Прошло несколько дней, и Даниэллу начали мучить страхи и сомнения. Она так сильно любила своего малыша, что боялась потерять его. Она не разрешила Дейлину послать гонца в Лондон, пока не окрестила ребенка. Его крестными родителями стали Монтейн и Дейлин.
Затем Даниэлла принялась ждать, моля Бога, чтобы Адриан поскорее приехал домой. Ей хотелось, чтобы муж вместе с ней гордился и любовался их ребенком. Графиня полюбила свой новый дом, где она чувствовала себя очень уютно, и всех домочадцев. Она с удовольствием принимала участие в их разговорах об овцах, крупном рогатом скоте и даже о том, как ткать одежду. Здесь готовили очень вкусный эль, и Даниэлла тоже стала его делать. Она, в свою очередь, научила домочадцев правильно хранить французские вина. Они подружились с Кэтрин-Мэри, суровой матроной, которая командовала всей женской прислугой, с Джошуа, управляющим по дому, и с Тейлором, управляющим их хозяйством. Вместе с ними она выпила за рождение ребенка и наследника. Одним словом, жизнь ее была полной и насыщенной, за исключением того, что…
Шли дни, миновала зима, наступила весна… Где-то в начале апреля Даниэлла лежала на одеяле, расстеленном у озера на сочной зеленой траве, а рядом с ней сидели Монтейн и Дейлин. Графиня баюкала ребенка и вскоре задремала и сама, как вдруг ее разбудил громкий смех. Проснувшись, она увидела Монтейн, которая, смеясь, убегала от Дейлина. Щеки ее горели румянцем, и выглядела она веселой и довольной. Дейлин догнал ее; и они оба упали в траву и принялись целоваться. Увидев, что графиня проснулась и смотрит на них, Монтейн оттолкнула Дейлина и, вскочив на ноги, бросилась к госпоже и ребенку, бормоча извинения.
— Неужели вы можете быть так бесстыдно счастливы, когда меня гложет такая тоска? — спросила Даниэлла.
Монтейн смутилась, но, увидев, что графиня улыбается, сказала:
— Вы должны быть счастливы и веселы, как жаворонок в небе, ведь у вас такой чудесный ребенок.
— Я счастлива, но…
— Кто-то скачет сюда! — закричал Дейлин, подбегая к женщинам и кладя руку на рукоятку меча.
Издали завидев всадников, к ним подбежали крестьяне, работавшие в поле, и образовали собой живое кольцо вокруг госпожи. Но их волнения оказались напрасными: в руках одного из всадников было знамя короля Эдуарда, а когда они подъехали ближе, Даниэлла узнала сэра Джорджа. Она поднялась, держа на руках Робина, которого она так называла, чтобы отличать его имя от имени деда.
— Сэр Джордж! — закричала она, и лицо ее вспыхнуло от радости.
Соскочив с коня, сэр Джордж подбежал к Даниэлле и, преклонив колено, поцеловал ей руку.
— Какой чудесный парнишка! — воскликнул он. — Какие волосы! Сам король умрет от зависти, увидев такого золотоволосого малыша!
— Вы думаете, он понравится отцу?
— Отец был в восторге, узнав о его рождении. Он надеется, что вы чувствуете себя хорошо, но это я и сам вижу. Вы еще больше похорошели, моя дорогая.
— Вы очень добры ко мне, сэр Джордж. Скажите, Адриан доволен, что у него родился сын?
— Он говорил, что вы угрожали ему родить девочку, но он был бы рад любому здоровому ребенку.
— Если он так рад… тогда где же он сам?
Увидев, как омрачилось лицо Даниэллы, сэр Джордж поспешил заявить:
— Он все еще нужен королю.
— О! — только и смогла произнести Даниэлла. Значит, он послал вместо себя сэра Джорджа, и теперь снова потекут долгие тоскливые недели.
— Он и сам очень переживает, что не может оставить короля, да и король тревожится за вас, поэтому меня послали сюда, чтобы привезти вас в Лондон. Конечно, если вы выдержите такое долгое путешествие.
— Если я выдержу путешествие?.. — как эхо повторила Даниэлла.
— Да, леди, ребенок еще такой маленький… Хотя я вижу, что он вполне здоровый парнишка.
— Сэр Джордж, мы поедем завтра же на рассвете, если вы и ваши люди сумеете выдержать обратную дорогу.
Раймонд, граф Ланглуа прибыл в Дувр на фламандском корабле. Капитан корабля симпатизировал французам и не мог простить англичанам войну, которая явилась причиной разрухи и запустения. Его матросам, страдавшим от цинги, не было никакого дела до довольно просто одетых, но хорошо вооруженных людей, которые сопровождали Ланглуа в этом путешествии.
