— Но вы поклялись и мне, — заметил Адриан.

— И я никогда не нарушала эту клятву.

— Это еще под большим вопросом, любовь моя.

— Но у меня по крайней мере есть доводы.

Адриан улыбнулся и снова погладил ее по голове.

— У вас всегда найдутся доводы. — Адриан помолчал и со вздохом добавил: — Все так странно… Я был хорошо знаком с вашей матерью, как вы знаете.

— Конечно, знаю. Именно вы посодействовали падению Авийя. У меня масса причин ненавидеть вас.

Но Адриан проигнорировал ее замечание и продолжал:

— Она была из рода Валуа, была врагом Эдуарда, но она полюбила короля. Я никак не могу понять, почему она приказала вам бороться с ним.

— Адриан!

— Что?

Даниэлла посмотрела на его лицо, такое любимое, провела рукой по его подбородку, удивляясь тому, что когда-то ненавидела этого человека.

— Я люблю тебя, — прошептала она.

Адриан долго смотрел на нее, его глаза блестели, но по взгляду нельзя было догадаться о том, что он сейчас чувствует. Внезапно он взял ее руку и перецеловал все пальцы.

— Действительно любишь? — переспросил он. — Или ты такая искусная притворщица и готова говорить что угодно, лишь бы добиться своего?

Даниэлла закрыла глаза, чувствуя, как подступают слезы. Она сказала мужу правду, а в ответ услышала новые обвинения. Она стала вырываться из его рук, но Адриан крепко держал ее.

— Даниэлла, даже если ты сказала правду, я все равно не могу сейчас взять тебя с собой; Я хочу, чтобы мой ребенок родился здесь. Я не могу допустить, чтобы ты снова тряслась на лошади, и, видит Бог, я хочу удержать тебя от нового соблазна.

— Я тоже хочу удержать тебя от соблазна! — воскликнула она, продолжая вырываться из его рук, но это было равносильно тому, чтобы бороться с каменной стеной. Хватка Адриана была крепкой.

— И что это значит? — спросил он.

— Это значит, что мне не нравится, когда вокруг тебя вертятся женщины. Ты запираешь меня в замке, а сам берешь на войну свою любовницу. А сейчас ты едешь в Лондон…

Даниэлла замолчала, потому что Адриан вдруг громко захохотал. Она попыталась ударить его по плечу, но он перехватил ее руку.

— Прости, любовь моя. Но не значит ли это, что тебе вовсе не безразлично, есть у меня любовница или нет?

— Я не хочу отвечать на твой вопрос, и давай прекратим этот разговор. Я говорю, что люблю тебя, а ты мне не веришь. Я унижаюсь перед тобой, а ты только смеешься и собираешься уехать, чтобы поскорее встретиться с…

— Встретиться с кем? — потребовал ответа Адриан.

— С Эдуардом, — солгала Даниэлла.

Адриан откинулся в кресле и стал с улыбкой сушить ее волосы, пропуская их сквозь пальцы.

— Мне действительно очень интересно, — сказал он. — Так с кем, ты думаешь, у меня встреча?

— Отпусти меня. Дай мне встать.

— Нет, моя любовь. Я задумал кое-что проделать с тобой этой ночью, но в мои планы не входит отпустить тебя или позволить тебе встать.

— Черт бы тебя побрал, Адриан…

— Так с кем же? — снова потребовал он ответа, глядя ей в глаза.

— Откуда мне знать? При дворе Эдуарда полно женщин…

— Я был на войне.

— За обозом едут женщины.

— Значит, ты считаешь, что у меня связь с какой-то шлюхой?

— Может, мы перестанем…

— Так все-таки с кем?

— С той девушкой… Терезой, которая является к тебе по первому требованию, как она мне сказала.

Откинувшись в кресле, Адриан широко улыбался. Даниэлла снова попыталась вырваться, и ей снова не удалось это сделать.

— Прости. Возможно, я не должен так весело реагировать на твои слова, но уж слишком давно меня мучает мысль: что же еще ты можешь выкинуть?

— Адриан! — простонала Даниэлла, прекратив вырываться и прижавшись к его груди. — Пожалуйста…

Взяв жену за подбородок, Адриан заглянул ей в глаза.

— Я никогда не спал с Терезой, — сказал он. — Она действительно следует за нашими войсками и не раз давала мне понять, что готова ради меня на все. А ведь она хорошенькая и очень юная.

— Адриан…

— Я никогда не нарушал свою брачную клятву, Даниэлла. Никогда. Хотя бывали времена, когда я и сам удивлялся, почему я этого не делаю.

