Но, их дом был больше, чем Истерли, по размеру.

Корпорация «Ликеро-водочные заводы Саттон» были больше на треть, чем «Брэдфорд бурбон».

Эдвард отрицательно покачал головой и взглянул на дрянные часы, которые надел. Если Саттон осталась верна своему обычному графику, то много времени это не займет.

По крайней мере, охрана в униформе с немецкой овчаркой не бросалась с лаем на него, и никто не спрашивал и не говорил, чтобы он убирался отсюда. Родовое поместье Саттон Смайтов охранялось также усиленно, как и Истерли, но у него было два козыря. Первый — логотип на его грузовике: «Р&B» товарный знак был своего рода королевским мандатом, и если бы даже он был серийным убийцей, припарковавшийся в центре суда, скорее всего полиция бы отпустила его домой и оставила бы в покое. Второй — сейчас было время его любимого Derby. Несомненно, до сих пор скачки, ставки и кубки, были в цене.

Скоро. Она скоро приедет домой.

После того, как Лейн привез его обратно на ферму, он принял кое-какие лекарства. Затем  еще раз перечитал бумаги под залог имущества... и ему понадобилось всего лишь десять минут, прежде чем он взял клатч, забытой Саттон, и прихрамывая направился к одному из грузовиков.

Мое и Шелби, а также другие работники конюшни были на скачках с тренерами лошадей. Пока он ехал к ней, раздумывая, что позорно тратить свою жизнь в покое на ферме, но видно для него это было необходимо, чтобы превратиться назад в человека.

Начался дождь, сначала упало несколько крупных капель, потом перешел в ливень.

Он снова посмотрел на часы.

Тринадцать минут. Он мог поспорить, что она будет дома через тридцать минут: в то время как большинство из двухсот тысяч человек в Стипл-Хилл-Даунс будут наслаждаться своей долгой дорогой домой, сначала под дождем добравшись до своих машин, а потом засев в огромнейшую пробку, пытаясь попасть на шоссе, такие люди как Брэдфорды и Смайты ехали туда и обратно в сопровождении полицейского эскорта, который намного сокращал их обратный путь.

Он оказался прав.

Через двенадцать минут и несколько секунд, один из черных Mulsannes семьи Саттон подъехал к дому, водитель выскочил с переднего сиденья, раскрыв зонт, направляясь к задней двери. Второй охранник проделал тоже самое с другой стороны.

Сначала появился отец Саттон, опираясь на руку своего шофера, прошел в дом.

Саттон появилась с другой стороны, медленно выбираясь из машины, ее глаза остановились на его грузовике. После разговора с водителем, она забрала у него зонтик и направилась к нему, не обращая внимания на туфли на высоком каблуке, скользящим по лужам с водой.

Эдвард опустил окно, как только она приблизилась, пытаясь игнорировать запах ее духов.

— Садись, — сказал он, не желая на нее смотреть.

— Эдвард.

— Я хотел бы обсудить, что ты подписала с моим отцом в моем собственном доме? Или может уже в твоем доме?

Она выругалась словами, совсем не соответствующими для леди, а затем начала залезать в грузовик. С ворчанием он попытался дотянуться до ручки двери, как подобает джентльмену, и открыть для нее, но она опередила его, кроме того, его тело не могло тянуться так далеко.

Как только она опустилась на сидение, и увидела свой клатч, застыла.

Он включил зажигание и двинулся с места, пробормотав:

— Мне подумалось, что ты захочешь получить свое водительское удостоверение.

— Я должна быть на приеме через сорок пять минут, — сказала она, когда он начал спускаться с пригорка.

— Тебе же не нравится ходить на приемы.

— У меня свидание.

— Поздравляю, — у него тут же возникла мысль, похитить ее и удерживаться у себя всю оставшуюся жизнь, как показывают в фильмах, и его мысли двигались дальше, пока у нее не появится Стокгольмский синдром, и она не влюбится в своего похитителя. — Кто он?

— Не твое дело.

Эдвард повернул налево и поехал вперед.

— Значит, ты лжешь.

— Можешь посмотреть завтра газеты, — ответила она скучающим тоном. — Там ты все прочетешь.

