– А этот паж еще кому-нибудь об этом говорил?

– Откуда мне знать?

Оставалось только молиться, чтобы не говорил. Я отпустила руку Уилла.

– Ты должен пообещать мне, что никому не скажешь.

Это не произвело на него должного впечатления, и он просто ушел, бросив напоследок:

– Ничего я тебе обещать не стану! – И оставил Эдуарда, который смотрел на меня с видом высокомерного непонимания.

– Ты не должна позволять Уиллу говорить с тобой таким тоном.

– Я знаю.

– Ты ведь королевской крови. Ты моя кузина.

Но мысли мои были уже далеко.

– Мой кузен – король, а не ты.

Брови Неда поползли на лоб. Ответ его был короток:

– Это практически все равно. Ты член моей семьи. И ты должна сразу сказать мне, если Уилл относится к тебе без должного уважения, которого ты заслуживаешь.

– О, я так и сделаю.

А потом его спесь разом слетела и остался лишь юноша с неоспоримым титулом, который только-только набирает свою силу.

– Я буду добр к тебе, Джанет.

– Я знаю это.

Я похлопала его по плечу. Возможно, он будет единственным, кто сохранит доброе отношение ко мне, когда все откроется.

Я пошла с ним обратно в Расписную палату. Мой брат Джон убежал вперед догонять Уильяма, который казался ему более подходящей компанией, а Эдуард, быстро забыв свое раздражение, принялся на ходу учиться махать новой саблей – отцовским подарком, с которым он не расставался. Когда мы пришли, я с облегчением заметила, что Уильяма здесь нет, как и моей сестры. Зато была Изабелла; должно быть, она о чем-то догадалась по выражению моего лица, потому что быстро обняла меня и, поглаживая пальцами драгоценный амулет, приказала своему брату уйти. Что он с важным видом и сделал, угрюмо кивнув ей.

– Ну что, сработало? Почувствовала ли ты в себе благодать Пресвятой Девы?

Я покачала головой.

– Я ничего такого не заметила. Может, я еще немного подержу ее у себя? – предложила я. – До ужина. Если ты позволишь.

Я подумала, что до конца дня мне еще понадобится помощь Пресвятой Девы Марии. Чтобы не отвечать на разные другие вопросы, я быстро удалилась в сопровождении своих служанок. Им придется хорошенько поработать надо мной, чтобы моя мать осталась довольна моим внешним видом. И они ни за что не отцепятся, прихорашивая меня и наводя всевозможный лоск, пока я не буду сиять во всей своей красе, как новый боевой конь Неда.


Кто все мы? Кто эта растревоженная королевская семья? И кто такая я, чтобы растить меня под крылом опеки королевы, дабы потом моя мать использовала меня для восстановления нашей утраченной репутации и обеспечения нам безопасности на будущее?

Насчет моей королевской крови вопросов не возникало. Мой покойный дед Эдмунд, граф Кент, был сыном короля Эдуарда Первого от его второй жены, что делало его сводным братом злополучного короля Эдуарда Второго и дядей действующего короля Эдуарда Третьего. Так что с моим происхождением все было безупречно. Недавно я напомнила Неду, что была первой кузиной нашего нынешнего короля.

Моя мать, леди Уэйк, была менее знатного происхождения. Она была молодой вдовой, когда мой отец попросил ее руки, но его царственный брат отнесся к этому браку с неодобрением. Моя мать происходила из хорошего рода, однако тогда ее семья не обладала ни богатством, ни политическим влиянием; это была не та женщина, которую король Эдуард Второй выбрал бы для своего брата. Тем не менее мои родители поженились по любви и, будучи в конце концов вновь приняты при королевском дворе, за годы супружества произвели на свет четверых детей, одним из которых была я. Ну почему бы им просто не наслаждаться жизнью при дворе под покровительством монарха?

– А почему наш род запятнан? – спросила я как-то, когда моя мать сокрушалась по поводу королевской немилости, обрушившейся на нее и ее детей.

– Твой отец вел себя неблагоразумно, – ответила мать. – А я позволила втянуть себя в его планы, которые поставили нас на колени.

