Морье Дафна дю - Королевский генерал

Я была не в силах отвести от него глаз, он так вырос, так изменился. Но сохранил свою манеру смотреть своими темными глазами осторожно и с подозрением, как и привычку покусывать тыльную сторону ладони.

– Расскажи-ка мне поскорее, пока за мной не пришли, – сказала я, – что ты здесь делаешь?

Он с сомнением посмотрел на меня.

– Так, значит, я прибыл первым? – спросил он. – Моего отца здесь нет?

У меня забилось сердце, но было ли то от радостного возбуждения или от испуга, я не берусь судить. В каком-то озарении, длившемся секунду, мне показалось, что я что-то знаю. Ожидание последних месяцев закончилось. Все начнется сызнова… Нужно было все начинать сначала.

– Кроме тебя, здесь никого нет, – ответила я. – Даже Рашли нет в Менебилли.

– Да, мы об этом знаем, – сказал он, – поэтому и выбрали Менебилли.

– Выбрали для чего? – спросила я.

Он не ответил и принялся по старой привычке покусывать тыльную часть ладони.

– Они расскажут тебе сами, когда прибудут, – сказал он, полуприкрыв веки.

– Кто они? – спросила я.

– Ну, во-первых, мой отец, – ответил он, бросив взгляд на дверь. – Потом Питер Кортни и Амброз Манатон из Трекаррела, твой собственный брат Робин и, конечно же, моя тетя Гартред.

Гартред… Тут я почувствовала себя как человек, который слишком долго болел или был оторван от мира, ведя совершенно иную жизнь. Бог свидетель, на юго-востоке Корнуолла хватало слухов, способных вызвать у вас оторопь, но ни один из них не был столь поразителен, как тот, что я только что услышала.

– Мне кажется, – произнесла я медленно, – будет лучше, если ты мне расскажешь обо всем, что случилось, с того самого момента, как ты высадился в Англии.

Он поднялся с колен и, отряхнув свободной рукой пыль с одежды, расчистил для себя место на подоконнике.

– Мы покинули Италию прошлой осенью, – сказал он, – и сначала приехали в Лондон. Отец переоделся голландским купцом, а я играл роль его приказчика. С той поры мы проехали всю Англию с юга на север, выдавая себя за иноземных купцов, а сами действовали как тайные агенты принца! В Рождество мы переправились через Теймар и, очутившись в Корнуолле, тут же поехали в Стоу. Тебе известно, что моя тетя умерла, и там были лишь управляющий, мой кузен Банни и прочие… Отец открылся управляющему, а затем по всему графству было организовано много встреч. Из Стоу было рукой подать до Бидефорда и Орли-Корта. Там мы застали мою тетю Гартред, она порвала со своими парламентскими друзьями и поэтому охотно присоединилась к нам, а с ней – и твой брат Робин.

Жизнь и в самом деле проходила мимо меня. Я в Менебилли ничего не знала о том, что творится в мире. К чести парламента следует сказать, что, воспрепятствовав распространению новостей, он воспрепятствовал и распространению сплетен.

– Я и не знала вовсе, что мой брат Робин живет в Бидефорде, – сказала я.

Дик пожал плечами.

– Он и моя тетя весьма дружны, – ответил он. – Я так понимаю, что твой брат стал у нее управляющим. Она ведь, кажется, владеет землей, принадлежавшей твоему старшему брату, тому, что умер?

Да, это был хороший предлог, чтобы встретиться снова. Речь шла о земле, на которой стояла усадьба Ланрест, и о полях за Ламеттонской мельницей. К чему мне было осуждать Робина, который после поражения изнывал от скуки и бездействия.

– Ну и что же? – спросила я.

– А то, что планы созрели, кланы сблизились. Знаешь, в это вовлечены все – весь Корнуолл, с востока до запада. Трелони, Треваннионы, Бассеты, Арунделлы. И теперь час близится. Заряжаются мушкеты и точатся клинки. У тебя тут центральное место, с которого хорошо будет видна эта бойня.

В его мягком голосе прозвучала странная нотка горечи, и я заметила, как сжались его руки на подоконнике.

– А ты? – спросила я. – Разве тебя не воодушевляет такая перспектива? Разве ты не счастлив, что ты один из них?

Он ответил не сразу, но, когда он заговорил, я увидела, какими большими и черными кажутся глаза на его бледном лице, совсем как тогда, четыре года назад, когда он был еще ребенком.

– Скажу тебе одно, Онор, – страстно произнес он. – Я бы отдал даже то малое, что имею, чтобы не участвовать в этом.

