Морье Дафна дю - Королевский генерал

Зло взглянув на меня, он выпустил в воздух струю дыма.

– Боже мой, – сказала я. – Неужто в тебе нет ни капли жалости?

– Нет, – сказал он, – когда речь заходит о военных делах.

– И ты можешь сидеть здесь, вполне довольный собой, в то время как твоя сестра ведет себя наверху как шлюха, – она дергает за один конец шнурка кошелька Манатона, а ты тянешь за другой! Тогда как мой брат, который любит ее, напивается до смерти, потому что у него разрывается сердце.

– К черту его сердце. Его шпага и то, как искусно он ей владеет, – вот все, что меня волнует.

И, высунувшись из окна галереи, он свистнул, подозвал Банни, чтобы поиграть в шары. Я наблюдала за тем, как они, сбросив свои куртки на низкорослую траву, перебрасываются шутками, будто пара беззаботных школьников.

Нервы у меня не выдержали.

– Да будут прокляты все Гренвилы, – сказала я.

И когда я это произнесла, думая, что рядом со мной никого нет, то почувствовала, как моего плеча коснулась чья-то рука, и мальчишеский голос прошептал мне в ухо:

– То же самое сказала моя мать восемнадцать лет назад.

У меня за спиной стоял Дик, его черные глаза сверкали на бледном лице, и взгляд их был устремлен на лужайку, где играл с юным Банни его отец.

Четверг, 11 мая, с утра обещал быть таким же жарким и душным, как и предшествовавшие дни. Должно было пройти сорок восемь часов, прежде чем в Корнуолле вновь запылает факел войны. Даже Ричарду изменило его хладнокровие, когда в полдень прискакал гонец с вестью о том, что, по донесениям наших шпионов, несколькими днями раньше в Солташе сэр Хардрес Уоллер, назначенный парламентом командующим войсками на западе, провел совещание с большим числом помещиков – сторонников парламента и что дано распоряжение удвоить охрану во всех главных городах герцогства. Несколько членов комитета графства Корнуолл лично отправились в Хелстон, чтобы удостовериться, что там все спокойно.

– Один неверный шаг сейчас, – спокойно сказал Ричард, – и все наши планы окажутся тщетными.

Я хорошо помню, как мы все собрались в столовой, за исключением Гартред, которая была у себя в комнате. У меня и сейчас еще стоят перед глазами перекошенные, встревоженные лица, какими все смотрели на своего предводителя: грузный Робин о чем-то задумался, Питер похлопывал себя рукой по колену, Банни нахмурил брови, а Дик по привычке покусывал руку.

– Единственное, чего я все время опасаюсь, – сказал Ричард, – так это что парни на западе не сумеют держать язык за зубами. Подобно плохо обученным красным соколам, им не терпится броситься на добычу. Я предупреждал Кигвина и Гроуза, чтобы в эту последнюю неделю они сидели по домам, как мы, и не устраивали совещаний. Наверняка они болтались по дорогам, ведь слухи разносятся быстрее ветра.

Он стоял возле окна, заложив руки за спину. Мне кажется, всем нам не давали покоя дурные предчувствия. Я заметила, как Амброз Манатон судорожно потирает руки, его обычное хладнокровие на миг оставило его.

– Если что-нибудь пойдет не так, как было задумано, – отважился он спросить после некоторого колебания, – какие можно предусмотреть меры для нашей собственной безопасности?

Ричард бросил на него презрительный взгляд и коротко ответил:

– Никаких.

Он вернулся к столу и собрал бумаги.

– Каждый из вас получил приказ, – сказал он. – Вам известно, что вы должны делать. Так что давайте избавимся от всего этого хлама, надобность в котором отпадет, как только начнутся военные действия.

Он стал бросать в огонь карты и документы, тогда как остальные еще продолжали в нерешительности смотреть на него.

– Эй, – сказал Ричард, – вы похожи – во всяком случае, черт побери, большинство из вас – на стаю воронья, слетевшегося на похороны. Если кто-то из вас трусит, пусть скажет об этом сейчас, и я надену ему на шею петлю за измену принцу Уэльскому.

Никто не отозвался. Ричард повернулся к Робину.

– Я хочу, чтобы вы отправились в Трелон, – сказал он, – и сказали Джонатану Трелони и его сыну, что место и время встречи тринадцатого меняются. Они с сэром Артуром Бассетом должны присоединиться в Каэрхейзе к сэру Чарлзу Треванниону. Скажите им, чтобы отправлялись туда этой же ночью и избегали больших дорог. Проводите их туда.

