При этой мысли лицо ее вдруг напряглось и она резко обернулась ко мне.
– Вот оно что! – воскликнула мать. – Он принудил тебя к этому еще раньше, до свадьбы? Так это было? Ты теперь носишь его незаконнорожденное дитя, поэтому была вынуждена выйти за него? – Глаза ее скользнули на мой плоский живот пониже пояса, в надежде разглядеть там наглядные свидетельства моего грехопадения. – Нет, конечно нет, ты не могла. И когда же случился весь этот фарс? В мае? Поскольку его нет в Англии как раз с этого времени, как мне известно, это вполне правдоподобно. – Я чувствовала, что вся горю, тогда как на лице моей матери читалась ожившая надежда, хоть и тщетная. – И все же, если он заставил тебя, это стало бы основанием для аннулирования брака.
В голосе ее звучало ожидание, не знающее пощады. Моя мать была готова открыто обсуждать со всеми факт моего изнасилования, если бы это помогло порвать мою возмутительную связь с Томасом Холландом.
– Он не принуждал меня. И я обручилась с ним не ради спасения своей репутации. Я не стану заявлять об изнасиловании как о поводе для аннулирования моего брака.
Не в силах остановиться, мать принялась шагать по комнате из стороны в сторону, а ее обвинения тем временем обратились в другое русло.
– Неужели за тобой так плохо присматривала твоя наставница? Не могу поверить, чтобы королева могла позволить своим воспитанницам такие вольности. Мы пошлем за Холландом. Мы заставим его взять назад свои слова в этом позорном спектакле. Мы должны узнать всю правду.
– Вы не можете послать за ним, – сказала я, в душе жалея об этом, ибо этого не могла сделать и я.
Моя мать вновь остановилась напротив меня.
– Почему бы и нет? Где он? Мы в войне не участвуем. У нас сейчас перемирие. Где же этот отважный рыцарь, который запятнал твою репутацию, а потом бросил тебя, чтобы ты в одиночку расхлебывала последствия ваших совместных ошибок?
Я сказала ей все, что знала. А знала я совсем немного.
– Думаю, он отправился в Пруссию. Было какое-то воззвание от Папы и тевтонских рыцарей…
Она перебила меня:
– Насчет Крестового похода? Так он рыцарь, последовавший по призыву Креста? В этом рискованном решении мысли его были далеки от Бога. Потому что он погряз во грехе. – Но здесь глаза моей матери вспыхнули новой догадкой. – А когда ты получала от него последние вести?
– Он уехал после нашего венчания, весной.
– А сейчас октябрь. И ты больше ничего о нем не слышала?
– Нет. – Я читала ход ее мыслей, как будто они купались в лучах яркого солнечного света, а не прятались в мрачной тени сознания моей потери. Я ведь и сама в последнее время снова и снова задумывалась о такой возможности.
Между тем она продолжила, постукивая кончиками пальцев по своему поясу:
– Шесть месяцев – и никаких вестей. Ты думаешь, он погиб? Это бы решило проблему, и нам больше не о чем было бы беспокоиться. – Она сердито посмотрела на меня, потому что я на это ничего не ответила. Да и как я могла? Мое сердце ныло от боли: мой любимый мог умереть; возможно, его тело уже сейчас разлагается где-то на далеком и пустынном поле битвы, превращаясь в голый скелет, а я об этом ничего не знаю.
– Да. Так и есть, – сказала моя мать, и в голосе ее зазвенела твердая уверенность. – Он мертв. И я не признаю легальность брака по данному слову, что бы там ни говорил наш священник. А это выход из ситуации, выход для нас всех. – Она опять взяла меня за руку, на этот раз уже нежнее. – Ты забудешь этого человека. Ты забудешь и этот день, и день, когда вы с ним обменялись своими легкомысленными обещаниями. Все детали вашей свадьбы с Уильямом Монтегю мы уладим между собой с графиней Солсбери, после чего вы обвенчаетесь.
Я выслушала ее распоряжения, но подчиняться не собиралась.
– Я не выйду за Уильяма Монтегю, – твердо сказала я.
– Ты пойдешь с ним к алтарю и дашь свое согласие.
– Этого не будет. Я не могу. Я дала священную клятву верности другому.
– Ты сделаешь так, как приказываю тебе я, твоя мать.
Как только она отпустила меня, я крепко прижала ладонь к реликварию Изабеллы у себя на груди.