Адриан поднялся, опустил Даниэллу на пол и снял с нее одеяло, которое бесформенной массой упало на овечью шкуру перед камином. В комнате было темно, и только красно-золотистые отсветы огня в камине играли на их обнаженных телах. Руки Адриана легли на затылок Даниэллы, распушив ей волосы. Запрокинув ее голову, он припал к ее губам жадным поцелуем. Он целовал ей плечи, груди, затем, опустившись на колени, положил руки ей на живот и прижался к нему щекой, прислушиваясь к движению ребенка внутри жены. Колени Даниэллы стали подгибаться, и она опустилась на шкуру рядом с мужем. Губы Адриана снова слились в поцелуе с губами жены, и, не прерывая этого поцелуя, он положил ее на шкуру. Отблески огня плясали на их лицах. Тело Даниэллы оживало под его поцелуями, такими нежными и возбуждающими. Адриан целовал каждый блик огня на ее теле, заглядывал ей в глаза и снова целовал. Ответная страсть постепенно разгоралась в Даниэлле и вскоре охватила все ее существо. Она, уже не помня себя, стала страстно шептать имя мужа. Когда они утолили первый приступ страсти, Даниэлла, почувствовав в себе странное безрассудство, снова потянулась к мужу, желая повторения. Возможно, она занималась любовью не так умело, не слишком нежно и страстно, но ее желание было беспредельным. Снова и снова она хотела близости с Адрианом и мечтала, чтобы, расставшись с ней, он запомнил ее именно такой.

Несколько раз за ночь кто-то стучал им в дверь, предлагая ужин, но супруги, поглощенные друг другом, не отвечали. Единственным голодом, который они хотели утолить, была их всепоглощающая страсть. Их тела стремились друг к другу, стараясь слиться воедино. Именно такие моменты навсегда врезаются в память. Незадолго перед рассветом они заснули прямо на овечьей шкуре перед камином.

С первыми лучами солнца Адриан открыл глаза. Даниэлла, свернувшись калачиком, лежала у него на груди, ее волосы прикрывали его как одеяло, ее нежные руки все еще обнимали его. Адриан снова закрыл глаза, всем телом ощущая ее присутствие. Расстаться с ней было подобно смерти.

Если поначалу Адриан думал, что, оставив жену в Шотландии, он тем самым убережет ее от искушения снова бороться против англичан и против него самого, то сейчас Мак-Лахлан ясно осознал, что не хочет брать Даниэллу с собой, потому что просто боится. Он не знал, какая ситуация сложилась при дворе, но там сейчас находится король Иоанн в качестве почетного пленника, там и ее старый приятель Симон, а также Поль де Валуа — все они ожидают, когда за них заплатят выкуп. Если там что-нибудь случится…

Да поможет им всем Бог!

Адриан снова открыл глаза и стал смотреть на Даниэллу. Она была точной копией своей матери: необыкновенно красивая, самоуверенная, безрассудная, нежная и умная. Она сказала Адриану, что любит его…

Стараясь не разбудить Даниэллу, Адриан осторожно высвободился из ее объятий, встал, поднял ее на руки и перенес на кровать, прикрыв чистой льняной простыней, а сверху теплым одеялом. Даниэлла даже не пошевелилась. Адриан убрал волосы с ее лица, ощущая в себе глубокую нежность к ней и благодарность за разделенную с ним страсть. Он любил жену, однако еще не сказал ей об этом. Какая-то гнетущая боль в сердце, какой-то страх мешали ему это сделать. Должно пройти какое-то время. Вот родится их ребенок, и, Бог даст, у них будет больше времени друг для друга. Война закончится, и они будут счастливы.

Адриан тщательно оделся и перед уходом снова подошел к кровати, чтобы взглянуть на жену. Он поцеловал ее в лоб, губы, но она, уставшая, так и не проснулась. Наконец Адриан заставил себя выйти из комнаты.

Как только Адриан прибыл ко двору, его сразу отправили с войсками в Уэльс для подавления восстания на территории, граничащей с Англией. Такое задание было ему не по душе, так как он с симпатией относился к валлийцам[5], которые так же, как и шотландцы, боролись за независимость.

Эдуард, однако, твердо настаивал на участии Мак-Лахлана в подавлении восстания: на землях, захваченных Англией, успели построить замки невиданной красоты и намечалось возведение новых. Уже само их строительство являло собой завораживающее зрелище, но Адриану было сейчас не до зрелищ. Он надеялся пробыть при дворе недолго и вскоре вернуться домой. Его ребенок должен был родиться в конце января или начале февраля, и Мак-Лахлан хотел в решающий момент быть рядом с женой. Проходили месяцы, и его беспокойство возрастало. Тревогу подогревали и рассказы его друзей. Проведав, что Адриан собирается стать отцом, они с готовностью сообщали ему о всяких несчастных случаях, связанных с рождением ребенка: то сам ребенок умирал, едва родившись, то во время родов расставалась с жизнью его мать.