Галина Чередий - Кошка Зимы

Он прищурился, буквально вцепившись физически в меня своими злыми зенками, будто обездвиживая. И мое сердце заколотилось в панике, словно он внезапно стоял прямо передо мной, удерживая своими нахальными лапищами. Я и запах его ощутила, и от этого кожа пошла мурашками, а в животе предательски потянуло.

– Кто? – отчетливо произнес он, указав себе на щеку, и оскалился. Конечно, я не могла слышать его голос, но это хриплое зверское рычание прозвучало прямиком в моей голове.

О чем он? А, о слезах. Глазастый.

– Не твое дело! – так же отчетливо, чуть не гримасничая, ответила ему. И задернула занавеску на кухне. Вот так!

Не успела и переправить все угощения Кира в холодильник, как в дверь настойчиво позвонили, а потом и затарабанили.

– Не надо открыв… – с опозданием рванулась я в прихожую, где брат как раз распахивал дверь с раздраженным «какого хрена».

– Это кто же на тебя с Крапивиным так ополчился, чтобы поджигать, а, Зимин? – Почесал сквозь форменную рубашку свое пивное брюхо Иван Степаныч, дежурный из нашего отделения, как только пожарка, смотав шланги и закончив оформление бумаг, отъехала от здания.

Вообще-то, ему и делать тут нечего. В обязанности дежурных не входит мотаться по району. Не иначе, как за зрелищем явился.

– Не знаю, Степаныч, – огрызнулся я, и стал спускаться вслед за Крапивой в еще залитый водой подвал, чтобы оценить навскидку ущерб.

Хотя почти на сто пудов культяпки кривые к этому Самвеловские прихвостни приложили. Сам-то он еще в больничке отдыхает, и это надолго.

– Уж не та ли мелкая блондиночка, чьего хахаля ты отоварил на днях? – не отстал от меня мент, но голос заметно понизил. Не его она! Но. Плевать. – Артем, ты бы поаккуратнее чуток, а? Ладно глаза закрываем на то, что вы этих барыг всех мастей щемите. По-другому на них и управы, на п*доров таких, нет сейчас. Вон на той неделе сразу трое малолеток обдолбанных с крыши шагнули. А кто крайний? Никого. Твари. Тут, короче, только «за». Но из-за девки парня бить и ее саму зажимать… Пацан, с таким завязывай. Я и так, считай, на должностное нарушение пошел, заяву у нее не приняв. И вообще, у меня две дочери, Артем. Хоть какая там девка стерва или вертихвостка или что там еще, но силком… Короче, тормози ты. Не по-мужски это.

Крапива зыркнул через плечо. Да, друган. Я ведь сказал, что со мной все п*здец как все запущено. Что, все еще готов такого гондона прикрывать и руку ему подавать?

– Я понял, Степаныч. Постараюсь.

Что, бля, постараюсь? Не трогать тех смертников, которых эта кошка на хвосте притащить может? Брехня. Тут без вариантов. По крайней мере пока.

Так что тогда? Зажимать ее не стану? Вот тут реально буду над собой работать. Только, сука, как? Руки-ноги себе свяжу? Башкой в стену побьюсь, авось выскочит клин? Смешно, но ни хера не действенно.

– Да уж постарайся, парень. Хорошо, в этот раз приходила она, считай, без свидетелей с заявой, алкашня в обезьяннике не в счет. Но если бы кто еще из наших был бы… сам не дурак, понимаешь. Особенно если бы на Карпова нарвалась. Она девка смазливая, а он до таких охочий. Вот и было бы…

Был бы п*здец твоему Карпову.

– Понимаю.

– Ну тогда бывай, Зимин. А то дышать тут у вас нечем.

Хлопнув меня по плечу, Степаныч пошел обратно по лестнице, сипя от одышки. Крапива покосился на меня снова, уже явно с осуждением.

– А ты думал как? – оскалился я и пнул ближайший мат.

– Прорвемся, – буркнул он.

Мы пахали двое суток, как роботы, вытаскивая все испоганенное пожаром и водой оборудование, снимая доски с пола, которым уже кирдык. Отдраивали закопченные стены. Сушили тепловыми пушками. Башка была как чугунная от вони горелой, горло драло. Удрачивались до нестояния, несмотря на помощь других парней. Домой я приходил никакой. Только в душ и отрубиться. И, похоже, нашел-таки противоядие от отравы змеюки кучерявой. Потому как спал без снов. Так, под утро мелькала она, зараза неистребимая, манила опять. Кучеряшками трясла, губы свои чертовы кусала. Жалела, что послала меня. Угу, во сне. Сучка.

А днями было не до страдашек. Надо было все восстанавливать в темпе. Пока народ не психанул и не понес свои бабки в другие залы. Не то чтобы была у нас суперконкуренция, но мир не стоит на месте. Хочешь жрать и развиваться – шевели булками.

