Такая глупость.
Но Джин достаточно изучила его за первые дни знакомства, совершив ряд бурных действий, которые медленно, но неумолимо вытягивали его из брака. Она уже торжествовала, наблюдая как он упорно сопротивлялся влечению к ней, испытывая стыд, впервые поцеловавшись с ней и пытался так настойчиво не звонить ей, не встречаться с ней, не искать. Неделю или две, она действительно была заинтересована в нем, но его внимание стало напоминать снадобье, которое явно приелось.
Разве не трахалась она с ним несколько раз? Ну, да было, но исключительно в миссионерских позах.
— Да, да, да... я кончаю, кончаю...
Ее стилист покраснела от смущения, когда она «кончила», но продолжала заниматься ее темными волосами, в этот момент вошла горничная из гардеробной с бархатной коробочкой. В ней находилось два ювелирных гарнитура: один — из Бирманских рубинов от Cartier, сороковых годов и другой — из сапфиров, сделанное в конце пятидесятых Van Cleef & Arpels. Оба колье были бабушкины, одно из них было передано мужем Старшей Вирджинии Элизабет, когда мать родила Джин, другое — передано бабушкой и дедушкой на двадцатую годовщину свадьбы ее родителей.
Джин издала стон, затем выключила звук на своем телефоне и укоризненно покачала головой горничной.
— Я хочу бриллианты Уинстона.
— Я полагаю, что миссис Болдвейн наденет их.
И Джин, словно копируя жену брата, Шанталь, в сотню с лишним карат безупречно улыбнулась и медленно произнесла, словно разговаривала с идиоткой:
— Возьмите бриллианты, которые мой отец купил матери, чертово колье и серьги, и принесите их сюда.
Горничная побледнела.
— Рада… помочь.
И прежде чем женщина вышла из спальни, Джин окликнула ее:
— И почистите их для начала. Я терпеть не могу этот лекарственный парфюм, который исходит от нее.
— Рада помочь.
Она немного преувеличила, назвав Flowerbomb от Viktor & Rolf «лекарственным парфюмом», но это, конечно, был не Шанель. Хотя, что можно ожидать от женщины, которая даже не перешла на запах сладкой розы? (Viktor & Rolf – кутюрье из Нидерландов, «страны, в которой моды не существует». Горячие почитатели Ив Сен Лорана, они предлагают новое видение моды, при котором фантазия и элегантность идут рука об руку.)
Джин включила звук на телефоне.
— Малыш, я должна идти. Мне нужно собираться, жаль, что тебя нет здесь, со мной рядом, но ты же понимаешь.
Мужской взрослый голос что-то пробормотал, как всегда выдавая какие-то никчемные реплики.
Господи, у него всегда так явно проявлялся южный акцент? Бредфорды никогда не имели такого явного искаженного говора, да они растягивали слова, давая понять, на какой стороне Линии Мэйсона-Диксона они родились и жили, и при этом знали разницу между бурбоном и виски. (Линия Мэйсона — Диксона (англ. Mason–Dixon Line) — граница, проведённая в 1763—1767 годах английскими землемерами и астрономами Чарльзом Мэйсоном и Джеремайей Диксоном для разрешения длящегося почти век территориального спора между британскими колониями в Америке: Пенсильванией и Мэрилендом. Линия чётко определила границы современных американских штатов Пенсильвания, Мэриленд, Делавэр и Западная Виргиния. До гражданской войны линия Мэйсона — Диксона служила символической границей между свободными штатами Севера и рабовладельческими штатами Юга.)
Последнее казалось смехотворным.
— Пока, — сказала она и повесила трубку.
Как только она отключилась, решила про себя, что пора прекратить с ним отношения, поскольку Конрад стал поговаривать, что готов уйти от жены, а она этого не хотела. У него было двое детей, черт побери… о чем он думал. Одно дело поразвлечься на стороне, но детям просто необходима хотя бы видимость, что у них есть двое родителей.
Плюс, она уже поняла, что мать из нее никакая, даже для золотой рыбки.
