— Согласна. А что случилось с ее сестрой?
— Сбила машина. В мае прошлого года, недалеко от дома, где она жила, по улице Гоголя. Были очевидцы, они-то и вызвали «скорую» и милицию. Она скончалась, не приходя в сознание, по дороге в больницу. Машину, сбившую ее, так и не нашли. Такие вот дела. Что-то я заболтался сегодня, — спохватился вдруг Леонид Максимович, — все тайны следствия выдал! Что значит красивая женщина, так и хочется произвести впечатление! — Он посмотрел на часы: — Ого, половина десятого уже. Давно пора отпустить вас домой, Екатерина Васильевна, но вы же знаете, какие мы все здесь бюрократы. Вот вам бумага, ручка, располагайтесь удобнее, а я тут еще пару дел просмотрю.
Минут через сорок, провожая ее к двери, он говорил: «Не пропадайте, Екатерина Васильевна, звоните, телефон мой у вас есть. Просто так звоните, узнать, как мы тут живы-здоровы. Приятно было познакомиться. Жаль, времени мало, а то мы бы с вами еще и о женской логике поговорили».
Выйдя на улицу, Екатерина глубоко вдохнула холодный и сырой ночной воздух. Домой, скорее домой! Крепкого чаю и в постель — вот и все, что ей сейчас нужно!
Ей посчастливилось поймать такси, и через двадцать минут она поднималась на крыльцо собственного дома, нашаривая в сумочке ключ от двери.
За полгода до смерти Андрей Николаевич спросил, что ей больше нравится: его городская квартира или дача?
— Конечно, дача, — не задумываясь, ответила Екатерина.
— Значит, тебе оставлю, — постановил старик. — А квартиру — Кольке!
Колька был ее двоюродным братом, сыном младшей из двух сестер, и единственным племянником Андрея Николаевича. Как чувствовал старик…
Дачу он строил своими руками, долго, не торопясь, с наслаждением пригоняя каждую доску. Сам сложил печку. Когда-то большой дачный поселок усох до трех-четырех десятков домиков, которые все грозились снести, чтобы освободить место новостройкам, да, видимо, потеряли из виду, окружив многоэтажками. Дом был невелик — две комнаты, кухня и веранда. И кусочек земли, где умещались три яблони, молодой орех и персик, который красиво цвел весной, но плодов не давал.
За два года Екатерина так и не привыкла к своей собственности. Дом был для нее неиссякаемым источником радости. Слова «иду домой», «дома», «мой дом» приобрели совсем новый смысл. Даже звучали по-другому.
Она достала из холодильника пакет с молоком, из шкафа — хлеб и любимое абрикосовое варенье и присела к столу, уставившись в пространство. Мысли ее были путаными, бессвязными, и если выразить в двух словах их смысл, то получилось бы: «Что же делать?» Не допив молоко, пошла в комнату, включила и выключила телевизор, взяла книгу, начатую накануне, отложила. Подошла к окну, прижалась лбом к стеклу. Скрипел, мотаясь на ураганном ветру, жестяной фонарь с полумертвой лампочкой, место которому было в краеведческом музее, в разделе «Родной город на рубеже веков», гнулись тонкие стволы деревьев, крупные капли дождя тяжело плюхались на подоконник. Улица напоминала гротескные театральные декорации и была абсолютно пуста.
«— Хочешь ввязаться? — спросил внутренний голос.
— Не знаю еще.
— Почему? Тебе ее жалко?
— Да!
— Но не только поэтому?
— Нет.
— Чувствуешь себя виноватой?
— А что я могла сделать?
— Ты не ответила!
— Не знаю. Впрочем, нет, знаю. Да, чувствую себя виноватой. Признаю себя виновной.
— В чем?
— Я могла попытаться узнать о ней побольше, расспросить, успокоить, пообещать помощь… Может, она бы осталась жива…
— Ты веришь, что сумела бы сделать это? Веришь?
— Не знаю. Нет, не верю. Я не верю, что ей действительно нужна была помощь! Что-то было не так. Все было не так! Плачущий голос, отчаянные всхлипывания, кружевной платочек, все, как полагается, но словно понарошку, не в жизни, а в кино, фальшь была какая-то, что ли!
— А ты не пытаешься оправдаться? Ведь она мертва. Значит, причина просить помощи у нее все-таки была.
— Но в том-то и дело, что она ни о чем не просила.
— Почему? Человек звонит, умоляет о встрече, плачет, и что дальше?
— Дальше — ничего. Поднимается и, чуть ли не с улыбкой, уходит. Обещает перезвонить.
— Но тогда в чем же твоя вина?
— Ни в чем, наверное.
