Анна О'Брайен - Королева в тени

Я оценивающе смотрела на свое отражение. Взгляд моих глаз в зеркале казался смелым и уверенным.

Это зеркало я получила в подарок на свой день рождения от Филиппы, королевы Филиппы, моей кузины по линии мужа, супруги моего царственного кузена, короля Эдуарда Третьего. Хотя я уже и не припомню, чтобы мне что-то дарили по такому поводу с тех пор, как я перестала быть маленькой девочкой. Я еще подумала, что ничего не получала от матери, которая выбросила из своей и без того отягощенной памяти всякие пустяки вроде дня рождения детей. Что же касается моего отца, то ему отрубили голову: именно такая казнь назначается за государственную измену. Однако королева Филиппа помнила о моем дне рождения и отметила его таким подарком, который я очень ценила.

– Не смотрись в него слишком часто, Джоанна, – посоветовала мне Филиппа в своей доброжелательной манере, заметив, что я уже трижды заглядывала в его гладкую серебристую поверхность во время чтения наших ежедневных молитв. – Иначе это уведет твои изящные ножки не по тому пути, к тщеславию и своенравности, а эти качества совсем не красят молодую женщину.

Вещица была очень красива: стекло в оправе из слоновой кости, а на тыльной стороне выгравированы изображения рыцаря и его дамы. Она водружала ему на шею гирлянду цветов, которая символизировала их любовь. Зеркальце было сделано так, чтобы его можно было подвесить на изящную маленькую защелку у меня на поясе.

Сейчас, оставшись одна, я не торопясь подняла его, развернула к свету и принялась изучать в нем смотревшее на меня лицо.

Светлые волосы, совсем как у Пресвятой Девы на картинке в моем часослове, расчесаны, подколоты и уложены под чепец тоже похожим образом, так что их почти не видно, но я-то знаю, как восхищаются девушки, которые за ними ухаживают. Бледная кожа без единого пятнышка или уродливой веснушки. Прямой нос. Брови, чуть более темные, чем волосы, благодаря небольшим женским уловкам красиво выгибаются дугой. Темные, как агат, глаза, в обрамлении ресниц, которым дружно завидуют все мои кузины. Грациозная шея. Это все, что я могла рассмотреть в небольшом зеркальце, но и этого достаточно. Увиденное мне понравилось.

Я – Джоанна Кентская. Прекрасная Джоанна. Мужчины поют хвалу моей красоте повсюду, где обсуждают привлекательность женщин.

– В том числе в тавернах, можно не сомневаться. – Язык принцессы Изабеллы, моей кузины, славился язвительностью. – Я бы таким не очень-то гордилась.

– Но тогда, моя дражайшая кузина, ты должна оставить свои притязания, учитывая степень моей красоты. Хотя, – продолжила я, добавив в голос снисходительные нотки, – молотый корень лилии, растертый на яичных желтках, – волшебное средство, которое помогло бы твоей коже избавиться от изъянов.

В ответ Изабелла бросила на меня сердитый взгляд, хотя на самом деле она тоже была достаточно красивой девушкой.

Остерегайся высокомерия, предупредила бы меня королева Филиппа, если бы слышала наш разговор. Ее красота заключалась не в привлекательном лице или фигуре, а в ее любящем сердце, но тогда я была еще слишком юной, чтобы понять, что прелесть плоти может быть менее ценной, чем красота души. Да и как я могла не быть тщеславной, если Господь благословил меня таким лицом и формами?

Что уготовила для меня судьба?

Все, что пожелаю, разумеется. Разве я вдобавок ко всему не королевской крови? Я слегка наклонила подбородок, любуясь тем, как лучик света скользит по изящной дуге моих бровей, смягчая линию скул идеальной формы. Нужно попрактиковаться, как выглядеть по-настоящему надменной и властной. Тогда я была уверена, что это будет очень важным навыком.

Поздняя осень, 1340. Виндзорский замок

Слуга, открывший дверь в заполненную людьми залу, почтительно, но с достоинством коротко поклонился всем сразу. Мы, юные обитатели замка благородных кровей, уже привыкли к таким вторжениям и, занятые своими развлечениями, обычно просто не замечали его. Там у нас была музыка, были книги и настольные игры. Были домашние животные, которых можно было гладить и тискать. Мальчики толпились вокруг большого боевого лука со спущенной тетивой, нуждающегося в починке. Мы же с моей сестрой и кузинами занимались тем, что задрапировывали миниатюрную фигурку принцессы Изабеллы в вышитую ткань зловещего кроваво-красного цвета, которую обнаружили в одном из сундуков короля с костюмами для переодевания на праздник Богоявления.

