— Все, что пожелаешь, я здесь.
Семюэль Ти спросил заместителя:
— Кто-нибудь сообщил прессе?
— Не с нашей стороны, — ответил Митч. — И я постараюсь это так и оставить.
— У моей сестры не лучшая репутация, — Лейн покачал головой. — Чем меньше людей будут знать об этом, тем лучше.
Митч закрыл за ними дверь, и хотя в комнате было четыре стула, с прикрученными ножками к полу и стальной стол, который тоже был закреплен, Лейн не мог присесть. Семюэль Ти сел, отставив свой старинный портфель в стороне и скрестил руки.
Адвокат покачал головой.
— Она разъярится до небес, когда увидит, что ты привел меня сюда.
— А кому я мог еще позвонить? — Лейн потер учтавшие глаза. — И после этого ты все еще помогаешь мне с разводом, да?
— Просто еще один напряженный день с Брэдфордами.
По крайней мере, они позволили ей остаться в своей собственной одежде, думала Джин, пока ее вели по очередному бетонному коридору, окрашенному в цвет месячного супа вишисуаз.
Она боялась раздеваться перед женщиной-офицером, больше походившей на мужчину, чем на женщину, хотя это оскорбление и имело на руках перчатки, боялась, что ее заставят одеть оранжевый комбинезон размером, напоминающий купол цирка. Когда этого не произошло, она чуть не сошла с ума, представляя, что ее поместят в какую-то грязную камеру с кучей обдолбанных проституток, кашляющих на нее СПИДом.
Вместо этого, ее поместили в отдельную камеру. Холодную камеру, в которой была скамейка, из нержавейки туалет без сиденья и не было туалетной бумаги.
Собственно, она ей была и не нужна, но даже если бы и была нужна, такой она никогда не пользовалась.
Ее бриллиантовые серьги, часы от Chanel были конфискованы, наряду с сумкой LV, телефоном, и теми стодолларовыми купюрами, и бесполезными уже кредитными картами, которые лежали в кошельке.
Один звонок. Ей разрешили сделать всего лишь один звонок… точно как в кино.
— Сюда, — сказал охранник, подходя к афроамериканцу в мундире и открывая толстую дверь.
— Лейн! — она замерла на пол пути, бросившись в сторону брата, как только увидела, кто сидел за столом. — О, Боже. Только не он.
Лейн обнял ее, как только закрылась дверь. — Тебе нужен адвокат.
— И я свободен, — пропел Семюэль Ти. — Условно говоря.
— Я не буду говорить с ним, — она скрестила руки на груди. — Ни единого слова.
— Джин…
Семюэль Ти перебил ее брата.
— Говорил тебе. Думаю, я просто возьму вещи и уйду.
— Сидеть, — пролаял Лейн. — Вы оба.
Наступила пульсирующая тишина… Джин поняла, Семюэль Ти был удивлен повелительным тоном также, как и она. Лейн, из четырех детей Бодвейн, всегда придерживался политики — не высовываться и не сопротивляться. Сейчас он говорил, как Эдвард.
Или как тогдашний Эдвард.
Она уселась на жесткий, холодный, как ледяная глыба, стул и заерзала, Лейн ткнул в ее сторону пальцем.
— Что ты сделала?
— Прости? — сказала она не собираясь сдаваться. — Почему я виновата? Почему ты думаешь, что это я…
— Потому что так обычно и происходит, Джин, — он рубанул рукой по воздуху, как только она начала спорить. — Я слишком хорошо тебя знаю. Что ты сделала на этот раз, что так разозлила его? Я вытащу тебя отсюда, но я должен точно знать с кем и чем имею дело.
Джин уставилась на своего брата, и она хотела больше всего сказать ему отвалить. Но перед глазами стояла ее кредитная карта, вставленная в банкомат на бензозаправке, и надпись: «Отклонено», высвечивающаяся на цифровом экране. Кто еще может ей помочь?
Она взглянула на Сэмюэля Ти, который даже на нее не смотрел, с надменным неодобрением, хотя его лицо оставалось бесстрастным, он наслаждался происходящим, это было настолько очевидно, как и запах его одеколона, парящий в воздухе.
— Ну? — потребовал Лейн ответа.
Взвесив все варианты, она оценила совершенно незнакомую ситуацию, в которой оказалась, а также отсутствие денег и реальность нахождения в тюрьме. С достаточным количеством денег и забыв о происшедшем, не было причин отказываться от сделки или отказываться заплатить кому-то, чтобы выйти от сюда.
