Пару минут назад он услышал, как Саттон сказала:
— Ну, думаю, это принесет пользу нам обоим. Я переведу деньги через банк в понедельник утром.
— Прекрасно, не хочешь запечатать наше соглашение поцелуем?
Эдвард зажал кулаком рот и вспомнил, что говорил его брат о Шанталь.
— Спасибо, нет, думаю, рукопожатия будет достаточно... собственно его тоже не требуется. Я пойду.
Дверь открылась и закрылась.
Послышались тяжелые шаги отца по направлению к Эдварду, и он пожалел, что у него нет с собой пистолета.
Однако, Лейн знал, где он находился. И если отец не выйдет отсюда живым, Лейн... догадается.
Шаги становились все ближе...
И ближе...
Отец прошел мимо его стола, под которым он прятался, и вошел в собственный кабинет, где включил свети убрал подписанные бумаги в ящик. Затем он сделал несколько затяжек сигары, словно о чем-то усиленно размышлял.
Эдвард закатил глаза, отец зашелся очередным приступок кашля. Всю жизнь отец был астматиком. Как он мог, несмотря на вяло протекающую болезнь, курить всю свою сознательную жизнь, при таком состоянии здоровья, для Эдварда оставалось загадкой.
Отец достал носовой платок и прикрыл рот, потянулся к своему ингалятору, вытащил на секунду сигару изо рта, быстро прыскнул лекарство, и опять зажал сигару губами, выключил свет, и...
... прошел мимо рабочего стола своего личного секретаря.
Эдвард не двигался, продолжая задерживать дыхание и ожидая, когда откроется и закроется одна из французских дверей.
Но дверь не открывалась.
36.
Лиззи стояла перед ним, потрясенными глазами глядя на него, и Лейну захотелось вернуть все назад. Он хотел вернуться в то время, когда думал только о богатстве семьи и социальном положении... и не было вранья, аборта, прелюбодеяния и вот-вот-бывшей-жены..., которая встала между ними.
Ах, да, старые добрые времена.
Ушли.
— Прости, — прошептал он. На самом деле, все события, обрушившиеся на него, было чертовски многовато.
— Все хорошо?
— Не очень.
Они замолчали, и он понял, что отзвуки, доносившейся вечеринки, чертовски его раздражали, особенно как только стоило ему подумать о деньгах, которые «позаимствовал» его отец. Он понятия не имел, каковы расходы на бранч, но он способен был произвести в уме математические расчеты. Шесть или семь сотен гостей, выпивка, даже если куплена оптом, продукты из ресторана, имеющего три звезды Мишлена, не меньше. Плюс парковщики и официанты, чтобы обслужить весь город Чарлмонт, собравшийся здесь.
Четверть миллиона, как минимум. И это не включает бар и закуски на Derby. Столы в частных ложах в Steeplehill Downs. И матч, который его семья спонсировала в завершение празднеств.
Миллион долларов, стоило это событие, длившееся менее двадцати четырех часов.
— Послушай, тебе лучше уйти, — он не хотел, чтобы она увидела Эдварда. Лейн понял, что Эдвард не захочет, чтобы его видели. — Я приеду к тебе, даже если не могу остаться на всю ночь.
— Я хотела бы, чтобы ты приехал. Я беспокоюсь о тебе, много всего происходит.
«Ты даже не представляешь», — подумал он.
Он придвинулся, чтобы поцеловать ее, но она отскочила подальше, наверное, это было правильно. Пара садовников на гольф-карах ехали по тропинке от нижней части поместья, не нужно чтобы их видели вместе.
— Я приеду, как смогу, — сказал он, затем наклонился к ней. — Знай, что я поцеловал тебя прямо сейчас, хотя и у себя в голове.
Она покраснела.
— Я... увидимся. Вечером. Я оставлю дверь незапертой, если придешь поздно.
— Я люблю тебя.
Она отвернулась, и ему не понравилось выражение ее лица. Он не мог скрыть тот факт, что отчаянно желал, чтобы она сказала ему тоже самое, не из вежливости, а от сердца.
Ее сердце находилось рядом с ним...
В его мире, где все шаталось, Лиззи Кинг, казалась самой безопасной и устойчивой на его горизонте…
Звук открывающейся двери у него за спиной, заставил повернуть голову.
Это был не Эдвард.
Даже близко не Эдвард.
