Дж. Уорд - Короли Бурбона

Отступив в темный угол, Джин сначала наблюдала за ним, а потом перевела взгляд на женщину. Грубо он освободил свою эрекцию и вошел в нее.

Женщина громко закричала, ее хриплый голос слышался даже на другой стороне, через стекло.

В этот раз Джина не стала представлять себя на месте этой женщины.

Она много раз наблюдала за ним, когда он занимался сексом с кем-то другим… иногда он знал об этом, иногда нет… и, неизбежно, ее тело всегда откликалось, представляя, как будто это она под ним, над ним или зажата к стене.

Сейчас нет.

Ей было слишком больно.

Она понимала, что больше никогда не получит его.

Ты выиграла.

После стольких лет борьбы, она сдалась первой… но он не поверил ей. И когда, наконец, принял всерьез ее слова, события уже были против них.

Он не собирался больше играть с ней в эту игру. Она видела его решимость, когда он высмеял ее признание в любви за день до этого… и последний гвоздь в гроб их отношений был вбит сейчас в саду.

Это был конец.

Джин тихо продолжала стоять на своем месте, пока он не кончил и ей пришлось сморгнуть слезы, как только его голова откинулась назад, шея напряглась, а тело сильно дергалось еще четыре раза. Неудивительно, но на его лице не было никаких признаков удовольствия, освобождении, судя по всему, освобождение получило только его тело.

Он по-прежнему оставался таким же мрачным, как и она, и в его затуманенных глазах засела пустота.

Женщина продолжала биться в спазмах, которые выглядели уродливо, и видно не были уловкой: милая девушка хотела произвести на него неизгладимое впечатление, с выражением страсти на лице, надеясь, что это станет началом чего-то серьезного, но позу и играть порнозвезды трудно сохранить, когда Самюэль Ти находился внутри тебя.

Джин отошла на шаг назад, потом еще, пока не уперлась спиной к холодной, влажной стене.

Она знала, что закончив, он быстро уйдет отсюда.

И он действительно так и сделал.

Спустя пару секунд щелкнул замок, дверь открылась, и Джин вжалась в стену, опустив глаза и не дыша.

— Хорошо, — Самуэль Ти отметил своеобразным тоном. — Мне понравилось.

— Ты не поможешь надеть мне платье?

— Ты сама можешь надеть его, — он уже выходил из комнаты. — Давай, нам лучше убираться отсюда.

— Постой! Подожди меня!

Послышалось хихиканье. Потом раздался звук цокающих каблучков, когда женщина бежала за ним, стараясь его догнать.

— Ты не возьмешь меня за руку? — спросила женщина.

— Конечно, с удовольствием.

Затем раздался чмокующий поцелуй, и звуки шагов, раздающиеся эхом, стали отдаляться.

Через некоторое время Джин вышла из тени. В винном погребе горел свет, это было совершенно не похоже на Самуэля Ти. Большинство не знало, что он был рабом своих навязчивых привычек — все должно быть в порядке. Несмотря на то, что он вел жизнь плейбоя, он был помешен на контроле, все вещи должны находится в определенном месте. Начиная от костюмов, которые он носил и хранил у себя в авто, от его юридической практики и фермы, от его спальни к кухне и ванной комнаты, он был мужчиной, контролирующем все, все должно находится на своих местах.

Она знала правду и видела, как он зацикливался на своих привычках, от которых время от времени, ей удавалось его увести.

Она так желала разделить с ним близость не один раз, что готова была рискнуть жизнью своего единственного ребенка…

Она поежилась. Но не от холодного воздуха и сырости.

А от непреодолимого чувства, что она действительно уничтожила все хорошее, у нее перехватило дыхание. Она прислонилась к стеклянной стене винного погреба и сползла на бетонный пол... и заплакала.

Эдвард выслушал рассказ Лейна о финансах семьи, новость, что их мать признана недееспособной, и, наконец, подробности самоубийства Розалинды от болигола, он удивился сам себе... испытывая всего лишь праздное любопытство, но не более того.

Не потому, что ему было все равно.

Он всегда беспокоился о своих братьях и сестре, родственные связи не могли испариться, несмотря на то, что он пережил.

