Морье Дафна дю - Королевский генерал

Он дождался, когда Питер допоет последний куплет, затем, выпустив в воздух большую струю дыма, он протянул руку к лютне Элис.

– Все мы здесь влюблены, не так ли? – неожиданно задал он вопрос. – Каждый по-своему, за исключением вот этих юнцов.

Сделав паузу, он многозначительно взглянул на них, и я увидела, как Элис откинулась на спинку кресла, бросая неуверенные взгляды на Питера, а Джоан, поджав губы, мяла в руках складки платья. «О Господи, – подумала я, – зачем же было разрушать очарование! Зачем было обижать их? Они ведь как дети».

– Ваш черед, леди Кортни, – сказал он. – Или, быть может, вы предпочитаете сыграть в бирюльки?

Кто-то – кажется, Питер – натужно рассмеялся. Затем Джон поднялся, чтобы зажечь свечи. Джоан, наклонившись вперед, разгребла кочергой головни, чтобы огонь поскорее потух. Слабо померцав, они погасли. Очарование было разрушено.

– А снег все идет, не переставая, – сообщил Джек Гренвил, распахнув ставни. – Будем надеяться, что в Девоне вырастут двадцатифутовые сугробы и под ними будут погребены Фэрфакс и его доблестные соратники.

– Куда больше вероятность, – произнес Ричард, – что под ними окажется погребен Вентворт, который сидит у Фэрфакса на хвосте в Бовей-Трейси.

– Почему все встают? – спросил юный Банни. – Разве музыки больше не будет?

Но никто ему не ответил. Война снова нависла над нами, а с ней и страх, сомнение, неотступное ощущение опасности, и все безмятежное спокойствие этого вечера рассеялось.

В ту ночь я спала беспокойно, один тревожный сон сменялся другим, в какой-то момент мне показалось, что я слышу в саду конский топот. Однако мое окно выходило на восток, и я решила, что мне померещилось. Наверное, это ветер завывал в заснеженных деревьях. Но когда Мэтти пришла ко мне с завтраком, в руках у нее была записка от Ричарда, и я узнала, что ничего-то мне не померещилось и что, как только забрезжил рассвет, Ричард с обоими Гренвилами и Питером Кортни покинули дом.

В Менебилли прискакал гонец с известием, что Кромвель напал ночью в Бовей-Трейси на лорда Вентворта и, застав королевскую армию спящей, взял в плен четыреста человек конницы, а остатки пехоты – кто не был взят в плен – в полном беспорядке и смятении бежали в направлении Тавистока.

«Вентворта застигли врасплох, – нацарапал второпях Ричард на клочке бумаги, – случилось именно то, чего я опасался. То, что могло бы оказаться небольшой неудачей, обернется катастрофой, если будет дан общий приказ к отступлению. Я намереваюсь отправиться прямо на Совет принца и предложить им свои услуги. Если они не назначат меня Верховным главнокомандующим, чтобы я взял под свое начало эту толпу Вентворта, Фэрфакс и Кромвель очень скоро окажутся по эту сторону Теймара».

Мэри зря беспокоилась: сэр Ричард Гренвил провел под крышей ее дома одну-единственную ночь, а не неделю, чего она так страшилась… В то утро я встала с постели с тяжелым сердцем. Спустившись по лестнице в галерею, я застала там Элис в слезах, поскольку она знала, что, когда наступит решающий момент, Питер будет сражаться в передних рядах. Мой зять выглядел весьма озабоченным и уехал в полдень тоже в сторону Лонстона, чтобы узнать, какая помощь в случае вражеского вторжения может потребоваться от крупных землевладельцев и мелкопоместного дворянства. Джон и Фрэнк Пенроуз взялись предупредить арендаторов о том, что вновь может возникнуть нужда в их услугах, и этот день ужасно напоминал тот, другой, августовский, который отделяло от нас восемнадцать месяцев. Но сейчас был не разгар лета, а разгар зимы, и не было сильной корнуолльской армии, чтобы заманить мятежников в западню, и другой королевской армии, чтобы двигаться с тыла. Корнуолльцы сражались в одиночку – короля отделяли от них триста миль, если не больше, – а генерал Фэрфакс весьма отличался как полководец от графа Эссекса. Он не сунется в западню, ну а если двинется сюда, то уж абсолютно точно переправится через Теймар.