— Так, значит, не чувство вины. А может, просто любопытство? Что же там на самом деле случилось? Самоубийство или… нет?
— Я устала и хочу спать.
— А может…
— Хватит! Поговорим завтра!
— Нет, дослушай, пожалуйста. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Хочется продемонстрировать замечательную женскую интуицию! Найти то, чего никто не заметил, на что не обратили внимания, не поняли, не истолковали надлежащим образом. Ну признайся. Хочется?
— Ладно. Да, хочется.
— Так бы и говорила! Спокойной ночи!»
Глава 2
СИТНИКОВ И ДРУГИЕ
Утро было спокойное и мягкое, мир был чисто вымыт ночным дождем. Тучи, освободившись ночью от лишней влаги, превратились в ослепительно белые облака, парусниками мчащиеся по синему небу. Ночной ураган сорвал последние листья с деревьев, и, если притвориться, что не замечаешь пестрого ковра под ногами, их обнаженные ветки выглядели вполне по-весеннему.
Восемь утра. Радиостанция «Народный маяк» пожелала своим слушателям доброго утра и, напомнив о прямом эфире, пригласила звонить. Слушатели не заставили себя долго ждать. Раздалась мелодичная трель телефонного звонка.
«— Нам звонит Светлана Николаевна, — бодро сообщил ведущий. — Алло, Светлана Николаевна, говорите, вы уже в эфире.
— Здравствуйте, уважаемая передача. Я давно собиралась позвонить вам, — начал смущенный женский голос, и наступила пауза.
— Смелее, Светлана Николаевна, — подбодрил ведущий.
— Да, я сейчас… я вот что хочу сказать… вот тут предыдущий выступатель говорил, что… если… эта…»
Екатерина выключила приемник, в очередной раз дав себе слово записывать речевые перлы радиослушателей. Сейчас ей было не до этого. Тонко засвистел чайник. Она машинально достала из буфета банку растворимого кофе, сахар, намазала хлеб маслом и села было завтракать. Но вдруг поднялась и направилась в комнату. Вернулась на кухню с телефонным справочником, полистала его, остановилась на букве «С». Так. Ситников А.В., не тот, А.И., еще один, А.Н. и, наконец, А.П. — а вот это может быть он!
Услышав длинный гудок, подумала, что не очень хорошо представляет себе, что собирается сказать. Может, еще не поздно положить трубку и прорепетировать хотя бы первую фразу? Поздно, так как на том конце уже откликнулись.
— Да! — Голос был довольно жесткий.
— Доброе утро, — поздоровалась Екатерина.
— Кто это? — потребовал представиться жесткий голос.
— Меня зовут Екатерина Васильевна Берест, и мне нужно с вами поговорить.
— О чем?
Она вдруг с ужасом подумала, что это может оказаться совсем другой человек, но отступать было некуда…
— Я виделась с вашей женой три недели назад и…
— Кто вы такая? Что вам нужно? — перебил мужчина.
— Нам нужно встретиться, я вам все расскажу при встрече. — Она с отвращением прислушивалась к своему торопливому, какому-то чужому, голосу и умоляющим, тоже чужим, интонациям.
— Вы из милиции?
— Нет! Я все объясню вам при встрече.
Наступило молчание.
— Хорошо, — сказал наконец мужчина, — сегодня в семь. Адрес мой знаете? Записывайте…
День выдался на редкость спокойный. Екатерина, то и дело поглядывая на часы, переделала массу работы: привела в порядок архив, заполнила все текущие финансовые документы — случай в истории бюро небывалый. Выпила кофе, съела подаренную Витенькой Павленко шоколадку и просмотрела газеты.
Погода была замечательная — легкий утренний туман давно исчез, и неяркое, умиротворенное, какое-то даже философски-снисходительное светило мягко объяло мир своим золотистым светом. Через окно были видны прозрачный парк с темными, беззащитными в наготе своей деревьями и скамейка, та самая, на которой совсем недавно женщина по имени Диана-Елена ожидала Екатерину. Сейчас на ней сидела полная молодая мамочка с книгой на коленях, поминутно заглядывая в коляску со спящим младенцем.
Время от времени звонил телефон. Звонили новые клиенты, которые в отличие от старых ничего или почти ничего не знали о «Королевской охоте», но, увидев объявление в газете, очень хотели узнать как можно больше, и Екатерина добросовестно отвечала на их вопросы. Позвонил мужчина, спросил, можно ли у них нанять сыщика, чтобы выследить супругу, которая, судя по всему, с кем-то спуталась. Позвонила женщина и сообщила о пропавшей собаке, добермане по кличке Кайзер. Она плакала, так как «эти люди будут кормить собаку чем попало, а у нее очень нежный желудок, потом не восстановишь…».