких церемоний и торжеств. И все же за день до этого события Мэри навестил король Франции. Как всегда, Франциск явился неожиданно, как раз когда Мэри примеряла свадебный наряд. В розовой парче, в наспех наброшенном на голову легком покрывале, освещенная лучами весеннего солнца, она показалась ему столь дивным видением, что в первый миг король даже забыл, зачем пришел. И сказал то, что не должен был говорить:
– Мари, вы ведь ещё не жена Саффолка, и я хочу вам сказать... предложить... Помните, что я говорил вам о Клодии? Что, если она... Останьтесь, Мари! Не выходите замуж! И тогда, однажды. Кто знает, может, я верну вам корону Франции.
Несколько минут она глядела на него, не в силах вымолвить ни слова. Пожалуй, Мэри почувствовала себя польщенной, но потом несколько испугалась. Поэтому отвечала медленно, тщательно взвешивая каждое слово.
– Сир, опыт моего первого замужества велит проявить некоторую предусмотрительность. Учитывая, что мой первый брак был продиктован государственными интересами, я бы хотела отныне пользоваться большей свободой выбора по этому вопросу. Поэтому я отклоняю ваше лестное предложение, прошу не гневаться и позволить выйти замуж по велению сердца.
Франциск грустно улыбнулся. По сути дела, он понимал, что это наилучший выход для них обоих... Уходя, король оставил на её столике небольшой сверток, сказав, что это его свадебный подарок.
Когда Мэри показала его Брэндону, тот пришел в восторг. Пусть Франциск и отказался вернуть Англии драгоценности вдовы Людовика XII, но он лично от себя даровал ей приданое в шестьдесят тысяч экю, а также в качестве вдовьего пансиона отдал ей доход с множества французских провинций – Сентонжа, Рошфора, Ла Рошели и Шинона, с Пезена и Сен-Жан-дАнжели. Брэндон пошутил, что он женится на очень богатой женщине. Получалось что если он привезет в Англию столь состоятельную герцогиню, то это компенсирует его неудачу в переговорах. А Мэри была задумчива. Среди дарственных бумаг был и личный дар Франциска: он возвращал ей бриллиант «Неаполитанское зеркало»...
На другой день они обвенчались в небольшой часовне в присутствии всего десяти человек... А сразу после Пасхи выехали в Кале. Здесь им пришлось задержаться, ибо Генрих уже знал об их браке и находился в гневе. Однако тут они наконец-то получили письмо от Булей: он принял условия сделки Брэндона и обещал им свое покровительство. Правда, Булей выдвигал свои условия, на которых он сможет умилостивить Генриха: чете Саффолков предлагалось выплатить казне приданое Мэри – не сразу, а по две тысячи фунтов в год. Учитывая щедрые дары Франциска I, они приняли эти условия.
В конце концов Мэри с Чарльзом получили разрешение на въезд. Правда, поначалу им было не велено являться ко двору, но Булей действовал умело, к тому же за влюбленных вступилась и королева Катерина. А так как она была в положении, и у Генриха вновь появилась надежда получить престолонаследника, то он не стал ей перечить. Первой он вызвал сестру. Поначалу Хэл вел себя с ней сурово, она же ластилась к нему, восхищалась им, но не преминула напомнить о его обещании. Мэри, став хитрой и предусмотрительной за это время, рассказала, что если бы не вышла за Чарльза, то её принудили бы вступить в куда более невыгодный для Англии брак, выдав за одного из подданных или союзников Франциска. О последнем сватовстве к ней самого Франциска I принцесса предпочла умолчать – она не хотела, чтобы Генрих знал, от каких возможностей она отказалась ради любви.
В конце концов Генрих простил её, велев явиться к нему и Брэндона. И хотя многие требовали для дерзкого Саффолка наказания, Генрих принял его даже милостивее, чем сестру.
– Это так похоже на тебя, Чарльз. Ты ведь всегда верил, что на тебя свалится неслыханная удача, – улыбаясь, сказал ему король и обнял, не придавая значения тому, какие гневные лица сделались у Бэкингема и Норфолка.
