Именно в это время к власти вернулись Ланкастеры, и пока в провинции царила полная неразбериха, некий сельский сквайр решил, воспользовавшись моментом, силой принудить Дебору Шенли стать его супругой. Что ж, если многие лорды вели себя, как разбойники, то не было ничего необычного в том, что вчерашний воздыхатель собрал большой отряд и осадил замок Фарнем. Но не тут-то было. Хрупкая баронесса сумела оказать такой отпор и проявила такое мужество и доблесть, что завоевала искреннее уважение своих вассалов, которые готовы были стоять до последнего, даже когда после поражения сквайра замок был осажден другим, куда более могущественным феодалом.
В это тревожное время до леди Деборы дошел слух, что могущественная графиня Ричмонд – леди Маргарита Бофор, с сыном намерена проехать через Нортгемптоншир, и она написала ей, умоляя оказать поддержку и покровительство.
Маргариту Бофор тронуло письмо одинокой молодой женщины, и она выслала отряд на помощь баронессе, а затем пригласила ее к своему двору, сделав придворной дамой. Графиня нашла леди Дебору изящной и воспитанной и предпочла держать ее при себе. Однако все неожиданно усложнилось, когда ее пятнадцатилетний сын Генрих Тюдор внезапно стал проявлять к прелестной вдове уж слишком пристальное внимание.
Анна заметила это, едва прибыв в Вестминстер. Обычно замкнутый и скромный, Генрих Тюдор не отходил от леди Деборы, но она оставалась неизменно холодна с ним и всячески избегала его общества. Она была услужлива с его матерью, считая себя многим обязанной той, однако знаков внимания Генриха упорно старалась не видеть. Но чем дальше, тем юный граф становился настойчивее. Он подстерегал ее в пустынных переходах замка, задаривал непозволительно дорогими подарками, присылал петь под ее окна менестрелей. Маргарита Бофор благосклонно относилась к сердечной привязанности сына и даже намекнула, что баронессе стоит быть снисходительнее к чувствам юноши. Однако Дебора Шенли, всегда и во всем покорная своей патронессе, высказала необычное для нее упорство. К тому же она сама не на шутку увлеклась шталмейстером герцога Кларенса Кристофером Стэси.
Все это Анна узнала из бесед с леди Деборой. Она и не заметила, как привязалась к баронессе. Среди холодно льстивых и лицемерных придворных у нее вдруг появилась подруга, такая же одинокая и замкнутая, как и она сама. Однажды, когда они остались наедине, Анна в упор спросила Дебору:
– Скажи, а как ты относишься к тому, кто убил твоего мужа?
– К Филипу Майсгрейву?
У Анны перехватило дыхание, и она отвела взгляд, опасаясь выдать свои чувства.
– Майсгрейв спас меня от смерти, – медленно проговорила вдова. – Он пришел на мой зов, когда никому до меня не было дела, и я в душе молюсь за него, как и за мальчика пажа и за того воина, разорвавшего цепь, которой меня приковали к стене. И за несчастного старого слугу, которого убил мой супруг. Но если судьба сведет нас с Майсгрейвом, мне придется обойтись с ним, как с убийцей, и я не подам ему руки.
Анна была возмущена.
– Клянусь задницей сатаны! – по-солдатски выругалась она, отчего благонравная баронесса испуганно перекрестилась. – Нет, вы только послушайте! Эта воспитанная в монастыре особа скоро год как носит траур по своему мучителю и палачу, а тому, кто ради нее рисковал жизнью, она, видите ли, не подаст руки! У вас странные представления о благородстве и справедливости, моя красавица.
– Но ведь барон был моим супругом перед Богом! Нас с ним соединили перед алтарем!
Анна в ярости сжала кулаки, а затем схватив с аналоя роскошно переплетенную Библию, вернулась к Деборе.
– Клади руку сюда! А теперь поклянись, что ты сожалеешь о том, что Майсгрейв убил твоего мужа!
Леди Шенли отдернула руку так, словно медь и позолота переплета внезапно раскалились, и Анна захохотала.
– Вот-вот, миледи, ваше благонравие суть лицемерие и ложь, и вы такая же притворщица, как и все здесь.
Дебора Шенли удалилась вся в слезах, но через день они уже помирились, и баронесса признала, что была не права.
