Она махнула рукой в сторону кровати Эммы, где лежал небольшой ларец и три сумки с вещами, которые Гроя собрала им в дорогу.
— Он придет, — ответила Гроя таким раздражающе спокойным голосом, что Эльгиве захотелось ее придушить.
Эльгива беззвучно выругалась в адрес старухи, которая своей безмятежностью выводила ее из себя, и в адрес Вульфа, который заставлял ее так долго ждать. Ей хотелось завыть от безысходности, но в это же мгновение ее осенила внезапная мысль, от которой ей сделалось дурно. А вдруг что-то пошло не так? Что, если планы ее отца были раскрыты и ее брата схватили гвардейцы короля?
Дикий вопль снаружи, к которому тут же присоединились другие голоса, повторяя его снова и снова, заставили ее быстро подбежать к окну. Сердце ее замерло, поскольку она ожидала увидеть там своего брата, закованного в цепи. Но она увидела, как люди во дворе бросились к воротам крепости, натягивая на бегу шлемы, их кольчуги сияли под ярким солнцем. Протискиваясь сквозь толпы охваченных паникой горожан, стремящихся проникнуть в цитадель, гвардейцы столь же отчаянно пробирались в обратном направлении. Кое-кто из горожан был вооружен мечами. Женщины несли детей и узлы.
Во дворце кто-то так пронзительно завизжал, что у Эльгивы мурашки побежали по коже. К первому крику один за другим присоединялись другие, как будто гуси загоготали при виде хищника, и она прижала к ушам ладони, чтобы не слышать невыносимого шума. Гроя поднялась на ноги и теперь стояла рядом с ней у открытого оконного ставня, забыв о тихо упавшем на пол алом шелке.
Над вершиной отдаленного холма над сигнальным костром в голубом безветренном небе отвесно поднимался черный столб дыма. Отсюда Эльгиве не были видны городские стены и река, но в этом не было необходимости. У подобного переполоха могла быть только одна причина.
Датчане в конце концов пришли и атаковали Эксетер. Какие бы ни были планы у ее отца, теперь на них был поставлен крест.
Она подумала об Эмме, которая за пределами городских стен была сейчас в безопасности со своим нормандским управляющим. Хью увидит дым костров и уведет королеву в какое-нибудь надежное убежище, в то время как Эльгива, которая надеялась сбежать сегодня из этого отвратительного города, вполне могла погибнуть в его кроваво-красных стенах.
Поместье Этельмера, недалеко от Эксетера, графство Девоншир
Этельстан сидел за столом в замке тэна своего отца Этельмера. Он довольно неохотно ехал на это собрание вельмож из западных графств. Однако Этельмер твердо настоял на том, чтобы он встретился с этими людьми, утверждая, что наследнику престола и обширных королевских землевладений в графствах Девон и Сомерсет будет полезно укрепить связи с людьми, которые в будущем станут его вассалами.
— Король занят делами в Винчестере и Лондоне, — сказал Этельмер, — но он также король Эксетера и Тотнеса, Лидфорда и Дорчестера. Встреча со старшим этелингом только укрепит поддержку трона.
Таким образом, он приехал сюда два дня назад, в это прекрасное поместье, находящееся всего на расстоянии часа езды от его собственных обширных владений в Нортоне, и с каждым прошедшим часом ему становилось все более не по себе. Дело было не только в том, что он не хотел уезжать так далеко от Эксетера, в то время как опасность вторжения датских войск была по-прежнему очень велика, хотя и этого было вполне достаточно, чтобы потерять покой. Но он чувствовал также скрываемое недовольство среди собравшихся, и вместе с тем бурные проявления почтения приводили Этельстана в замешательство.
Заключительный пир, начавшийся в полдень, подошел к концу, и собравшиеся за столами сидели, подремывая после съеденного и выпитого. Посередине комнаты свое место занял менестрель и начал песню, которую каждый из присутствующих, по мнению Этельстана, слышал неоднократно. Это была древняя сага, которую редко исполняли от начала до конца за один раз. Сегодня менестрель начал с описания стареющего угрюмого короля, ведущего войну со смертельным врагом. Затем, явно не без умысла, певец замедлил свой речитатив и перескочил к строкам, рисующим храброго героя повествования. С ритмичной назидательностью он пел о людях, принуждающих молодого воина оказать помощь бессильному правителю. И когда менестрель пропел стихи о намерении Беовульфа взять на себя руководство боем с чудовищным супостатом, Этельстан ощутил на себе пристальный взгляд десятка пар глаз.
Ни слова не было сказано о неспособности его отца защитить страну от опустошительных набегов викингов или о разорительных податях, которые собравшиеся за столом Этельмера платили, чтобы откупиться от пиратов. Но при этом здесь, в этом замке, его окружали наиболее могущественные лорды юго-запада, и это место древней поэмы было прозрачным намеком на то, что он должен бросить вызов своему пожилому отцу.