На графе Ланглуа была тяжелая сутана с капюшоном монаха-францисканца — маскарад не очень оригинальный, как он сам считал, но вполне подходящий для выполнения задуманной цели. Граф был хорошо образован, это позволило ему легко сойтись с местным духовенством и даже уговорить одного молодого священника поехать с ним в Лондон по «духовным» делам. Здесь он встретился с духовником короля Эдуарда, который способствовал свиданию французского «монаха» с его монархом. К большому огорчению графа, король Иоанн, согласившись встретиться с ним наедине, совсем не был рад приезду Ланглуа, выразил неудовольствие по поводу его маскарада и даже не поблагодарил за то, что граф, рискуя жизнью, решил спасти своего короля.
— Раймонд, мой дорогой граф, не могу назвать это иначе как глупостью. Вы подвергаете риску наши жизни. У короля Эдуарда под рукой сотни людей, и, если он не осмелится убить меня на месте, то легко может сделать это во время погони, а потом продемонстрировать всему миру свою печаль по поводу моей безвременной кончины.
— О Боже, мой господин! Я приехал сюда…
— Как посланник Господа, — нетерпеливо прервал графа король Иоанн. — Вы рассчитывали на то, что я надену вашу сутану, а вы останетесь здесь? Неужели вам так хочется отдать за меня свою жизнь? Осмелюсь предположить, что, как только англичане найдут вас здесь вместо меня, они немедленно отрубят вам голову и выставят ее на Лондонском мосту для всеобщего обозрения. Нет, нет, граф, ваша страсть к богатству и наградам вскружила вам голову. Я привык воевать с открытым забралом и не хочу, чтобы англичане гоняли меня как собаку по улицам города.
— Я тайно провез золото и передал его Симону, чтобы он подкупил стражу. По вашей милости, сир, меня могут схватить и растерзать на куски…
— Значит, Симон получил от вас золото? Вот и бегите с Симоном. Если вы сумели добраться сюда, то доберетесь и обратно.
Ланглуа сразу сник. Ему хотелось стать спасителем короля, прослыть настоящим героем.
— Побеги устраиваются очень часто… — пробормотал он.
— Побег — выход для простолюдина, даже аристократа, но не для короля. Симона охраняют менее тщательно, чем меня. У него много друзей среди тюремщиков, и он свободно разгуливает по коридорам. Берите с собой Симона! Он давно ждет вашего приезда, чтобы вместе с вами нанять корабль с командой, которая не выдаст вас англичанам.
— У меня есть такой корабль, сир!
— Тогда забирайте Симона и уезжайте, а вернувшись домой, постарайтесь побыстрее собрать за меня выкуп. Мой сын ездит по стране, собирая деньги, вот и вы займитесь этим. Когда я освобожусь, то сделаю вас самым влиятельным человеком в моем окружении.
Повесив голову, Ланглуа покинул королевские апартаменты. У дверей его ждал священник из Дувра, и Ланглуа, пробормотав что-то невнятное относительно здоровья короля, направился вместе с ним искать Симона, графа Монтежуа.
Симон, который уже давно был пленником англичан, встретил Ланглуа с радостью.
— У вас есть лошади? — спросил он.
— Я приехал со священником, и было бы глупо нам с ним добираться на лошадях. С тем золотом, которое я передал вам…
— Да, да, я сам найму хороших людей. Пусть, ваш священник придет сюда сегодня вечером. Мы с ним выйдем как два духовных лица, отслуживших службу.
Они продолжали разговаривать, обсуждая детали побега. Единственное, чего боялся Ланглуа, так это того, что он может столкнуться здесь с англичанами, которые помнят его и способны узнать.
— Кто узнает своего врага, если на нем нет доспехов с его гербом? — удивился Симон.
— Адриан. Рыцарь Мак-Лахлан, — разъяснил Раймонд. Симон заскрипел зубами.
— Мак-Лахлан! Я готов лишиться жизни, лишь бы увидеть его мертвым! — Немного подумав, он добавил: — Возможно, мне не придется вступать с ним в схватку. Мак-Лахлана отправили в Дувр готовить атаку на замок Кардино. Все его люди будут очень заняты. Кстати, там он должен встретиться со своей женой. — Симон с улыбкой посмотрел на сообщника.
— С женой? — спросил заинтригованный Ланглуа.
— Какой удар мы нанесем шотландцу и англичанам, если похитим графиню д'Авий!
Дорога была длинной, и сэр Джордж постоянно требовал, чтобы они сбавили шаг. Даниэлла же категорически возражала против остановок на ночь — ей не терпелось побыстрее добраться до Лондона.