В этой молодой женщине Анну поражало противоречие между воспитанием и прирожденной силой характера. Дебора с содроганием вспоминала супруга, но тем не менее регулярно заказывала поминальные мессы и носила траур. Она рассуждала о зависимости женщин от мужчин, но выдержала осаду в замке. Она нередко говорила о том, как признательна Маргарите Бофор, но всячески отвергала ухаживания ее сына. Выросшая сиротой и приученная к тому, что ее судьбой распоряжаются другие, она неожиданно проявила несокрушимую волю и недюжинную силу духа, зная, однако, что эти черты характера считаются недостатками женщины, которую Бог создал слабой. Но именно это и импонировало Анне в подруге. Она сознавала, что такая противоречивость духа роднит их, хотя ее собственная судьба не обошлась с ней так жестоко, как с баронессой, и она не испытала тех унижений и ужаса, которые надломили Дебору и вселили в нее робость. Тем не менее она была поражена, когда всегда скрытная Дебора решилась поведать ей о своем чувстве к шталмейстеру герцога Кларенса. Баронесса с облегчением вздохнула, убедившись, что Анна не осуждает ее за столь бурно вспыхнувшую страсть.
– Ты молода и красива, – говорила ей Анна. – Ты состоишь при одном из богатейших дворов Европы. Было бы просто противоестественно, если бы ты хранила верность умершему супругу, который к тому же был законченным негодяем.
Дебора Шенли скоро смирилась с тем, что принцесса с отвращением отзывается о бароне Шенли. Но вместе с тем она долго не могла решиться снять траур. Мнение большинства всегда сильнее, чем влияние подруги, даже если она принцесса Уэльская. Единственное, что удалось добиться Анне, это убедить Дебору отказаться от плотно облегающего ее голову траурного чепца и непроницаемо черной вуали. Их сменили кокетливые кружевные накидки и муслиновые вуали. Однако Анна не без оснований подозревала, что это скорее заслуга молодого Кристофера Стэси, нежели ее…
И вот теперь леди Дебора стояла перед ней, ломая руки и едва сдерживая готовые хлынуть слезы.
– В чем дело, дорогая? – Анна протянула руки к баронессе.
В тот же миг Дебора бросилась к ногам принцессы и разрыдалась.
– Спасите меня, ваше высочество! Вы умны и благородны, и мне не на кого больше уповать!
– Помилуй Бог, Дебора, что тебя так испугало?
И баронесса поведала, что вчера вечером Генрих Тюдор спрятался в ее опочивальне и, когда она переодевалась ко сну, набросился на нее и хотел силой овладеть. Он и раньше подстерегал леди Дебору в темных углах или в нишах старинных окон, тискал, осыпал поцелуями, но ей всегда удавалось выскользнуть из его объятий.
– Я не понимаю, что на меня нашло, но меня вдруг захлестнула ярость. Я била его по голове и лицу, пока не заметила, что рассекла его бровь и по лбу Тюдора струится кровь.
Анна присвистнула:
– Ого! Представляю, что испытал этот обожающий собственную персону мальчишка!
Дебора обреченно кивнула.
– Да, он был очень зол и сказал, что не забудет до гроба эту ночь.
– А дальше?
– Он ушел, а затем все рассказал матери.
Анна передернула плечами.
– Уж эти мне маменькины сынки! И что же графиня?
– Сегодня с утра она была очень суха со мной, хотя и любезна. Затем отослала прочь всех дам и сказала мне почти с нежностью, что ее сын уже в том возрасте, когда его надлежит просветить в вопросах любви, и она была бы весьма признательна, если бы я, раз уж Генрих так благоволит ко мне, посвятила себя этому делу.
– Какова просьба! – возмутилась Анна.
– Ах, это вовсе не просьба, это приказ. Слышали бы вы, каким тоном все это было сказано! Я ведь близка к леди Бофор и знаю, на что графиня способна, невзирая на всю ее набожность и показное милосердие.
– И тогда ты бросилась ко мне? – с улыбкой спросила Анна.
Баронесса глядела ей в лицо своими большими серыми, как осенний туман, глазами.
– Куда же мне было идти?
Анна встала и прошлась по комнате. Легкие длинные рукава ее платья развевались.
– Клянусь всеблагим Небом, вы меня просто изумляете, баронесса Шенли. Разве вам не известно, что в знатных семьях время от времени ставят такие условия прислуге? Заметьте – только прислуге или кому-нибудь из захудалой родни, то есть тому, кто всецело зависит от своих покровителей. Но вы свободная женщина, а по чистоте и благородству происхождения не уступаете Бофорам или Тюдорам. Вы ничего не должны ни графине Ричмонд, ни ее отпрыску.