Сила, с какой он произнес эти слова, в первый момент шокировала меня, но я постаралась, чтобы он ни о чем не догадался.

– Отчего же? – спросила я. – Ты не веришь, что их ждет успех?

– Верю ли я? – переспросил он мрачно. – Я ни во что не верю. Я умолял его оставить меня в Италии, где мне было по-своему хорошо, но он не позволил мне. Я открыл для себя, что мог бы заняться живописью, Онор. Я хотел сделать ее своим ремеслом. И потом, у меня были друзья, мои ровесники, к которым я привязался. Но нет. Живопись – это бабское занятие, такое времяпрепровождение годится разве что для иностранцев. Мои друзья тоже похожи на баб, и они испортят меня. Если я хочу жить, если я надеюсь получить хоть пенни, я должен следовать за ним, выполнять его приказания, подражать его манерам, вырасти похожим на своих кузенов Гренвилов. Господи, я дошел до того, что мне ненавистно само имя Гренвилов.

Ему восемнадцать, но он не изменился. Он остается четырнадцатилетним. Этот мальчик с рыданием говорил о своей ненависти к отцу.

– А твоя мать? – спросила я его нежно.

Он пожал плечами.

– Да, я виделся с ней, – сказал он равнодушно. – Но теперь уже слишком поздно, чтобы наверстать упущенное. Она не питает ко мне никаких чувств. У нее другие интересы. Четыре года назад она бы еще могла меня полюбить. А теперь – нет. Слишком поздно. И в этом его вина. Всегда виноват он.

– Быть может, когда нынешнее дело будет завершено, ты станешь свободен. Я поговорю о тебе. Попрошу, чтобы тебе было разрешено вернуться в Италию. К твоей живописи и к твоим друзьям.

Он теребил край куртки своими длинными тонкими пальцами – слишком длинными, подумалось мне, и слишком тонкими для Гренвила.

– Развернется борьба, – проговорил он медленно, – когда люди будут убивать друг друга не ради какой-то цели, а лишь для того, чтобы пролить кровь. Вечно проливать кровь…

В летнем домике становилось темно, а я так еще и не услышала об их планах. Страх, который я прочла в глазах Дика, эхом отозвался в моем сердце, и ко мне вновь вернулись давнее напряжение и тревога.

– Когда ты выехал из Бидефорда? – спросила я.

– Два дня назад, – ответил он. – Такой приказ я получил. Мы должны были добираться сюда раздельно, каждый своим путем. Ведь леди Кортни, кажется, отправилась в Третарф?

– Она уехала в начале месяца.

– Этого Питер и добивался. Этот хитрый ход был частью плана, понимаешь, чтобы заставить всех покинуть дом. Ведь Питер был в Корнуолле, он присоединился к нам перед Рождеством.

Еще одна добыча для Гартред? Второй управляющий, чтобы заботиться об Орли-Корте? А Элис здесь, с бледными щеками, уткнувшись подбородком в сложенные на подоконнике руки, смотрит в распахнутое окно… Ричард выбирал своих соратников отнюдь не за их порядочность.

– По той же причине заманили в Лондон и миссис Рашли, – сказал Дик. – Был задуман коварный замысел, впрочем, таковы все замыслы моего отца. Да и последняя хитрость, чтобы освободить дом от Джона, вполне в духе Гренвила.

– Джон уехал по собственному желанию, – ответила я, – чтобы повидаться со своей женой в Матеркомбе в Девоне.

– Так-то оно так, но прежде он получил послание, – сказал Дик, – клочок бумаги, который передали ему в Фое и где говорилось, что его жена чересчур увлечена одним соседом. Я это знаю, потому что видел, как отец писал это письмо. При этом он так смеялся, а за спиной у него стояла тетя Гартред.

Я не нашлась, что ответить на такое. Да проклянет их обоих Господь, подумала я, за их жестокость. Но когда я мысленно обвиняла Ричарда, мне уже был известен его ответ: «Любыми средствами добиваться желаемой цели».

Что ж, то, что должно произойти, – не мое дело. Дом пуст. Пусть они делают его местом тайного свидания. Не в моих силах было помешать им. Пусть Менебилли станет на короткое время штабом роялистского восстания. Победят они или проиграют – меня это не касалось.

– Твой отец не передавал для меня никакой записки? – спросила я. – Он знал, что я здесь?

Дик какое-то время безучастно смотрел на меня, как будто я и вправду была слабоумной, какой я считаю себя теперь.

– Да, конечно, – сказал он. – Поэтому он и остановил свой выбор на Менебилли, а не на Каэрхейзе. В Каэрхейзе нет женщины, чтобы создать ему уют.