Слуга громко прокашлялся, но это не помогло.

Мы игнорировали обращение старшего человека, который не был авторитетом ни для одного из нас. Потому что все мы, как нам внушали с детства, были самых благороднейших кровей на всей земле.

Здесь в моей компании (впрочем, точнее будет сказать, что это я была в их компании, потому что тут у нас ранг был важнее возраста) находились принцессы Изабелла и Джоанна, царственные дочери короля Эдуарда Третьего и королевы Филиппы. Напряженно склонив голову и полностью сосредоточившись на непослушной пряжке, застегивал ремни амуниции Уильям Монтегю, наследник графа Солсбери, в данный момент находящегося в тюрьме во Франции, где он попал в плен в ходе Французских войн. Наследник трона Эдуард Вудсток, энергичный темноволосый парень, сейчас довольно ловко устанавливал на лук новую тетиву; в данный момент он должен был заниматься с учителем фехтования, оттачивая свое военное мастерство, но сбежал, чтобы поболтать о сражениях и лошадях с Уильямом Монтегю и моим братом Джоном, уже графом Кентом, несмотря на свой юный возраст. Был здесь и Лайонел, еще один принц из большой и регулярно пополняющейся семьи короля и королевы; ему пока что было всего два годика, и он, находясь под постоянным присмотром своей няньки, сейчас ковылял на шатких детских ножках за своим блистательным старшим братом.

Слуга, не смутившись отсутствием реакции с нашей стороны, – хотя от королевы Филиппы нам определенно досталось бы за это, поскольку в ее своде правил того, как должны воспитываться дети из королевской семьи, не было оправдания дурным манерам, – обвел всех нас взглядом, который остановился на мне. Я сидела на полу и подавала моей старшей сестре Маргарет булавки вместе с советами, как наилучшим образом подогнать корсет из дамаска под плоскую грудь Изабеллы.

Слуга склонился ко мне, и я подняла голову.

– У меня сообщение для вас, госпожа Джоанна. Приехала ваша мать, графиня Кент. Она желает видеть вас. Если вы соблаговолите явиться в ее комнату. – Заметив, что я не двинулась с места, а лишь подала Маргарет очередную булавку, он добавил: – Прямо сейчас, госпожа, а не тогда, когда вам будет угодно. Так будет лучше.

Значит, моя мать снова в Виндзоре, причем, очевидно, в скверном расположении духа, судя по тому, что слуга назвал ее полным титулом, а не просто леди Маргарита, как обычно. Моя мать много путешествовала, так что виделись мы с ней мало. Но почему она вызывает именно меня из трех своих отпрысков? Нет, дело тут не в политике – на это она не стала бы тратить время. Нравом моей матери правили разочарование и перенесенные унижения в связи с отсутствием мужа, почившего такой ужасной кончиной.

Поэтому я встала и сунула плошку с булавками Маргарет в руки. Изабелла, подгоняемая любопытством, тут же бросила свое занятие и, волоча за собой шлейф бархатистой ткани, пошла за мной к двери. Но, поскольку я не замедлила свой шаг, она дернула меня за рукав.

– Как думаешь, чего она хочет? – Изабелла, которая была на четыре года младше меня, считалась не по годам развитой девочкой. – Ты что, в чем-то согрешила? Если это так, я об этом ничего не знаю. – Глаза ее жадно заблестели в ожидании какой-то тайны. – Расскажи мне!

Но я не собиралась пересказывать Изабелле какие-то застарелые сплетни.

– Скоро узнаю, – рассеянно ответила я.

Я быстро оглядела свой сюрко[1], одернула его и поправила рукава платья под ним. Сегодня утром я одевалась довольно небрежно, да и потом еще сидела на полу, отчего мои юбки были смяты. Моя мать придавала большое значение внешнему виду и в этих вопросах была нетерпима. А если я в чем-то провинилась, было бы лучше не злить ее еще и по этому поводу.

– Погоди-ка. – Восприняв мой отрывистый ответ как нормальную реакцию в данных обстоятельствах, Изабелла, протянув руку, поправила мой чепец, подоткнула под него волосы так, что их вообще не стало видно, после чего, в качестве последнего штриха, убрала с моего лифа шерсть серого котенка. – Уже получше, хотя краснеть тебе не идет.