«Их позиция ясна», — подумал Этельстан. И если он последует их призыву и станет оспаривать у своего отца право занять трон, поддержат ли эти же самые люди его вызов королю, который вцепится в корону изо всех сил, достойных мифического чудовища? Хватит ли у них мужества пойти за сыном, невзирая на клятвы, которые они принесли отцу?
Внимание Этельстана привлекло оживление в зале, и он увидел подручного Этельмера, бегом направившегося к помосту.
— Сигнальные костры зажжены, господа! — выкрикнул он еще до того, как добежал до стола. — Со стороны Эксетера!
Словно при пожаре, зал наполнился диким шумом, и все в нем пришло в беспорядочное движение: люди опрокидывали скамьи, звали своих слуг, орали, чтобы им подавали коней. Этельстан ринулся напролом сквозь толпу мечущихся людей. Во главе своего личного отряда он вбежал на конюшню и нашел там своих скакунов уже оседланными и взнузданными. Спустя считанные минуты они уже мчались в Нортон, где Этельстан намеревался забрать остальных своих подчиненных и отправиться на помощь защитникам Эксетера. И по пути он горячо молился, чтобы Хью успел отослать Эмму на север, подальше от греха.
Неподалеку от монастыря Марии Магдалины, графство Девоншир
Эмма вперила гневный взор в лицо сидящего на крепкой английской лошади всадника. На нем была алая рубаха из тонкого льна, отороченная куньим мехом темно-коричневая мантия была скреплена серебряной брошью на плече. Его можно было бы принять за состоятельного английского тэна, если бы она не знала этого человека с узким лицом. Эмме оно было знакомо, как была знакома густая грива белых волос и белоснежная борода, разделенная надвое и заплетенная в косы.
Узнал ли он ее? Неужели она наткнулась на датские войска, продвигающиеся вглубь страны и зачищающие малые дороги для вывоза награбленного на вьючных животных? Она попыталась успокоить дыхание, унять дрожь в руках, нащупывая нож у себя за поясом.
— Скажи королеве, — распорядился Свен Вилобородый по-датски, — что мы не причиним ей вреда.
Значит, он знает, кто она, и эта встреча не случайна. Она постаралась, чтобы ее лицо ничего не выражало, когда к ней сзади подъехал всадник в зеленом плаще и, вырвав из ее рук вожжи и выхватив узкий нож с ее пояса, заговорил с ней по-франкски, повторяя заверения Свена о том, что ей ничего не грозит.
Таким образом, это было подготовленное и выполненное с безжалостной точностью нападение. Однако ее преимущество, каким бы малым оно ни было, заключалось в том, что они не догадывались, что она знает датский язык. Не спуская глаз со Свена, она заговорила по-франкски с его приспешником.
— Мой брат когда-то проявил по отношению к вам глубокое почтение, Свен Вилобородый, в своем герцогском замке в Фекане, — сказала она. — Я требую, чтобы вы меня отпустили из уважения к моему брату Ричарду. Я вам не враг.
— Да, леди, вы не враг, — ответил ей Свен, выслушав перевод. — Тем не менее вы дорогого стоите. Посмотрим, сколько согласится заплатить король за ваше освобождение. На его месте я бы и полкоролевства отдал, чтобы вернуть такую жену, как вы, в целости и сохранности.
Он улыбнулся, ожидая, что она ответит на его учтивость. Эмма выслушала перевод, но ничего не ответила. Неужто он так нагл, что потребует половину королевства в качестве выкупа за нее? А если и вправду потребует, то каков будет ответ Этельреда?
У нее не было времени подумать над этим вопросом. Свен собственноручно взял ее вожжи и отвел ее лошадь к тому месту, где викинги напали на ее нормандских телохранителей. Другой всадник ехал слева от нее, и Эмма увидела, что это не мужчина, а высокий тощий подросток, видимо, лет двенадцати-тринадцати от роду. Копна рыжих волос была подвязана тесьмой, обнажая широкий лоб над огромными глазами такого же темного цвета, как у Вилобородого. Встретившись с ней взглядом, он оценивал Эмму со степенной важностью, заставившей ее усомниться в его юности. Она вспомнила, как Свен похвалялся своими сыновьями перед ее братом. Этот парень, значит, один из них. Подмастерье убийцы и грабителя. В первую очередь отец научит его пьянящей свирепости. Возможно, он уже и познал ее. Скорее всего, он освоился на палубе корабля-дракона с тех пор, как научился ходить. Стоит ли удивляться тому, что в его взгляде уже сквозила опытность и привычка повелевать.