Пришлось вывернуть карманы, поднапрячься с покупкой стройматериалов. С ремонтом тренажеров. К счастью, до самых дорогих огонь не добрался, так что мы их только перебрали и вычистили. Руки благо не из жопы. А примитивному железу и вовсе от огня никакого ущерба. Короче, обошлось малой кровью. Для нас. Даже от открытия магазина спорттоваров не пришлось отказываться, только отложили на пару недель. А вот во сколько поломанных костей и пробитых голов эта борзость обойдется зверькам Самвела, мы еще выясним.

Но вся моя, мать ее, реабилитация от отравления Варькой полетела к херам собачьим, стоило мне вечером увидеть ее в окне кухни напротив. Меня аж к стеклу шатнуло, будто кто ногой между лопаток припечатал. Нервы за вдох в струну звенящую. Телу мигом пох*й на усталость. Как адреналином ширнулся. Сердце в глотке. Перекрыло – не вздохнуть. Член ширинку распер, чисто шланг бл*дский под давлением хреналион атмосфер. Тронь – прорвет. Яйца – что те камни. Ага, полудрагоценные, сука, поделочные, синего цвета. Красота невдолбенная. Смотрел, как сидит на кухне, ко мне спиной, и все ныло, от зубов до кончиков пальцев. Сейчас подойти бы сзади, загрести это кучерявое светлое облако полной горстью. Потянуть, заставляя откинуть голову. Наклониться и сожрать рот ее. Вылизать его, прям языком вглубь. Губы, что кривились на меня презрительно, искусать. Чтобы солоно. Чтобы сладко. Чтобы как с ней, с гадиной этой, одной.

И тут Варька встала и повернулась лицом, дерганно вытирая блестящие от слез щеки. Слез.

Какая мразь посмела? Я же закопаю. Кишки вымотаю, руки-ноги вырву, если кто…

Кто? Ну?

Но эта зараза только нос задрала и занавески задернула. Ладно. Я старался, гадючка. Я старался быть *баным хорошим парнем и держаться подальше. Но ты, сучка, сама же внаглую нарываешься!

Как пролетел через двор – и не вспомню. Звонок вдавил, одновременно затарабанив кулаком. Открывай, бля, если тебе еще эта дверь нужна.

Но открыла не Варька, а брательник-дрыщ, тут же уставившийся на меня с ненавистью. Вцепился тощими культяпками в косяк, перекрывая мне вход.

– Какого хера тебе тут опять надо, Зима? – зыркнул зло.

Что, уже в курсе, кто я?

– Отошел! – скомандовал я, не глядя на него даже. Только на Варьку, что выскочила в прихожую с перепуганным лицом.

– Пошел на х*й отсюда! – повысил голос белобрысый чмошник. – Отъ*бись от нее, понял?

– Кир! – вскрикнула кошка предостерегающе.

Да не буду я трогать твоего брата. Я и тогда не собирался. Перемкнуло.

– Варька, сюда иди, – велел я, глядя через голову наглого задохлика. Вот, посмотри, я даже не ломлюсь сам. Зацени мою, бля, выдержку, овечка, и выходи по-хорошему. Потому что надолго меня не хватит.

– Не варькай ей! А ты ушла отсюда! Ну!

Я наконец зыркнул на борзоту эту белобрысую и натолкнулся на до хера смелый взгляд. Смелый и явно пьяный. Ясно, откуда отвага-то берется.

– Кир, прекрати! – нахмурилась Варька, а мне все надоело, и я слегка пихнул живое препятствие в грудь, заваливая на вешалку со шмотьем. Резко шагнул внутрь, схватил Варьку за локоть и выволок на площадку.

Захлопнул дверь перед носом ломанувшегося за нами братца и уперся в нее ладонями, замыкая мою болячку мозговую руками и своим телом, как клеткой. Вот же мука адова: не вжаться еще в нее, не трогать и пальцем, даже в волосы мордой не уткнуться. Потому что иначе все… Не тормозну.

– Я спросил – кто, – поднес пальцы к ее щеке, но не коснулся. Нельзя-нельзя-нельзя.

Я вжалась спиной в нашу хлипкую дверь, в которую с той стороны ломился Кир, выкрикивая сплошь почти состоящие из мата оскорбления моему захватчику. Господи, да замолчи уже, брат, не нарывайся на этого зверюгу. Хватит уже, что я, судя по всему, нарвалась по полной. Я съежилась, стремясь получить хоть чуть больше дистанции с бешеным гопником. Варя, ну что же ты за дура такая, а? Вот ведь почти сознательно его спровоцировала. Уже должно мозгов хватить, чтобы понять: этому психу же только повод подай. И подала. Ну а что я могла, с другой стороны? Раскланиваться там с ним у того окна и пантомиму с «никто меня не обижал» разыгрывать? Какого черта он вообще ко мне лезет? Опять! Будто у него право есть.