Морье Дафна дю - Королевский генерал

– Что ты собираешься предпринять? – спросила я.

– Первые две задачи были довольно просты, и я решил их еще в октябре. Я приказал возвести новое укрепление в Маунт-Баттене, и мои орудия так палят по кораблям, пытающимся пересечь пролив, что в гарнизоне уже начинает недоставать боевых припасов. Затем я перекрыл им воду, и городские мельницы не могут больше молоть муку для населения. Дай мне один-два месяца, и я заморю их голодом.

Он вонзил зубы в пирог и подмигнул.

– А блокада со стороны суши? – Меня заинтересовал его рассказ. – Это эффективно?

– Будет эффективна, если я успею ее организовать. Когда я приехал, то обнаружил много бездарных офицеров – больше половины из них я уже уволил. У меня в Солташе есть один славный малый, он отбросил мятежников назад в Плимут, накормив их свинцом, когда те пытались высунуть нос недели две назад. В этом жестоком бою мой племянник Джон – старший из сыновей Бевила, ты должна его помнить – проявил себя с наилучшей стороны. На прошлой неделе мы устроили небольшой сюрприз их сторожевому отряду со стороны Модлина. Выбили их с занятых ими позиций и взяли около сотни пленных. Думаю, теперь эти господа из Плимута надолго лишились сна.

– Пленные, наверное, доставляют немало хлопот, – сказала я. – Тут для своих людей и то непросто раздобыть провиант. Ведь ты должен их кормить, я полагаю?

– Кормить? Этого еще не хватало! Я отправил их в Лидфордский замок, а там их повесили без суда за государственную измену.

Он выбросил куриную ножку в окно и оторвал от тушки вторую.

– Но, Ричард, – заметила я неуверенно, – правильно ли это? Они сражаются за дело, в которое верят и считают справедливее нашего.

– Плевать на справедливость, – ответил он. – Это эффективное средство, а остальное значения не имеет.

– Я слышала, парламент назначил за твою голову высокое вознаграждение. Мятежники боятся тебя и ненавидят.

– А чего ты хочешь? Чтобы они расцеловали мою задницу? – Он улыбнулся и сел на кровать. – Довольно о войне. Поговорим немного о нас.

Мне этого не хотелось, я надеялась увлечь его разговором об осаде Плимута.

– Где ты сейчас живешь? – быстро проговорила я. – В палатке?

– Я в палатке, имея в своем распоряжении лучшие дома Девона? – Он ухмыльнулся. – Нет. Мой штаб располагается сейчас в Баклэндском замке, который мой дед продал полвека тому назад Фрэнсису Дрейку[10], и не стану скрывать, что живется мне там совсем неплохо. Я захватил весь мелкий и крупный рогатый скот имения, и землевладельцы, под угрозой виселицы, платят мне оброк. За глаза они называют меня Рыжим Лисом, а женщины пугают моим именем детей, когда те не слушаются: «Вот придет Гренвил Рыжий Лис – и утащит вас».

Он расхохотался, словно изрек нечто очень смешное. Я наблюдала за линией его подбородка, более массивной, чем прежде, и за контуром его губ, сужавшихся в уголках.

– Твой брат Бевил, – произнесла я тихо, – совсем не таким способом завоевал себе репутацию на западе.

– Верно, – согласился он. – И у меня нет ни такой жены, как у Бевила, ни дома, который бы я любил, ни ватаги счастливых ребятишек.

Голос его вдруг сделался резким, с примесью странной горечи. Я отвернулась, откинувшись на подушки.

– Твой сын с тобой, в Баклэнде? – спросила я спокойно.

– Мой отпрыск? Да, он там, со своим наставником.

– На кого он похож?

– Дик? О! Это проказник с грустными глазами. Я называю его «щенок» и заставляю петь для меня за ужином. Но у него нет ничего от Гренвилов. Он как две капли воды похож на мать.

Ребенок, с которым играть должны были мы, мы могли воспитывать его и любить. И мне вдруг стало очень грустно, как-то неловко, оттого что отец, говоря о нем, так презрительно пожимает плечами.

– У тебя все сложилось плохо с самого начала, Ричард.

– Да.

Наступила долгая пауза: мы вступали на опасную почву.

– И ты никогда не пробовал сделать свою жизнь более счастливой? – спросила я.

– О счастье вопрос не вставал, – ответил он. – Счастье ушло вместе с тобой – факт, который ты отказалась признать. Очень сожалею.

– Я тоже.

Сумерки уже ползли по полу. Скоро придет Мэтти и зажжет свечи.