– Есть, сэр, – вставая, медленно проговорил Робин, и думаю, я была единственной, кто заметил молниеносный взгляд, который он бросил на Амброза Манатона. Что до меня, то с моей души свалился тяжкий груз. С отъездом Робина из этого дома я, его сестра, вздохну спокойно. Пусть Гартред со своим любовником в эти оставшиеся часы делают что хотят. Меня это больше ни капли не волновало, коль скоро Робин не сможет их услышать.

– Банни, – раздался голос дяди, – у тебя есть в Придмуте готовое к отплытию судно?

– Да, сэр, – сказал Банни, и в его серых глазах заплясали огоньки. По-моему, он единственный продолжал верить, что играет в солдатиков.

– Тогда тринадцатого на рассвете мы тоже прибудем на встречу в Каэрхейз. Ты поплывешь в Горран и передашь мои последние инструкции, как зажигать сигнальные огни на Додмэне. Несколько часов, проведенных в такую погоду среди соленой воды, послужат хорошим упражнением для твоего желудка.

Он улыбнулся юноше, который в ответ посмотрел на него с мальчишеским обожанием, и я заметила, что Дик, наклонив голову, принялся дрожащей рукой медленно чертить на столе воображаемые линии.

– Питер! – окликнул Ричард.

Муж Элис подскочил на месте – его оторвали от каких-то приятных грез о французском вине и женщинах и вернули к суровой действительности окружающего мира.

– Какие будут приказания, сэр?

– Отправляйтесь в Каэрхейз и предупредите Треванниона о том, что планы изменились. Скажите, что к нему присоединятся Трелони и Бассет. А поутру возвращайтесь сюда, в Менебилли. И хочу вас предостеречь, Питер.

– От чего же, сэр?

– Не ведите себя по дороге а-ля Кортни: не волочитесь за каждой юбкой. На всем пути от Тайуордрета до Додмэна нет ни одной стоящей бабы.

Питер, несмотря на всю свою браваду, залился краской, но заставил себя ответить по всем правилам:

– Есть, сэр.

Он вышел из комнаты вместе с Робином, за ними последовали Банни и Амброз Манатон. Ричард, зевнув, потянулся, а затем, подойдя к камину, перемешал почерневшие тлевшие бумаги с золой.

– А для меня у вас нет приказаний? – медленно произнес Дик.

– Почему же нет, – ответил Ричард, не поворачивая головы. – Дочери Элис Кортни наверняка оставили после себя какие-нибудь куклы. Пойди поищи их на чердаке и сшей им новые платья.

Дик не ответил. Но, по-моему, он сделался чуть бледнее, чем прежде, и, развернувшись, вышел из комнаты.

– В один прекрасный день, – сказала я, – ты с ним перегнешь палку.

– Это входит в мои намерения, – ответил Ричард.

– Неужели тебе доставляет удовольствие видеть, как он терзается?

– Я надеюсь увидеть, как в конце концов он восстанет и перестанет все это безропотно сносить.

– Порой мне кажется, – сказала я, – что после нашего двадцатилетнего знакомства я знаю тебя хуже, чем когда мне было восемнадцать.

– Вполне возможно.

– Ни один отец в мире не стал бы поступать со своим сыном так жестоко, как ты с Диком.

– Я поступаю с ним сурово лишь потому, что хочу, чтобы его жилы очистились от крови той шлюхи, которая является его матерью.

– Куда больше вероятность, что эта кровь, напротив, загорится в нем.

Ричард пожал плечами, и какое-то время мы молчали, прислушиваясь к топоту конских копыт, долетавшему из парка, – это Робин и Питер поскакали каждый со своим заданием.

– Когда я какое-то время укрывался в Лондоне, я виделся там с дочерью, – внезапно вымолвил Ричард.

Это звучит нелепо, но внезапная ревность пронзила мне сердце, и в ответ я ядовито заметила:

– Наверно, веснушчатая важничающая девица?

– Нет. Скорее прилежная и спокойная. Надежная. Она напомнила мне мою мать. «Бесс, – сказал я ей, – ты будешь ухаживать за мной на закате моих дней?» – «Разумеется, – ответила она, – если вы пошлете за мной». Мне думается, она так же мало привязана к этой суке, как и я.

– Дочери, – сказала я, – никогда не ходят в любимицах у матерей. В особенности когда достигают совершеннолетия. Сколько ей?

– Почти семнадцать, – ответил он, – и она, как и положено в этом возрасте, вовсю цветет…