Галина Чередий - Кошка Зимы

Он выдохнул со стоном в изгиб шеи, бесцеремонно сгребая второй жадной ладонью грудь. И тут же, не давая времени на реакцию, проскользнул пальцами под трикотаж трусиков, естественно находя меня насквозь мокрой. Не медля ни секунды, рыкнул, совсем как зверь, и втолкнул их в меня.

– Вот так теперь танцуй, кошка моя, – процедил он сквозь зубы. – Сука, мокрая какая! Коза брехливая!

Я охнула, взвившись на цыпочки, но он стиснул меня вокруг груди, насаживая опять на свои пальцы, и сразу толкнулся напрягшимся членом мне в поясницу, кусая в районе ключицы. Я попыталась вцепиться в его запястье, но поврежденную ладонь прошило режущей болью. Вогнала ногти второй руки в его кисть, тискавшую грудь. Зима будто поощрением это воспринял, усиливая нажим до искр в моих глазах. И я смирилась, поддаваясь навязанному им ритму. Жесткое сжатие на отяжелевшей груди. Импульс-ожог по нервам. Толчок бедер сзади, насаживающий сильнее на пальцы. Острая судорога удовольствия, пронзающая от того, что они задевали что-то дико чувствительное во мне, вышибающая мой вскрик. И венчающее, умножающее все это надрывное зверское матерное ворчание сквозь рваные выдохи.

– Вот так… так? Бл*дь… так, кошка? Да… ох*ительно жмешь… сучка упрямая… жадная… Я тебя сутками с х*я спускать не буду… поняла? Поняла? Хочешь? Хоче-е-ешь? Да-а-а-а!

Внутри все зашлось в спазмах накатывающего оргазма, но Зима рявкнул: «Нет! Смотреть хочу!»

Выдернув из меня пальцы, стремительно развернул нас и швырнул меня на спину на постель. Тут же накрыл собой. Стиснул волосы на макушке, натягивая и подставляя мой рот под варварское нападение своего. Втолкнул язык между моих зубов и, одновременно отпихнув в сторону белье, всадил в меня член с такой силой, что наверняка разорвал бы все там, не будь я уже настолько мокрой и готовой. Я закричала в его рот, забившись под ним, снова мгновенно подходя к краю. И Зима отправил меня за грань мощными, вбивающими в матрас ударами своих бедер. Оторвался от моих губ, приподнявшись и пережидая мой оргазм.

– Мне… теперь мне, кошка. Терпи! – проскрежетал он, утыкаясь лбом в постель над моим плечом. Прикусил, ослепляя новой вспышкой боли, и замолотил бешено. И если я думала, что до этого он имел меня жестко, то стоило ему сорваться в погоню за собственным кайфом, и я познала абсолютно новый уровень жесткости. Как и наслаждения.

Как сил хватило или хотя бы в башке что-то щелкнуло, что нужно вытащить – хер его знает. Каким-то последним, не сгоревшим куском мозга сообразил, что кончи я сейчас в Варьку – и это будет п*здец суперский повод для нее начать меня ненавидеть еще сильнее. Выдернул член, хотя поясницу сводило, чуть не ломало от животной потребности, наоборот, засадить ей, только еще поглубже, и оставить все в ней до последней, сука, капли. А потом добавить. И еще. И еще.

Залил-закончал ей все скомканное на талии платье, уделал весь живот и кружево трусов. От души так прорвало. А потом, как перестало по-жесткому шарашить, размазало прям по ней. Реально поплыл весь, как усвинячившийся в жопу. Кости как в пыль, мышцы – тряпки, расплылся на ней, потому как приспичило прилипнуть еще ближе. Херней какой-то сопливой тут же накрыло. Ну как бухого в самом деле. Язык еле ворочается, но так и тянет начать нести… нежности, бля. И зацеловать, облизать всю. Вот сил вроде нет, а все равно плющит от того, как этого хочется. Поползать по ней, нос, язык везде засунуть, изнюхать, истрогать, испробовать. Послушать всласть, как дышать станет, заводясь по новой, и стонать начнет, по первости потихоньку, из чистой вредности, а потом и в голос. Потому что я из нее всю душу выну, как она из меня.

Да только тут же вспомнились и взгляды ее пренебрежительные, и все эти «насильник-деградант-прилипала», и мигом внутри скисло-увяло. Вот гадость ты, Варька! Ну ведь все во мне хорошее сама душишь. Ясное дело, изначально мой косяк. И да, по здравому размышлению, у меня нет никакого права требовать от тебя полной взаимности. Требовать этого – вообще не по-людски. Но вот, бл*дь, где все нормальное и где мои мозги и цивилизованность рядом с тобой. Точно не в верхней башке. И болт я забил на твои права, ведь как только доходит до секса, то у нас все просто космос. И я не настолько самонадеянная и бесчувственная скотина, чтобы выдумать, что так чисто для меня.