Но череда плохих новостей, были сродни взрывам, происходящим там, где-то далеко, озаряющим и грохочущим опять же где-то вдалеке, которые конечно же привлекли его внимание, но не на столько, чтобы заставить покинуть это кресло… в буквальном и фигуральном смысле слова.

— Поэтому мне нужна твоя помощь, — заключил Лэйн.

Эдвард поднял бутылку ко рту. Но на этот раз, он не выпил… опустил ее вниз.

— В чем именно?

— Мне нужен доступ к реальным финансовым файлам… а не те которые приукрашены для Совета директоров и прессы.

— Я больше не работаю на компанию, Лейн.

— Не говори мне, что ты не можешь зайти на сервера, если захочешь.

Лейн был прав. Именно Эдвард настоял в свое время усовершенствовать компьютерные системы.

Наступила долгая пауза, потом Эдвард сделал еще один глоток джина.

— У вас еще полно денег. Твой трастовый фонд, Максвелла, Джин придется подождать всего лишь год или два…

— Пятьдесят три миллиона долларов из трастового фонда должны оказаться на месте через две недели, Эдвард.

Эдвард пожал плечами.

— Должно быть Монтеверди выдал необеспеченный ничем кредит, поэтому так волнуется. Не бойся, он не заявится к тебе домой.

— Монтеверди может обратиться в прессу.

 — Нет, не может. Если он выдал беззалоговый кредит на такую сумму, воспользовавшись трастовым целевым фондом, то он сделал это за спиной Совета директоров и нарушая федеральные законы, по которым действует его трастовая компания. Если долг не погашен по графику, единственное, что ожидает Монтеверди, если он даже попробует публично заикнуться об этом — досрочный выход на пенсию, где он сможет много времени уделять своей семье, — Эдвард покачал головой. — Я понимаю твое желание узнать больше, но не уверен, что ты должен с этим разбираться. Долг не твой, поэтому не следует беспокоиться. Ты же живешь на Манхэттене. Почему у тебя вдруг появился такой внезапный интерес к тем людям, которые живут в Истерли?

— Они — наша семья, Эдвард.

— И что?

Лейн нахмурился.

— Я понимаю, что ты не испытываешь сыновьих чувств к Уильяму Болдвейну. После того, как он обращался с тобой все эти годы, но как ты можешь так говорить? Но... что насчет дома? Земли… бизнеса? Матери?

— Компания «Брэдфорд бурбон» имеет миллиардную годовую прибыль. Даже если ты возьмешь в долг, не беря во внимание прибыль, к примеру, в личный долг пятьдесят или даже сто миллионов, это не будет катастрофой, учитывая, сколькими акциями владеет семья. Банки дадут кредит от шестидесяти до семидесяти процентов от стоимости инвестиционного портфеля… ты мог бы возвратить эту сумму сам, причем легко.

— А что если это не единственная сумма, которую взяли в долг? И не должен ли отец понести ответственность? И я снова тебя спрашиваю, а как же мама?

— Если бы я провалился в кроличью нору, желая провести суд над нашим отцом, я бы стал душевно больным. Последнее, что я слышал о матери, она не вылезала из постели, только лишь, чтобы принять ванну один раз в три года. Находится ли она в Истерли или в доме престарелых, разницы нет, — Лейн выругался, Эдвард снова покачал головой. — Мой тебе совет — последуй моему примеру и дистанцируйся от всего. Мне не куда больше уехать, на самом деле… но у тебя, по крайней мере, есть Нью-Йорк.

— Но…

— Не совершай ошибки, Лейн… они съедят тебя живьем, особенно если ты последуешь этой дорогой справедливости, которую выбрал, — он замолчал, почувствовав на краткий миг жуткий страх. — Ты не выиграешь, Лейн. Определенные... действия... проделывались в отношении людей в прошлом, пытающихся разрешить «неугодные» вопросы. Также пострадали некоторые члены семьи.

Эдвард точно знал об этом.

Лейн подошел к окну, смотря на занавески, словно окна были открыты.

— Так ты не поможешь мне?

— Я говорю тебе, что путь наименьшего сопротивления — это лучшее для твоего психического здоровья, — и «Физического тоже», — добавил он про себя. — Отпусти это, Лейн. Двигайся дальше, не оглядывайся. Ты не сможешь ничего изменить, поэтому прими как есть.