Днем к нам присоединилась Элизабет из Комба, муж которой тоже уехал, и поведала нам, что по Фою ходят слухи, будто осада Плимута снята и отряды Дигби вместе с остатками армии Вентворта в спешном порядке отступают к мостам через Теймар.

Мы сидели в галерее перед тлевшим очагом – маленькая группка несчастных женщин, – и я не сводила глаз с той самой головни, что так ярко горела в предыдущий вечер, когда с нами были наши мужчины, а теперь вот чернела среди пепла.

Мы уже познали неприятельское вторжение, испытали на себе ужасы кратковременной вражеской оккупации, но мы еще никогда не знали поражения. Элис и Мэри говорили о детях, о необходимости на сей раз запрятать провизию в комнатах под паркетом. Как будто единственное, что нам грозило, это осада! Но я ничего не сказала, лишь смотрела на огонь, задаваясь вопросом, на чью же долю выпадет больше страданий: на долю тех, кто сразу погибнет в бою, или тех, кто останется в живых, чтобы испытать плен и пытки. Я тогда знала одно: по мне, так пусть уж лучше Ричард погибнет в бою, чем останется здесь и попадет в руки приверженцев парламента. Мне страшно даже было подумать, что они сделают с «шельмой» Гренвилом, если схватят его.

– Король, конечно же, двинется на запад, – так говорила Элизабет. – Не может быть, чтобы он покинул Корнуолл в беде. Говорят, он сейчас набирает большое войско в Оксфордшире. Вот когда наступит оттепель…

– Наши укрепления выдержат натиск мятежников, – сказала Джоан. – Джон разговаривал с одним человеком в Тайуордрете. За последнее время многое было сделано. Говорят, у нас есть новый мушкет – с более длинным стволом. Я в точности не знаю, но если верить Джону, мятежникам не выстоять…

– У них нет денег, – вступила в разговор Мэри. – Джонатан говорит, что парламент испытывает отчаянную нужду в деньгах. Народ в Лондоне умирает от голода. У них нет хлеба. Парламент будет вынужден запросить, какие условия выдвигает король, ибо мятежники не в состоянии продолжать войну. С наступлением весны…

Мне хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать их голосов. Без конца одно и то же, одни против других. Старые лживые выдумки, которые так часто рассказывались. «Так не может продолжаться…» «Они должны сдаться…» «Они хуже нас снабжены…» «Когда настанет оттепель, когда придет весна…» Тут я внезапно осознала, что на меня смотрит Элизабет – она оказалась менее сдержанной, чем Элис, и с ней я была не очень хорошо знакома – и спрашивает:

– А что говорит сэр Ричард Гренвил? Вы-то наверняка слышали что-нибудь о том, что происходит. Он собирается напасть на мятежников и отбросить их в Дорсет?

Ее, да и их, неведение было столь полным, что у меня не нашлось ни сил, ни желания просвещать ее.

– Напасть? – переспросила я. – И с какими же силами он, по-вашему, нападет?

– Как с какими? С теми, что имеются в его распоряжении, – ответила она. – У нас в Корнуолле найдется немало крепких мужчин.

Я подумала об угрюмой толпе, что видела на площади в Лонстоне, и о горстке сильных парней в поле за Веррингтоном с гербом Гренвилов на нашивках.

– Небольшой отряд из насильственно завербованных людей и добровольцев против пятидесяти тысяч хорошо обученных солдат? – спросила я у нее.

– Но в рукопашном бою мы их превосходим, – настаивала Элизабет. – Все так говорят. У мятежников хорошее снаряжение, но когда наши парни встречаются с ними лицом к лицу в честном бою в открытом поле…

– Вы разве не слышали про Кромвеля и его армию «Новая модель»? Вам непонятно, что никогда еще в Англии не существовало подобной армии?

Они в полном замешательстве уставились на меня, а Элизабет, поведя плечами, сказала, что я очень сильно изменилась за этот год и стала теперь придерживаться пораженческих взглядов.