– Перед лицом Господа я являюсь женой сэра Томаса Холланда. Я не могу и не хочу выходить замуж за Уильяма Монтегю.
Я сказала, что дала священную клятву верности другому. Я люблю Томаса Холланда, заявила я. Но правда ли, что мое сердце по-прежнему принадлежало какому-то бедному рыцарю на далеких полях сражений где-то в Пруссии? В те дни моя любовь казалась мне очень далекой от меня, такой далекой, что это угнетало мое сознание. Неужели я настолько поверхностная и легковесная, что могла засомневаться в своей любви, как только ее власти был брошен первый же вызов?
Я не считала себя поверхностной. Я была готова поклясться Пресвятой Деве, что мое сердце было отдано любимому честно и надолго.
Но это был еще не конец. Собственно, я на это и не рассчитывала; скорее, теперь все сводилось к тому, кто окажется более крепким и стойким – я или объединенные силы семейств Уэйков и Монтегю. К тому же самым убедительным аргументом из всего остального было то, что этот новый брак был благословлен самим королем. В этой войне на измор мне, как настоящему рыцарю, приходилось держать круговую оборону, чтобы выдержать осаду, направленную на мои волю и чувства.
Или нет. Это все-таки была не осада, а скорее безжалостная непрекращающаяся военная кампания. Дело было не в том, чтобы подавить мои собственные убеждения насчет моего замужнего статуса. Мои мать и дядя вместе с графиней Солсбери действовали просто напролом, грубо попирая все положения закона и личные возражения. Я должна была выйти за Уильяма Монтегю, как только удастся официально объявить о нашем бракосочетании. Тогда нас с ним приведут к алтарю, где мы предстанем перед священником, не осведомленным насчет истинного положения дел и достаточно покладистым, чтобы, не задавая лишних вопросов, засвидетельствовать наши клятвы перед лицом Господа.
Но у меня были свидетели, хотя сейчас они находились в Крестовом походе вместе с Томасом, и кто-то мог бы сказать, что такие свидетельства невразумительны и ничего не стоят. С другой стороны, у меня был наш семейный священник, который уже объявил мой брак законным, хотя и совершенным без благословения. Но сможет ли это обстоятельство послужить мне на руку? Когда представители наших семей встретились еще раз и я снова повторила свои возражения, которые повторяла так часто, что заучила их наизусть, моя мать лишь пренебрежительно щелкнула пальцами:
– У тебя нет никаких свидетелей, Джоанна. Тот акт не имеет законной силы. Священник ошибся.
Больше я таких попыток не предпринимала. Интересно, что такого сделала моя мать, если сейчас чувствует себя настолько уверенно? Подкупила священника? Предупредила держать язык за зубами под угрозой увольнения? Пока триумвират в лице моей матери, дяди и графини Солсбери, которые объединились в общей решимости связать нас с Уильямом брачными узами, вновь погрузился в обсуждение деталей свадьбы, я решила попытать счастья с Уильямом и отвела его в сторонку, на что имела право как будущая невеста.
– А ты сам хочешь, чтобы я стала твоей женой, Уилл?
Если он откажется, у меня появилась бы надежда.
– Почему бы и нет? Не вижу причин для отказа. – Он взглянул на меня осторожно, но доброжелательно. – Мне известен твой крутой нрав, но я знаю, как его укротить. К тому же ты очень красивая.
– У меня нет больших денег на приданое.
Я собиралась перепробовать все доводы, даже ущербные.
– Ты королевской крови. Моя мать надеется, что сам король даст за тобой хорошее приданое.
– Король сейчас ограничен в средствах. Его военная кампания во Франции идет неважно, он надолго застрял на осаде городов, которые и не собираются сдаваться. Сомневаюсь, чтобы в такой ситуации он мог потратиться на мое приданое.
Уильям смотрел на меня в глуповатом замешательстве, а брови его удивленно полезли на лоб. Он не верил мне. Потому что, в отличие от меня, он не прислушивался к дворцовым сплетням.
– Я не смогу полюбить тебя, – наконец заявила я.
Мне он, в общем-то, нравился. Со своими спокойными манерами он мог бы стать для кого-то замечательным супругом, преданным и весьма достойным.
Уильям ухмыльнулся, и его хмурое лицо внезапно просветлело.
– Моя мать говорит, что тебе нужно повзрослеть, чтобы полюбить меня. Как и мне, чтобы полюбить тебя. Я могу петь тебе песни о любви и преданности.