Мои родители оказались вовлечены в события, в результате которых Эдуард Второй был свергнут, власть перешла в руки графа Мортимера и королевы Изабеллы, которые уже вдвоем посадили на трон Эдуарда Третьего, ставшего марионеткой Мортимера. Мой отец, узнав, что его брат, король Эдуард, находится в заключении далеко на западе, в замке Корф, оказался втянут в заговор, целью которого было спасти его и восстановить на престоле. Дабы выполнить свою миссию, он и написал те злосчастные письма, которые в итоге попали в руки Мортимеру, а тот воспользовался случаем, чтобы навсегда избавиться от моего отца.

Отца бросили в тюрьму и, как участника заговора с целью свержения законного и полноправного короля Эдуарда Третьего, приговорили к смертной казни за измену. Новый молодой король дал согласие на казнь своего дяди, что мне в юности казалось немыслимой жестокостью, но позднее я поняла его. Ведь если бы мой отец спас старого короля, это не только грозило бы последствиями графу Мортимеру и королеве Изабелле, но и отобрало бы корону у новоиспеченного молодого короля Эдуарда. Поэтому мой отец, особа королевских кровей, был казнен под стенами Винчестерского замка еще до того, как я узнала его.

Вот так оборвалась жизнь моего отца и начались многолетние гонения на мою мать. Тень измены упала на нас всех, поскольку к некоторым заговорщическим письмам приложила руку и она. У нас отобрали титулы, конфисковали земли, драгоценности и имущество нашей матери, оставив нашу семью в плачевном состоянии. Даже когда граф Мортимер и королева Изабелла были свергнуты молодым королем Эдуардом в результате дерзкого государственного переворота, мы с нашими поместьями все равно оказались среди тех, кто оставался в немилости у мстительного монарха.

Моя мать и старший брат, который в этот день навел особый лоск, подали прошение о помиловании и восстановлении в правах. Теперь, когда мой кузен Эдуард вырвался из железной хватки Мортимера, он смягчился и был склонен к великодушию. Измена матери была забыта, моя семья была прощена, нам вернули титулы и земли, но с оговоркой, что на мать возлагается опека над несколькими нашими имениями до тех пор, пока мой брат не достигнет совершеннолетия. Все остальное оставалось в цепких руках короля Эдуарда. Дети были отданы на воспитание вместе с другими отпрысками королевской крови ко двору, в Вудсток, под благосклонное покровительство королевы Филиппы, а нашими воспитателями стали граф и графиня Солсбери.

Мучился ли молодой король угрызениями совести из-за того, что позволил казнить своего дядю? Думаю, да. Он пытался как-то исправить ситуацию, но это не могло залечить душевные раны моей матери. Она была постоянно озлоблена, переживала по поводу отказа короля полностью вернуть ей наши владения в графстве Кент и всю свою жизнь проводила в разъездах, стараясь защитить то, что ей все-таки оставили. Она постоянно недосыпала, строго надзирая за работой своих управляющих. Это была тяжелая обязанность.

Во мне же не было никакой озлобленности. Видимо, я была еще слишком юной и наивной для этого чувства. Но только не для моих амбиций. В моих жилах текла королевская кровь. И я никогда не дам королю Эдуарду повода пожалеть, что он в свое время признал, что я достойна быть его кузиной.

Какими виделись мне ближайшие годы, когда ко мне придет настоящая зрелость? Картина была смутной, окутанной туманом неопределенности. Я знала только, что останусь сама собой. Джоанной Кентской. Принцессой Джоанной. Восхитительной и с прекрасной репутацией.

Мое сознание было настроено только на это.


В два часа пополудни мы встретились в красиво расписанной и задрапированной гобеленами зале для аудиенций, чтобы официально заключить соглашение о моем браке с Уильямом Монтегю, наследным графом Солсбери. Одетая по требованию матери, как для королевской аудиенции – в сюрко из дорогого атласного дамаска, перехваченный поясом с отделкой из драгоценных камней, – я вошла в комнату. Идя рядом с матерью, я на ходу оценивающе оглядывала присутствующих, которые ждали нас там, застыв в разных позах. Моя мать выдержала короткую паузу, чтобы произвести впечатление своим величественным появлением, после чего снисходительно улыбнулась и подтолкнула меня вперед. Всем своим видом она показывала, что твердо намерена держать ситуацию в своих руках и добиться необходимого ей союза с графом Солсбери, который был старинным и самым преданным другом короля Эдуарда, причем дружба их началась задолго до того, как последний обрел корону. Солсбери стоял рядом с королем, когда они брали под стражу Роджера Мортимера, и королевская благодарность за такую преданность не знала границ.