— Мы должны отыскать ее, — решил он накануне вечером, взглянув на Эдмунда поверх доски для игры в хнефатафл[7], когда тот обдумывал свой следующий ход. — Она может сказать нам что-нибудь полезное.

Этельстан с Эдмундом посмеялись над идеей брата, но Экберт не отступил.

— Местный люд уверен, что у нее есть дар предвидения будущего, — настаивал он. — Даже настоятель местного монастыря, по слухам, бывал у нее.

— Видимо, хотел убедить ее оставить свои языческие штучки, — рассеянно заметил Этельстан, наблюдая за игрой братьев.

— Говорят, она ясновидящая, — упорствовал Экберт, — она читает в людских сердцах.

— Видимо, ты хочешь спросить у нее, как тебе выиграть партию в тафл, — сказал Эдмунд, очередным ходом захватывая его короля и заканчивая игру. — Это уже твой третий проигрыш, дружище. Ты совершенно беспомощен этим вечером.

Обычно веселый Экберт сердито вскинул руки.

— Мне скучно, Эдмунд! Нет больше моих сил сидеть тут в ожидании, как пес на привязи. Если завтра будет хорошая погода, я поеду за советом к этой старухе. Этельстан, ты поедешь со мной? Как знать, вдруг она сможет сказать нам, что у короля на уме?

Этельстан полагал, что это вряд ли. Тем не менее прогулка верхом — возможно, не такая уж и плохая мысль. Он обвел взглядом зал, в котором люди, разбившись на небольшие группы, играли в кости или потягивали эль из кружек. Им всем было скучно, и многих это уже изрядно злило. Вскоре они начнут грызться между собой, если ему не удастся их чем-нибудь занять.

— Вреда это не принесет, — сказал он, оживленно кивая Экберту. — И людям, и коням поездка пойдет на пользу, и не важно, хорошая будет погода или нет.

Итак, на следующее утро они отправились в путь, ориентируясь по приметам, которые им указал прохожий, — поваленное молнией дерево, заброшенная мельница, древний курган, прозванный местными жителями Чертовой горой. В конце концов они подъехали к длинной невысокой гряде, не такой заснеженной, как остальная округа, на вершине которой торчал иссеченный примитивными рунами менгир[8].

Этельстан остановил коня у древнего, поросшего лишайником камня. Он устремил взор в неглубокую долину, расстилавшуюся внизу, и обомлел от увиденного — сотни, как ему показалось, вертикально стоящих камней, высотой в рост человека или немного выше. Словно чудовищно искореженные пальцы, черные на белом снегу, они отбрасывали длинные тени, зловеще устремившиеся прямо к нему.

«Они, вероятно, не такие большие, как в Сарэме, — решил Этельстан, — но их здесь намного больше, и они излучают такую же грозную мощь». Камни произвели на него гнетущее впечатление, и у Этельстана заныло сердце.

К нему приблизились Эдмунд и Экберт, и он наблюдал за ними, пока они разглядывали открывшуюся им картину. По потрясенному выражению лиц своих братьев он понял, что они уже усомнились в своей затее, так же, как и он сам. В мире и так достаточно темного, нет нужды искать его намеренно.

— Ты все еще желаешь осуществить свою задумку? — спросил он Экберта.

— Не знаю, — проворчал Экберт. — Но было бы глупо теперь возвращаться назад.

Он бросил взгляд на Этельстана.

— Но ты поедешь первым.

Сердито на него взглянув, Этельстан снова стал рассматривать долину в поисках признаков жизни. Кольцо камней окружали поросшие мохом дубы, а на противоположной его стороне он заметил притаившуюся среди деревьев маленькую хижину, соломенная крыша которой была покрыта снегом. Вздрогнув, он вдруг осознал: то, что он принял за камень, стоящий в тени лачуги, было живым существом, пристально на него глядевшим.

Значит, она их ждала. Он был в этом уверен, хотя и не мог бы сказать почему. Было и кое-что другое, в чем он был также уверен и что заставляло его нервничать. Ему необходимо туда спуститься. Экберт прав, назад пути уже нет.

Он направил своего коня вниз, в рощицу, пробираясь к лачуге между деревьями и намеренно огибая поляну со злобно взирающими на него каменными великанами. Когда они подъехали к жилищу, он рассмотрел, что фигура ожидавшей их женщины закутана во множество слоев грубой черной шерстяной ткани, а голова так плотно обернута толстым платком, что лица старухи, — если это вообще было человеческое существо, — почти невозможно было разглядеть.

