Адриана Трижиани - Королева Великого времени

— Сколько вы мне будете платить?

Он явно удивился, что я задала этот вопрос.

— Двадцать центов в час плюс по одному центу за каждый тюк в вашем цехе.

— Мисс Клементс вы платили тридцать пять.

— Откуда ты знаешь?

— Она говорила, что накопила на свадьбу в «Пинто Холле» ровно за два месяца работы. Вот я и подсчитала.

— Странная ты, очень уж откровенная.

— А еще я умная и сообразительная. Я придумала, как повысить производительность труда, если вам это интересно.

— И как? Повысить зарплату рабочим?

— Это потом. Но для начала надо переставить машины. Они стоят не в том порядке, в каком используются, а это неудобно.

— Но рабочие используют сразу несколько машин.

— И зря. Поставьте самых быстрых девочек на трудную работу, они придумают, как с ней справляться.

Дженкинс прищурился:

— Ладно. Тридцать пять центов за час и цент с тюка.

— Цент с тюка — до тысячи в неделю, а дальше — пять центов.

— С ума сошла! — расхохотался Дженкинс.

— Ну что, по рукам?

Я видела, как папа торгуется с хозяевами магазинов. И он лучше вернется домой с полной телегой молока и масла, чем продаст свой продукт за бесценок.

— Ты заставляешь принять совсем невыгодные для меня условия.

— Извините, пришлось. Мне надо помогать своей семье, а теперь у меня еще и маленькая племянница. Так что приходится требовать положенного. Ну, так по рукам?

Мистер Дженкинс печально качает головой, но говорит:

— По рукам.

Я выхожу из его кабинета, и меня начинает трясти. Я могла потерять работу, а вместо этого получила повышение. Мама и папа будут мной гордиться.

У выхода с фабрики ко мне подходит Франко Цоллерано и улыбается.

— Ты собираешься возвращать платок? — спрашивает он, вытирая руки о тряпочку.

— Разве тебя так легко найти? — нагло отвечаю я. После повышения я изрядно осмелела.

Он улыбается:

— Я все время поблизости.

— Только что-то тебя не видно.

— Я работаю на всех фабриках Дженкинса. Так что много времени провожу в Джерси. Поэтому ты меня и не нашла.

— Я и не искала.

— Ну, значит, будешь искать. — Франко запихивает грязную тряпку в задний карман комбинезона и складывает руки на груди. — Мы ведь так и не познакомились. Я Франко Цоллерано.

— Нелла Кастеллука, — протягиваю я руку, но он не пожимает ее, показывая свои грязные ладони.

— Понятно, ты же механик.

— Ага. А ты?

— В гладильном, с воротничками, и только что меня назначили начальником цеха.

Он закидывает голову и смеется:

— Да ладно! Ты же еще ребенок! Дженкинс, наверное, тебя нанял задаром.

— Нет, не задаром. Я знала, сколько просить.

— Ну что ж. Поздравляю. — Он разворачивается и уходит.

— Эй! — кричу я ему вслед. — Не любишь начальство?

— Не люблю.

Франко открывает дверь и выходит. Меня обдает потоком холодного воздуха, и дверь за ним захлопывается. Мне неловко, оттого что я ему похвасталась. Но есть в нем что-то такое, из-за чего с ним хочется состязаться.

Елена прибралась в доме и нарядила ребенка к приезду Алессандро. Она приготовила овощи, испекла хлеб и пирог. Перемыла весь дом, постелила чистое белье. Эти выходные мама, папа, Рома и Диана проведут с нами в городе.

— Идут! — кричит Рома со своего наблюдательного поста на подоконнике.

Папа все еще хромает, и Алессандро помогает ему идти по обледеневшей дорожке. Диана открывает дверь. Мы с мамой и Ромой выходим навстречу. Алессандро обнимает нас.

— Где она? — тихо спрашивает он, снимая пальто. Лицо у него очень бледное, а глаза — красные от слез.

— Елена! — зовет мама.

Елена выходит из кухни, неся в руках розовый сверток. Алессандро протягивает руки, Елена отдает ему ребенка. Она развязывает ленточку, расправляет одеяльце. Алессандро смотрит на свою дочь. У него выступают слезы.

— Bella, — целует он малышку. — Спасибо, что заботилась о ней, — говорит он Елене и снова нежно целует ребенка.