Не брат, а его отец, вышел с черного входа бизнес-центра, и Лейн замер.
Он тут же бросил взгляд на его руки, ожидая увидеть там кровь. Но, нет. На самом деле, одной рукой Уильям удерживал белый платок, прижимая ко рту, как бы незаметно прикрывая от кашля.
«Отец не оглядывается по сторонам, но и не напряжен, — подчеркнул он. — Пребывает в своих мыслях, да. Напряжен? Нет».
И этот ублюдок направился прямиком к задней части старого грузовика, совершенно не волнуясь о том, что он не соответствует его социальному статусу, словно такое транспортное средство F-150 было совершенно обычным делом здесь и останавливалось чуть ли не каждый день.
— Я знаю, что ты совершил.
Лейн не знал, что сказать, пока слова не вышли из его рта. Отец остановился и моментально развернулся.
Двери гаража бесшумно стали открываться, Уильям прищурился и тут же спрятал платок.
— Прошу прощения? — произнес он.
Лейн пересек расстояние между ними и приблизился к нему, понизив голос сказал:
— Ты слышал меня. Я точно знаю, что вы совершил.
Было жутко, поскольку лицо напротив выглядело так, как его собственное. Еще жутче, что в нем не произошло никаких перемен... на лице Уильяма не дрогнул ни один мускул.
— Тебе стоит выражаться более конкретно, сын.
Тон, с которым он произнес последнее слово, можно было заменить словами «не трать мое время» или же более просторечиво «мудак».
Лейн сжал зубы. Он хотел высказать ему все, но учитывая, что его брат по-прежнему находился внутри бизнес-центра, … и он, по крайней мере, надеялся, что Эдвард до сих пор жив… если он выдаст себя, то отец просто удвоит свои усилия и заметет все следы, это его и останавливало.
— Шанталь мне рассказала, — прошептал Лейн.
Уильям закатил глаза.
— О чем? Требуя сделать ремонт в ее спальне уже в третий раз? Или что она решила поехать в Нью-Йорк… опять? Она твоя жена. Если она хочет все эти вещи, то ей следует обсуждать их с тобой.
Лейн внимательно следил за выражением его лица.
— Теперь, если ты извинишь меня, Лейн, мне нужно…
— Ты не знаешь, о чем говоришь.
Его отец элегантно махнул рукой на роллс-ройс, выезжающий из гаража.
— Я буду поздно… и я не собираюсь играть в ролевые игры. Хорошего дня…
— Она беременна, — отец нахмурился, Лейн понял, что до него дошли его слова. — Шанталь беременна, и она сказала от тебя.
Он ждал, после своих слов, ждал любую подсказку, слабину с его стороны, используя весь свой опыт в покере, чтобы прочитать мужчину перед собой.
И вдруг вот оно, у него чуть-чуть стал подергиваться нерв под левым глазом.
— Я развожусь с ней, — спокойно произнес Лейн. — Это значит, что ты можешь забрать ее себе, если хочешь. Но внебрачный ребенок не будет жить под одной крышей с моей матерью, понятно? Я не позволю тебе так оскорблять мать. Не позволю.
Уильям кашлянул пару раз и опять достал платок.
— Послушайся моего совета, сын. Женщины такие, как Шанталь, правдивы, насколько же насколько и верны. У меня никогда ничего не было с твоей женой. Боже сохрани.
— Не только лгут женщины, такие как она.
— Ах, да, двойной подтекст. Манера вести спокойный разговор, говоря гадости исподтишка.
«Черт с тобой», — подумал Лейн.
— Ладно, я в курсе твоего романа с Розалиндой, и уверен, что она покончила с собой из-за тебя. Учитывая, что ты отказался говорить с полицией на эту тему, могу предположить, что тебе есть, что скрывать. Дожидаешься своих адвокатов, чтобы они сказали тебе, что следует говорить, а что нет?
Ярость проявилась в виде красного пятна на шеи отца, поверх французского воротничка, сжимающегося в его кожу, рубашки с монограммой, пятно стало увеличиваться в размере.
— Тебе бы лучше пересмотреть свои взгляды, мальчик.
— И я знаю, что ты сделал с Эдвардом, — голос Лейна дрогнул. — Я знаю, что ты отказался платить выкуп, и даже склоняюсь к тому, что ты устроил это похищение. — Стараясь держаться подальше от финансовых вопросов, Лейн продолжил: