— Один из нас скоро развяжет вам руки, — предостерег король.
— Филипп, прошу вас…
— Ленора, сейчас я уезжаю.
Даниэлла, спрятавшись за дверью, продолжала слушать. Она видела, как король поцеловал ее мать, собираясь уходить.
— Я ваш должник, — продолжал он. — Однажды вы действительно позволили мне выиграть время, чтобы попытаться расправиться с этим коварным ублюдком! Но не забывайте — я король Франции!
Филипп повернулся и вышел из зала. Поджидавшие его слуги повскакивали с мест, готовые следовать за королем.
В дверях он столкнулся с Даниэллой и нежно погладил ее по щеке.
— Благодарю вас за лошадь, — сказала Даниэлла.
— Не забывай ухаживать за ней, — ответил король и изучающе посмотрел на девочку. — Боже, какая же ты красавица! — добавил он, снова прикоснувшись к ее щеке, затем, взволнованный, направился к выходу.
Даниэлле не хотелось, чтобы мать застала ее в такой поздний час, поэтому девочка прошла к себе в комнату, легла в постель и стала ждать, когда явится Ленора, которая всегда приходила пожелать ей спокойной ночи. Но в эту ночь Ленора не пришла. За стенами дворца гуляла лихорадка, и от нее уже умерли кузнец, маленький мальчик и старая крестьянка. Этой ночью болезнь добралась и до замка. Даниэлла спала, когда ее разбудили топот и громкие крики.
Она вскочила с постели. Монтейн в соседней комнате не было. Даниэлла выбежала в коридор и увидела, что дверь в спальню ее матери открыта и там суетятся слуги. Еще совсем недавно девочка видела, как ее мать оживленно разговаривает с королем Франции. Сейчас Ленора лежала на широкой кровати, ее волосы разметались по подушке, лицо было серым, нос заострился.
Даниэлла закричала и бросилась к матери.
— Ребенок! — услышала она чей-то голос.
Чьи-то руки пытались удержать ее, но Даниэлла вырвалась, подбежала к матери и вскарабкалась на кровать.
— Даниэлла, немедленно выйди из комнаты! — сурово приказал ей кто-то, и по голосу она узнала священника — отца Жиля, друга и духовника своей матери. Только теперь она заметила и доктора Кутэна, стоявшего рядом с кроватью матери. Лицо его было печальным.
— Мама! — закричала Даниэлла.
Прекрасные глаза Леноры открылись и посмотрели на дочь. Она попыталась взять дочь за руку, но ее рука безвольно упала. Даниэлла сама схватила материнскую руку и разрыдалась.
— Мама!
— Любовь моя, — с трудом прошептала Ленора, и ее глаза стали закрываться.
— Ленора, побереги силы, — сказала Жанетт, подходя к постели.
Даниэлла с мольбой посмотрела на доктора Кутэна.
— Уже ничего нельзя сделать, — тихо ответил он.
Она перевела взгляд на отца Жиля. В его глазах застыла печаль.
— Ленора умирает, — сказал он, оглядывая людей, столпившихся в комнате. — Пусть дочь поговорит с матерью.
Умирает? Ее мать умирает? Нет, нет, такое не может случиться!
— Мама! — снова закричала Даниэлла, прильнув к боку Леноры, словно стараясь силой своего худенького тельца защитить мать от смерти.
Ленора снова что-то зашептала.
— Да, мама, да, — сказала Даниэлла, припадая ухом к губам матери. — Я слушаю тебя. Скажи мне хоть что-нибудь!
— Король… — услышала она слабый шепот матери. — Ты должна уважать короля… любить его… ты не знаешь…
Он позаботится о тебе. Даниэлла, ты меня слышишь?
— Да, мама, да, не…
— Уважай его. Береги его.
— Мама, клянусь, я выполню все, что ты скажешь, ты не должна сейчас много говорить. Тебе нужен отдых. Ты не можешь умереть…
Голос Даниэллы сорвался. Мать не отвечала ей. Ее тело стало холодным и чужим, как будто его покинула душа.
— Ты должна уйти, Даниэлла, — сказал ей отец Жиль. ― Монтейн, уведите свою госпожу. Она должна немедленно покинуть комнату, иначе может заразиться.
Монтейн, рыдая, взяла девочку за руку.
— Нет, я не уйду отсюда! Я не оставлю мою маму одну! — кричала Даниэлла.
— Дитя, она уже ушла от нас, — как можно мягче постарался произнести отец Жиль.
Слезы потоком хлынули из глаз Даниэллы. Она вцепилась в тело матери, и Монтейн вместе с Жанетт с трудом оторвали ее и увели. Отец Жиль отдавал приказания слугам относительно того, что надо сделать с телом умершей.
Даниэлла невыразимо страдала. Она думала, что боль никогда не оставит ее. Девочка не переставая рыдала. Слезы душили ее даже во сне.
Утром она проснулась вся в жару.
В Авий пришла чума. Она не щадила никого — ни бедных, ни богатых, ни знатных, ни крестьян. Половина народа в замке лежали в лихорадке, и половина из заболевших вскоре умерли.
Почти неделю Даниэлла находилась на грани между жизнью и смертью, лишь иногда приходя в сознание и вспоминая, что ее мать оставила этот мир и что сама она тоже может умереть, хотя последнее ее мало беспокоило. На седьмой день, однако, бубоны начали подсыхать, жар спал, девочка стала возвращаться к жизни.
Как-то утром Даниэлла проснулась с ясной головой, и ей сообщили, что, несмотря на заразную болезнь, ее мать похоронили со всеми полагающимися ей почестями. Отец Жиль после похорон тоже свалился в горячке и вскоре скончался.
Потеря матери не прошла для Даниэллы бесследно. Целыми днями девочка лежала в постели, плакала и желала лишь одного: поскорее умереть и встретиться на небесах со своими родителями.
Жанетт говорила ей, что желать себе смерти — большой грех, что она графиня и должна научиться безропотно принимать волю Господа. Она всегда была такой умной и сдержанной и сейчас должна взять себя в руки и покориться судьбе.
Даниэлла не хотела больше быть умной и сдержанной, не хотела покоряться воле Господа, который отнял у нее мать, но девочка слишком ослабела, чтобы спорить с Жанетт.
Однако проходили недели, и к Даниэлле возвращались силы. Мертвых похоронили, и чума, получив свою жертву, отступила.
Все во дворце, включая слуг, говорили о войне, которую снова собирались развязать англичане. Даниэлле, казалось, нее было безразлично. Но однажды утром она проснулась и увидела, что Монтейн, с лицом, мокрым от слез, ходит по комнате и упаковывает ее вещи.
Даниэлла села в постели и потребовала объяснить, что происходит.
— Графиня, мы должны ехать к королю, — ответила Монтейн.
Даниэлла пришла в недоумение.
— К королю? — спросила она с удивлением, но тотчас же прикусила язык, вспомнив, что обещала матери уважать желания короля.
— Все необходимые бумаги готовы, — сказала Монтейн с тяжелым вздохом. — Ваша мать перед смертью обо всем позаботилась.
— Но почему мы должны уезжать? Филипп ведь может позаботиться обо мне и здесь?
— О вас будет заботиться вовсе не Филипп! Ваша мать поручила вас заботам вашего крестного отца, короля Англии. Вы хорошо знаете, Дэнни, что ваш отец был английским лордом. Вы не раз слышали вашу историю, и сами нередко ее рассказывали. Роберт Оксфордский был бароном, преданным своему королю. Господи, вот уж не думала, что моя жизнь так повернется! Леди Жанетт и я останемся у вас в услужении. Нам придется ежедневно встречаться с королем Англии, несмотря на то, что он воюет против Франции!
Наконец до сознания Даниэллы дошел смысл сказанного, и она вышла из оцепенения. Вскочив с постели в одной ночной рубашке, она подбежала к Монтейн.
— Мы не станем выполнять его приказа! — закричала девочка, заключая Монтейн в объятия. — Мы останемся здесь! Мы…
— О, Даниэлла! — ответила Монтейн, опускаясь перед ней на колени. — Вы не можете его ослушаться. Предстоит ужасная битва, и если вы убежите, то усугубите наше положение! У Эдуарда в Гаскони большое войско. Он сразу поднимет его против Франции. Начнется война, будут погибать люди! Простите меня! Он ваш опекун, и ваше будущее — в его руках. Вы не должны сердить его! Я напрасно высказала вам все, что у меня на сердце.
Однако Монтейн была права: все, даже дети, считали Эдуарда страшным чудовищем, пытавшимся захватить французский трон.
— Вы должны проявлять почтительность, — продолжала Монтейн с самым серьезным видом.
— Я никогда не буду проявлять почтительность по отношению к Эдуарду! — заявила Даниэлла.
— Тсс! — Монтейн приложила палец к губам девочки. — В замке много преданных Эдуарду людей, и вы навлечете на нас беду.
— Но ведь недавно сюда приезжал король Франции!
— Он приезжал навестить свою кузину, и этому не могут противиться ни англичане, ни гасконцы, преданные своему герцогу, так как, хотя Эдуард и правит здесь по старинному обычаю, эти земли принадлежат французскому королю. Несмотря на то, что Эдуард считает себя французским королем, в Париже на троне сидит Филипп, и очень сомнительно, чтобы даже такой воинственный король, как Эдуард Английский, осмелился претендовать на все французские земли. Ему никогда не покорить французского короля и всю Францию.