— Благослови тебя Бог, милорд! — выкрикнула она.

Ее голос оказался на удивление низким и хриплым. «Стал таким, — подумал Этельстан, — от дыма и долгого молчания». Он спешился и направился к ней, Эдмунд и Экберт последовали за ним.

— Благослови тебя Бог, матушка, — ответил он. — Тебе, должно быть, трудно жить тут, вдали от соседей в такую зиму. Примешь ли в дар немного припасов, чтобы пополнить кладовую в эти нелегкие дни?

Он подал знак одному из слуг, и тот положил на землю возле лачуги большую суму, наполненную сыром, хлебом и сушеными бобами, после чего поспешно ретировался к своей лошади.

В устремленных на Этельстана глазах не отразилось ни удивления, ни благодарности.

— Что тебе от меня нужно? — спросила она. — Ты далеко отклонился от предначертанного пути, поскольку тебе надо на север, туда ведет военная дорога.

Она махнула рукой на запад, где построенный еще римскими легионами тракт Фосс-Уэй пролегал от Эксетера на юго-востоке к Йорвику на севере. По-видимому, когда элдормен Эльфхельм наконец прибудет, чтобы повести их в Нортумбрию, они действительно последуют по этой самой дороге, ведущей на север.

«Правда, — убеждал себя Этельстан, — не нужно быть пророком, чтобы догадаться: отряд вооруженных людей с гербом элдормена Нортумбрии, скорее всего, направится именно в ту сторону».

— Наверное, я уже получил от тебя то, что искал, — сказал он, — если ты не можешь мне предсказать ничего другого, кроме дороги на север. Но со мной мой брат, и он хочет спросить у тебя совета.

Она снова на него взглянула, и Этельстан увидел, как блеснули проницательные глаза в складках ее платка.

— О нет, лорд, — сказала она, медленно качая головой из стороны в сторону. — Ты тот, кому нужно наставление. Дай мне свою ладонь.

Этельстан замешкался в нерешительности, испытывая дурные предчувствия. Однако в устремленных на него глазах мелькнул вызов, который он не мог проигнорировать, и он вложил свою раскрытую ладонь в ее руки. Ее костлявые, похожие на птичьи пальцы были покрыты грубыми мозолями, как и его собственные.

Она вгляделась в его ладонь и некоторое время молчала, а беспокойство Этельстана тем временем нарастало. Менгир на вершине холма, зловещее кольцо камней, прикосновение костлявых ладоней старухи — все это было запретной, языческой магией. Он вдруг испытал неодолимое желание сбежать, но в следующую минуту она заговорила, и на этот раз ее голос был совсем не такой, как тот, каким она его приветствовала. Теперь он был полон энергии и женственности, и его звучание отозвалось в нем так же, как резонирует в теле колокольный звон.

— В этой руке сокрыта могучая сила, — объявила она достаточно громко, чтобы это услышали все сопровождающие. — Сила достаточная, чтобы владеть великим мечом Оффы[9].

Он заметил, как рядом с ним вздрогнул от неожиданности Эдмунд, и он догадывался, о чем думает его брат, поскольку его эти слова также поразили подобно сокрушительному удару. Меч Оффы, принадлежавший в прошлом этому легендарному саксонскому королю, и по сей день висел позади трона его отца в большом зале дворца в Винчестере. По традиции правящий король вручал его своему назначенному преемнику. Меч еще не был обещан Этельстану, но он ожидал, что однажды тот будет принадлежать ему.

Но все же, как эта женщина угадала, что перед ней старший сын короля? Может, до нее каким-то образом дошли слухи о том, что этелинги в Солтфорде? Возможно. Возможно, все это лишь спектакль, но если это так, то с какой целью он разыгран? Теперь женщина согнула его пальцы внутрь ладони и придвинулась к нему ближе.

— Мечом ты, наверное, владеть будешь, — произнесла она так тихо, что расслышать мог только он. — Но скипетр ты не получишь.

Он не сразу смог осознать важность ее слов, а когда до него дошел их смысл, она уже повернулась, чтобы удалиться в свою хижину. Быстро к ней подскочив, Этельстан схватил ее за руку.

— Кто в таком случае получит скипетр, потом, когда придет время? — тихо прошептал он. — Кто наденет корону?