Тринадцатого мая состоялась повторная свадьба герцога Саффолка и Мэри Тюдор во дворце Гринвич в присутствии короля и королевы Англии, а также всего двора. Но Генрих все же потребовал, чтобы после свадебных торжеств молодые удалились в Саффолкшир. Изгнание опальной четы прикрывалось поводом, что Брэндону надлежит привести в порядок многочисленные замки, которые король подарил своей сестре и зятю...
Теперь Мэри чувствовала себя по-настоящему счастливой. Она была свободна, весела, прекрасна, любима! Они с Брэндоном совершали поездки по своим владениям, принимали гостей, устраивали празднества. Одним из этих празднеств стала устроенная в Ипсвиче свадьба любимой придворной дамы герцогини Джейн Попинкорт с молодым Бобом Пейкоком. Теперь у Мэри в Восточной Англии был свой двор, где она жила и правила, как хотела, и хотя она именовалась герцогиней Саффолкской, но на официальных приемах её по-прежнему называли французской королевой. В отличие от своего супруга, при дворе Генриха VIII она появлялась крайне редко. Брэндон же так и остался царедворцем, который не мыслил своей жизни без политики. Время его ссылки было счастливым, хотя порой он скучал. Что их окончательно простили, Саффолки поняли, когда их пригласили на крестины по поводу рождения у Генриха и Катерины дочери. Новорожденной дали имя Мария, в честь любимой сестры короля, а его друг герцог Саффолк стоял у купели принцессы. Крестным отцом маленькой принцессы стал Вулси, возведенный папой в сан кардинала – высшая честь для духовного лица. Теперь Вулси оставалось мечтать только о папском престоле.
В браке с Брэндоном Мэри родила четырех детей – двоих сыновей и двух дочерей. Своего первенца они благоразумно назвали Генрихом, зато родившуюся следующей дочь Мэри назвала Фрэнсис в честь короля Франциска, которому была обязана своим счастьем. С королем Франции Саффолки увиделись через пять лет, во время встречи двух королей на французской земле, в так называемом лагере Золотой парчи – блистательном сооружении из златотканых шатров и сверкающих павильонов. Франциск к тому времени уже стал победителем при Мариньяно, главой самого великолепного в Европе двора, покровителем художников и поэтов. С ним прибыла его мать, которую он сделал герцогиней Анжуйской, и которая проявила себя как прекрасный политик за то время, пока её сын воевал за пределами Франции. Она по-прежнему была влюблена в коннетабля Бурбона и, зная, какая болезненная у него жена, втайне надеялась стать однажды мадам де Бурбон, даже не сильно задаваясь вопросом, хочет ли этого сам красавец коннетабль. С Мэри она беседовала весьма учтиво. Счастливая жизнь бывшей королевы Франции заставила её на многое смотреть снисходительно, и хотя её сердце дрогнуло при виде Луизы, внешне она держалась вполне достойно. Зато встрече с Маргаритой Алансонской Мэри была искренне рада. Маргарита к тому моменту являлась подлинной королевой двора Франциска, по-прежнему покровительствовала гуманистам и людям искусства и даже, выполнив свое давнишнее обещание, написала книгу в духе итальянских новелл под названием «Гептамерон», которой зачитывалась вся Франция. Бониве по-прежнему оставался её признанным рыцарем, хотя и переспал почти со всеми женщинами двора, даже наставив рога самому Франциску с его прекрасной возлюбленной мадам де Шатобриан. Королева же Клодия вела крайне тихую, жалкую жизнь, что, однако, не мешало Франциску делать ей одного ребенка за другим. С Мэри Франциск встретился весело и приветливо. Он был восхищен тем, как расцвела её красота, уделял ей много внимания, а вечером сделался столь задумчив, что красавица Шатобриан даже заревновала. Правда, в дальнейшем Франциск, не желая сердить возлюбленную, вызывать ревность Саффолка и подозрения Генриха, не смог уделять ей столько внимания, сколько хотел. Однако, уже вернувшись в Париж, король написал под портретом Мэри: «Более девчонка, нежели королева».