— Мы ее еще не назвали. — У Елены по щеке скатывается слезинка.

— Ее надо назвать в честь матери. — Алессандро заплакал, а девочка принялась гулить, как будто утешая его. Он вдруг резко перестал плакать и внимательно поглядел на дочку. Она серьезно смотрела на отца, как бы ожидая его решения. — Да, она будет Ассунтой.

Задолго до того, как отец Импечато стал священником в церкви Богородицы на Маунт-Кармель, священником в Розето был отец Паскуале Де Ниско. Он-то и превратил шахтерский лагерь в процветающий городок. Он умер в 1911 году, но то, что он сделал для Розето, не пропало даром. Он учил итальянцев английскому, потому что понимал: иначе они не смогут выжить в этой стране, — а потом помогал им получать гражданство. Он организовал первую спортивную команду в Розето и составил из добровольцев первую пожарную бригаду.

На прошлой неделе мои рабочие сделали больше тысячи тюков. И за каждый тюк сверх тысячи я получила по пять центов. Этими деньгами я больше всего горжусь. Дженкинс был уверен, что мне их не видать, поэтому так приятно было войти к нему в кабинет и сообщить, что мы перевыполнили план.

Когда я заняла место Эльмиры Клементс, то стала добиваться улучшения условий труда. Я потребовала, чтобы машины расставили по-другому. В результате производительность труда заметно выросла. Да и качество работы улучшилось. Я потребовала для всех рабочих гладильного цеха перчатки до локтя. У меня на запястье навсегда останется шрам от ожога в мой первый день на фабрике. И я не хочу, чтобы мои рабочие подвергались такому риску.

Скоро будет год, как я работаю на фабрике, из них шесть месяцев — начальником цеха. Я не задумываюсь, нравится мне моя работа или нет, а просто стараюсь делать ее хорошо. К тому же, получая зарплату, я понимаю, как важно, что работаю. Моя семья нуждается в моей помощи. И я рада, что могу ей помочь.

Алессандро трудится вместе с папой на ферме, а мы с Еленой и малышкой живем в городе. Регулярно заходит речь о том, чтобы продать дом на Дьюи-стрит, но я довольна, что это пока только слова: отсюда легче добираться до фабрики. Есть и еще одна причина не продавать дом: в этом году Диана пойдет в школу в Розето. Моей младшей сестренке не придется работать на фабрике.

Ранним утром в понедельник Четти догоняет меня, и мы вместе идем на фабрику.

— Энтони Маруччи пригласил меня на свидание. В эту субботу. Мы поедем в кино в Истон. Хочешь с нами?

— Нет, спасибо. Третий лишний.

— Да ладно. У Энтони много друзей. Франко Цоллерано, например, ты очень нравишься.

— Ну нет. Уж больно он самодовольный.

— Все они такие. Он просто хочет произвести на тебя впечатление. — Четти бросает на меня проницательный взгляд. — Я кое-что слышала о Ренато. Кто-то из девочек слышал от его отца, что он сегодня возвращается.

Я застываю от неожиданности. Почему он не написал, что возвращается? С тех пор как он прислал то письмо об Ассунте, мы с ним регулярно переписывались.

Сегодня прибудет машина из Нью-Йорка, и мне придется допоздна следить за погрузкой. Раньше этим занимался мистер Дженкинс, но теперь поручил мне: он мне доверяет, знает, что я пересчитаю все честно и правильно.

Когда раздается гудок, рабочий день заканчивается, фабрика быстро пустеет. Я выключаю основное освещение в главном цеху, захожу в закройный и там, к своему удивлению, вижу Франко Цоллерано. Поскольку механики работают на нескольких фабриках, их видишь далеко не каждый день. Иногда я ловлю себя на том, что высматриваю, нет ли его сегодня, но потом вспоминаю Ренато. Никто не сравнится с Ренато, и тем более какой-то острый на язык механик.

Франко разобрал конвейер и теперь стоит, склонившись над закройным столом, и что-то делает.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Шестеренка полетела. Меняю.

Франко нажимает на рычаг и осторожно вынимает шестеренку. Не понимаю, как он умудряется разбирать все эти мелкие винтики своими огромными руками. Он в одной майке, и я не могу не заметить, какие у него широкие плечи.

— Ты что-то хотела? — Он отрывается от работы и глядит на меня.