– Если ты закончил на сегодня со взиманием платы за свою защиту, то, может, слезешь с меня и я смогу помыться?

Вот, бля, о чем я. Зачем так? Сразу весь кайф в пепел превратила. И сопли в моей душе замерзли, раз – и в ледышки, искушая ими же в ответ резануть.

– Закончил? Мне двадцать пять, кошка, а не сорок, чтобы я одним разом ограничивался, – фыркнул я, скатываясь с заразы. – Мы, по сути, еще и не начинали, я ведь тебя еще и голой полностью не видел.

И я бы готов был пожалеть о том, что вырвалось. Было бы так просто опять перекатиться на нее, зацеловать, защекотать, обратить в шутку. Просто с кем угодно, но не с моей волчицей в пушистой овечьей шубке, что полоснула по мне злобным прищуренным взглядом и поднялась, демонстративно не прикрываясь. Эдакое «на, козлина, подавись. Бери сколько хочешь, ведь все равно по факту ничего не получаешь». Ее не получаю. Ну хоть бы капля уязвимости в зенках этих зеленых. Взгляни Варька наедине на меня хоть раз так, как тогда в ее с братом квартире… Я же… х*й его знает, что тогда сделаю… Все, бля. Хоть призраком поманила бы, что может во мне нуждаться. Не для этого «дашь на дашь». Я жопу брату прикрыл и ее заодно, а за это доступ к телу получил. Тошно.

Не скрывая брезгливой гримасы, Варька стянула с себя уделанное мною в сперму платье, а следом и последний клочок белых кружев со своей задницы. Даже не подумала хоть краем глаза мазнуть, интересуясь моей реакцией. Сучка. А мне ведь опять вдруг воздуха мало стало.

– Ванной могу воспользоваться?

– Ты здесь теперь живешь, так что всем можешь пользоваться. Включая меня.

Конечно, я пошел с ней в ванную. А как она мыться одной левой собралась? Пустил воду набираться и принялся не спеша стягивать штаны, давая понять, что в покое не оставлю и тут. Варька стояла отвернувшись к зеркалу, и я знал, что ей меня прекрасно видно. Но встреченный в отражающей поверхности взгляд был все таким же: злым, насмешливым, но холодным. Типа врешь – не прошибешь. Прошибу, кошка. Раз ты только на члене моем мягкая и податливая да честная, им-то прошибать и буду.

Усаживая на себя в наполненной ванной, я уложил ее раненую ладонь на свою макушку, велев там и оставлять. Заграбастал полной горстью пушистое золотистое богатство волос, сталкивая наши рты. Отвел душу, нацеловав ее губы вдоволь, пока Варька не поплыла по мне, как масло, начав отвечать так же неистово, как и всегда. Сучка! Вампирша чертова! Целует – как душу мою досуха выпивает. Только отрывается – и пусто мне, в груди горит, будто вот-вот полыхнет. Наигрался, сколько мог сам терпеть, с ее сиськами, превратив соски из бледно-розовых в пылающе красные, наставил еще кучу следов, кайфуя от каждого. Варька уже стонала, вскрикивала, ерзая по моему стояку. Запрокидывала голову, выгибалась навстречу моим тисканьям и поцелуям. Лепи под себя как хочешь. Ну почему только сейчас такая, а? Мозги опять заволокло багровым от похоти и досады, и, не жалея, насадил на себя, поймав ртом ее крик. И пил их один за другим, натягивая ее, послушную, тесную, жаркую, на свой член, пока Варьку не затрясло, не замотало. Сжала меня, доила, высасывала будто, и снова только чудом не кончил в нее. Сдернул с члена, схватил за левую руку, заставив обхватить ствол, и догнался, считай, самостоятельно, двигая и сжимая ее пальцы. Но все равно, колбасило так, что чуть затылок себе не расхреначил о край ванны.

– Спать хочу, – вяло пробормотала Варька, выбравшись из воды.

– Угу. – Я проследил за ней, уходящей, не бросившей на меня, разбитого оргазмом в хлам, даже взгляда.

Кошка – она кошка и есть. Хвостом махнула и пошла восвояси. С ходу из кайфа в злость с ней.

Из расслабухи в теплой воде меня вытащил звонок в дверь.

Явился Крапива напомнить мне, что надо бы и совесть иметь и жизнь, сука, – боль и дана не только для того, чтобы трахать без остановки захапанную наконец кошку.

– Еще помнишь, что у тебя сегодня группа на шесть, или на работу тебе внезапно пох*й? – проворчал он, как сварливый дед.

– Все я помню, – ухмыльнулся его недовольной роже.

– Полшестого.