Через полчаса она стояла одетая в красное платье Кристиан Диора, высшего класса с ожерельем от Гарри Уинстона, ощутимой тяжестью и прохладными камнями, покоящееся у нее на шеи. Она пахла Коко Шанель, классикой, которыми стала пользоваться, когда ей исполнилось тридцать, на ногах красовались Лубутены. (Harry Winston (рус. Гарри Уинстон)— американский производитель ювелирных украшений и наручных часов класса люкс. Основатель компании, Гарри Уинстон, стал первым ювелиром Нового Света, покорившим Европу безупречными бриллиантами и филигранной техникой ювелирного исполнения.)
Она не надела трусики.
Самуэль Теодор Лодж собирался прийти к обеду.
Выйдя из своей комнаты в коридор, она взглянула на противоположную дверь. Шестнадцать лет назад в этот день, она родила девочку, которая жила в той комнате, Амелию. И на этом ее участие в воспитании Амелии и закончилось. Няни для грудной девочки, за которыми последовала еще два штата нянь по истечении определенного времени, и теперь они тоже присутствовали, находясь на территории частной средней школы.
Она даже не пыталась хотя бы изредка увидеться с дочерью.
На самом деле, Амелия не приехала домой на весенние каникулы, и это было не так уж плохо. Но на подходе было лето, и возвращения девушки из Hotchkiss особенно никто не ждал, но Амелия скорее всего с нетерпением и радостью ожидала этого.
Может есть какая-нибудь возможность отправить шестнадцатилетнего ребенка в летний лагерь?
Возможно, им следует отправить ее в Европу в тур на два месяца. Викторианцы проделывали это сто лет назад, когда даже не было самолетов и автомобилей.
Они, в конце концов, могли бы заплатить кому-нибудь, кто смог бы ее сопровождать.
И вообще, было огромное желание удерживать дочь, как можно дальше от Истерли, поскольку Джин не любила ее. Ее присутствие было для нее слишком неприкрытым приговором в выборе, совершенных действий и лжи, которые сотворила сама Джин, и никто другой… и иногда лучше находится от этих напоминаний как можно дальше, а не иметь их все время перед глазами.
Кроме того, тур по Европе был великолепной идеей. Особенно, если она все правильно сделает.
Джин двигалась вперед, направляясь прямиком к лестнице, как в Таре (имеется ввиду поместье Тара в романе «Унисенные ветром» Маргарет Митчелл), раздваивающейся на верхней площадке, превращаясь в две, ведущие в огромный мраморный холл Истерли. Платье шуршало при каждым ее движении, ниспадающий шелк терся о нижние юбки, и этот звук заставлял ее представлять приглушенный разговор француженок, шьющих это платье.
Спустившись вниз, она повернула правее, поскольку так было ближе к комнате, в которой всегда подавались коктейли, она услышала шаги и голоса. Скорее всего на уже будет присутствовать тридцать два человека, и она будет сидеть с матерью, которая должна прийти, за длинным столом напротив отца, восседающего во главе.
Она делала это миллион раз, и будет проделывать еще миллион раз, поскольку исполняла обязанности хозяйки дома… и, если честно, этот долг она выполняла с честью.
Сегодня, почему-то на сердце была грусть.
Наверное, из-за дня рождения Амелии.
Лучше нужно выпить.
Особенно учитывая тот факт, что когда она позвонила дочери, Амелия отказалась спуститься вниз и подойти к телефону общежития.
Именно так бы поступила и сама Джин.
Видите? Она была хорошим родителем, поскольку понимала своего ребенка.
Лейн отказался одевать черный галстук на ужин. Он также остался в своих брюках, сменив только соответствующую рубашку на пуговицах, вместо той, в которой уехал жить с Джеффом на север.
Он спустился вовремя.
Как только попал на первый этаж, попытался избежать собравшихся людей и стал искать выпивку, но встретил старого друга, прежде чем он налил себе Family Reserve.
— Ну и ну, наконец-то нью-йоркец вернулся к своим корням, — произнес Сэмюэль Теодор Лодж III, когда он вошел.
Лейн невольно улыбнулся.
— Как поживает мой любимый загоревший под южным солнцем адвокат?
Пока они обнимались и хлопали друг другу по спине, белокурая женщина, висевшая на руке Сэмюэля Т., внимательно следила за ними и ничего не осталось незамеченным от ее огромных глаз, которые были намного больше, чем можно было сказать о ее платье. Настолько короткое сверху и снизу, что еще чуть-чуть и она могла бы остаться в нижнем белье.