К сожалению, эти бесконечные множественные варианты финансирования составляли основу ее образа жизни, они по праву рождения просто принадлежали ей. Но сейчас вдруг получилось, что они фактически оказались собственностью кого-то еще. Она не знала об этом до сегодняшнего утра.
Она прочистила горло.
— Семюэль Ти, не будешь ли ты... оставь нас на минутку наедине с братом, — она махнула на него рукой. — Я не… я не имею ввиду, что ты не можешь быть моим адвокатом, мне необходимо поговорить с братом. Пожалуйста.
Семюэль Ти вздернул брови.
— Впервые я слышу от тебя это слово. По крайней мере, когда ты одета.
— Поосторожней, Лодж, — проворчал Лейн. — Это все же моя сестра.
Мужчина выпрямился, словно забыл, что находится с ней не наедине.
— Прости. Это было неуместно.
— Не уходи далеко, — Лейн начал расхаживать вокруг стола, теребя рукой свои короткие темные волосы. — Ради Бога, нам необходимо хорошее заявление перед судьей.
Адвокат Джин, любовник и отец ребенка (хотя о последнем он не знал) вышел, а она опустила глаза вниз на острые носки своих блестящие шпилек. На левом носке осталось пятно, которое она получила, пока садилась в полицейскую машину.
Раздался щелчок закрытия двери за Семюэлем Ти, и она не стала выжидать.
— Он хочет, чтобы я вышла замуж за Ричарда Пфорда.
— Ричарда... прости, что?
— Ты слышал меня. Отец остановил меня, чтобы я вышла замуж за этого мужчину. Он говорит, что это позволит иметь чертовые льготы по продажам, позволяющие улучшить рейтинг компании или что-то в этом духе.
— Он что, сошел с ума? — вздохнул Лейн.
— Ты хотел знать, почему я украла машину… так вот почему я забрала машину, и вот почему отец вызвал полицию, — она взглянула на брата. — Я не выйду за Ричарда. Неважно, что отец будет со мной делать… вот, с чем ты имеешь дело.
Поднявшись она подошла к двери и открыла ее.
— Ты можешь войти.
— Такая честь, — пробормотал Семюэль Ти.
Как только ее адвокат сел на стул и положил свой портфель на стол, она спросила:
— Как мне выбраться отсюда?
— Ты внесешь залог, — ответил Семюэль Ти. — А потом мы попытаемся избавиться от обвинений, которые выдвинул против тебя отец.
— О какой сумме залога идет речь? — поинтересовался Лейн.
— Поскольку она первый раз, то это будет учитываться, и будет не высокий. Начиная от пятидесяти штук. Маккуэйд — судья, настроенный дружелюбно к таким людям как мы, так что цена не будет слишком высокой.
«Пятьдесят тысяч долларов», — подумала она. Раньше это не казалось ей огромной суммой. Как правило, столько обходилось ее посещение бутика Chanel в Чикаго.
Она вспомнила те немногие купюры, которые находились у нее в сумочке.
— У меня нет таких денег.
Семюэль Ти рассмеялся.
— Конечно, у тебя…
— Я позабочусь об оплате, — произнес Лейн.
Семюэль Ти открыл свой портфель и достал какие-то бумаги.
— Ты уполномочиваешь меня представлять твои интересы, Вирджиния?
С каких это пор он стал называть ее полным именем? Скорее всего он не хотел, чтобы ее брат уложил его на бетонный пол тюрьмы, за очередную фамильярность.
— Да.
Его пронзительные серые глаза обволакивали взглядом.
— Подпиши это, — она подписала, и он пробормотал, — не волнуйся, я вытащу тебя отсюда.
Ее дыхание трепетало в груди, выдохнув наконец-то, она спросила:
— А что потом?
Что конкретно поменяется с другой стороны? Было совершенно не похоже, что ее отец вдруг был готов перевернуть новый лист и начать все сначала. Эдвард едва остался в живых, после волеизъявления Уильяма Болдвейна выбрать бизнес нежели своего ребенка.
— Мы тебя вытащим, — сказал Лейн. — А потом разберемся со всем остальным.
Взглянув на брата, она вдруг поймала себя на мысли, что никогда раньше не видела его настолько целеустремленным: он прислонился к бетонной голой стене, уродливой и занимающей по ширине маленькую площадь, сейчас он выглядел намного старше, чем тогда два года назад, когда покинул дом.