– Когда ты отказалась со мной встретиться в тот последний раз, я понял, что впереди меня ждет бесцветная жизнь. Ты, конечно, слышала историю моего брака, наверняка сильно приукрашенную. Но по сути – все правда.

– Ты не испытывал к ней никаких чувств?

– Никаких. Мне нужны были ее деньги и только.

– Которых ты не получил.

– Тогда – нет. Но сейчас они мои. Ее состояние и ее сын, которого я породил в минуты ужасной апатии. Дочь с матерью в Лондоне. Ее я тоже заберу, когда потребуется.

– Ты сильно изменился, Ричард, совсем не похож на мужчину, которого я любила.

– Если это и так, то ты знаешь почему.

Солнце больше не освещало комнату, и поэтому она казалась пустой и грустной. Каждое мгновение этих пятнадцати лет стояло теперь между нами. Внезапно он взял мою руку, поднес к губам. Воспоминания, нахлынувшие на меня вместе с этим прикосновением, вынести оказалось нелегко.

– Но почему, боже ты мой, нам суждено было пережить такую драму? – воскликнул он, поднимаясь.

– Нет смысла упрекать судьбу, – отозвалась я. – Я уже давно перестала. Поначалу – да, меня это мучило, но теперь уже нет. Ведь столько лет прошло. Лежание на спине меня дисциплинировало – но это совсем не та дисциплина, что ты насаждаешь в своем войске.

Он подошел, остановился возле кровати, глядя на меня сверху вниз.

– Тебе никто не говорил, что ты стала еще красивее, чем была?

Я улыбнулась, вспомнив о Мэтти и зеркале.

– Ты мне льстишь, – сказала я. – Или, быть может, у меня сейчас просто больше времени на то, чтобы забавляться с пудрой и помадой.

Наверняка он находил меня спокойной и раскованной, не отдавая себе отчета в том, что один только звук его голоса вызывал во мне бурю чувств и воспоминаний.

– Нет ни одной частички тебя, – произнес он, – о которой бы я сейчас не помнил. На пояснице у тебя родинка, из-за которой ты очень расстраивалась. Ты находила ее безобразной, но мне она очень нравилась.

– Не пора ли тебе спуститься к своим офицерам? – прервала я его. – Я слышала, как один из них сказал, что вы должны ночевать в Грэмпаунде.

– На левом бедре у тебя был синяк от той злосчастной ветки, которая нам мешала взбираться на яблоню. Я сравнил его с черной сливой, и ты сильно обиделась.

– Люди шумят во дворе. – Я сделала вид, будто не слышу его слова. – Твои солдаты готовятся к отъезду. Вы до рассвета не доберетесь до цели.

– Теперь ты прочно обосновалась в кровати, очень уверенная в себе в свои тридцать четыре года. Говорю тебе, Онор, мне совершенно плевать на твою благовоспитанность.

Он встал на колени возле моей кровати, обнял меня – и пятнадцати лет как не бывало.

– Тебя по-прежнему тошнит, когда ты ешь жаркое из лебедя? – прошептал он.

Он вытер глупые слезы, выступившие у меня на глазах, улыбнулся и погладил мои волосы.

– Глупышка, неужели ты так до сих пор не поняла, что своей гордыней разбила жизнь нам обоим?

– Я поняла это сразу, – прошептала я.

– Тогда зачем же ты это сделала?

– Так было нужно, иначе бы ты меня очень скоро возненавидел, как возненавидел Мэри Говард.

– Это неправда, Онор.

– Возможно. Но какая разница? Зачем ворошить прошлое?

– Согласен с тобой. Что было – то было. Но будущее остается. Мой брак расторгнут, думаю, тебе это известно. Я свободен и могу жениться снова.

– На другой богатой наследнице?

– Теперь мне это ни к чему: я разграбил все имения в Девоне. Теперь я зажиточный дворянин, на которого с вожделением будут смотреть все девицы запада.

– Будет из чего выбирать, всем не терпится замуж.

– Похоже, что так… Но мне нужна лишь одна – ты.

Я положила руки ему на плечи и посмотрела на него. Рыжевато-каштановые волосы, карие глаза, пульсирующая жилка на правом виске. Воспоминания остались не только у него. У меня они тоже были, и я могла бы ему напомнить – если бы хотела и если бы мне это позволила моя скромность – о целом наборе веснушек, о которых мы говорили так же часто, как и о родинке у меня на спине.

– Нет, Ричард.

– Почему?

– Потому что я не хочу, чтобы ты женился на калеке.

– И ты не передумаешь?

– Никогда.

– А если я силой увезу тебя в Баклэнд?