— Я больше не получаю Charlemont Courier Journal.

— Послушай, Эдвард…

— Какого черта ты делаешь? Заключаешь договор под залог моего дома?

Хотя он не смотрел на нее, он почувствовал ее ледяной взгляд.

— Первое, твой отец сам предложил мне это. И второе, если ты продолжишь разговаривать в том же духе, я откажу в праве выкупа заложенного имущества, просто из принципа.

Эдвард выстрелил взглядом в ее сторону.

— Как ты могла так поступить? Неужели ты настолько алчная?

— Процентная ставка более чем справедлива. А ты предпочел бы, чтобы он обратился в банк, где дом могут потом выставить на публичную продажу? Я все сделаю честно, если выплаты будут поступать в срок, как в договоре.

Он ткнул пальцем в документы, лежащие между ними.

— Я хочу, чтобы ты вышла из этого.

— Ты не участник данного договора, Эдвард. И, по-видимому, твоему отцу нужны деньги, иначе бы он не обратился ко мне.

— Это мой дом и дом моей матери!

— Знаешь, если бы я была на твоем месте, я бы наоборот поблагодарила меня. Не знаю, что происходит под крышей твоего дома, но десять миллионов — это ничто для такой могущественной и великой семьи, как Брэдфорд!

Эдвард повернул руль налево и рванул в один из общественных парков, которые располагались на берегу реки Огайо. Пересекая безлюдную парковку, он остановился, напротив лодочной станции и свернул в парк. Шторм бушевал вовсю, и всполохи молний подливали масло в огонь, зарождающегося гнева у него внутри.

Развернувшись в кресле, он проглотил стон боли.

— Он не нуждается в деньгах, Саттон.

Конечно, это была ложь, однако он не собирался объяснять проблемы, существующие в семье: хотя и был расстроен тем, что в этом участвовала Саттон, хотя и был уверен, что может доверять ей, но существовали и другие, причастные к этому договору — юристы и банкиры. По крайней мере, она могла бы опровергнуть их разговор, если это всплывет.

— Тогда почему он подписал этот документ? — спросила она. — Почему твой отец, если это для него не так важно, вырывает меня с деловой встречи, положив готовые документы на стол.

Пока она задавала вопросы, у него перед глазами стоял ее образ той ночью, когда она оседлала его и была такой нежной с его изувеченным телом.

Потом у него тут же возник образ — отец, обнявший ее в офисе.

«Это ублюдок мог переспать с любой женщиной?» — задавался он вопросом, у него возрастала ненависть к Уильяму Болдвейну.

Эдвард сосредоточился на ее губы, думая о жене своего брата.

— Он никогда не целовал тебя?

— Прости?

— Мой отец. Он никогда не целовал тебя?

Саттон покачала головой в недоумении.

— Давай лучше придерживаться темы о закладной на Истерли, да?

— Ответь мне на чертовый вопрос.

Она вскинула руки.

— Ты видел меня у него в кабинете. О чем ты думаешь?

«Он пытался», — подумал Эдвард, испытывая всплеск ярости.

— Послушай, — сказала Саттон. — Я не знаю, что происходит у вас в семье, и зачем он составил этот договор. Могу сказать одно — для меня это хорошая сделка... мне казалось, она как-то поможет вам. Конечно глупость с моей стороны, я подумывала сохранить договор в тайне, я подумала, что это пойдет вам на пользу.

Через мгновение он пробормотал:

— Ну, ты ошиблась. Поэтому я и хочу, чтобы ты разорвала это договор.

— У твоего отца имеется копия договора, — сухо заметила она. — Почему бы тебе не поговорить с ним?

— Он заключил с тобой эту сделку, потому что ненавидит меня. Он сделал это потому, что черт побери отлично знает, что я бы не обратился будь ты самым последним человеком на всей земле, чтобы моя семья не была обязана вам.

По крайней мере, это не было ложью, она ахнула от его слов.

Господи, даже просто от одного ее присутствия он чувствовал себя, хотя бы наполовину мужчиной рядом с ней...

От слов Эдварда у нее екнуло сердце, и Саттон дернулась на своем сидении, она не успела скрыть свою реакцию на его слова.