Галина Чередий - Кошка Зимы

Короче, первоочередной задачей явно было избавление от провонявшего черт-те чем хлама. Его-то я и стаскивала в прихожую, в которой уже было не проступить. Пока кое-то корчил из себя чертова Обломова.

– А если пиво хлестать и лежать пластом, все, конечно же, само собой лучше станет! – пропыхтела, оттянув-таки свернутый рулоном мерзопалас. Никаких шансов, что я эту тяжесть дотяну до помойки. – На какие шиши, кстати? Ничего, что нам кучу всего нужно закупить, да еще питаться на что-то.

– Похрен!

– Кир, хорош бесить меня! Вставай и давай перетаскивай хлам из прихожей на мусорку!

– Тебе надо – ты и таскай.

– Ну какой же ты гад! – не выдержав, взорвалась я. – По-твоему, это я во всем виновата? Я, что ли, матери этого Пашу нашла? Я делала что могла, чтобы…

Горло перехватило, и я позорно разревелась. Кир подорвался с дивана.

– Варьк, ну ты чего? – он обнял меня за плечи, утыкая носом в свою впалую грудь. – Ну я ж не хотел… бесит просто все это.

– А ме… меня, думаешь, нет? Но я делаю, что могу. Хоть что-то. А ты еще и нервы мне на кулак мотаешь.

– Ну прости… сеструх, мне бы пообвыкнуть…

– Нечего к грязи привыкать.

– Ладно, права-права. Вытащу я сейчас твой мусор.

– Он не мой.

Он отпустил меня, бубня что-то нецензурное под нос, и пошаркал-таки в прихожую.

– Блин, я это заманаюсь носить, – проныл брат. – Может, хоть что полегче сама, а?

– Ну какой же ты… – закатила я глаза. – Ну ладно, только в порядок себя приведу.

– О, начнется счаз, – буркнул брат, и через секунду хлопнула входная дверь.

А я потопала в ванную. Умываться и краситься. Потому что никогда, вот вообще никогда не позволяла себе выйти за дверь в а-ля натюрель виде. И, думаю, каждая натуральная блондинка меня поймет. Мало того, что сейчас, после рева, у меня нос красный и опухший. С моей бледнопоганковой кожей это на раз. Так еще и зрелище моих светлых, почти белых ресниц-бровей и бесцветных обычно губ не для слабонервных. Вот ненавижу за это нашу породу дурацкую, хотя мама и говорила, что в нее именно вот такую отец без памяти влюбился с первого взгляда прям на улице. И у Кира все то, что мне у себя видится уродским, выглядит симпотно.

А я, так, немочь бледная. Еще и роста бог не дал. Вечно все смотрят свысока. Вот как тот хам трамвайный, что зажимал у стены. Надо было извернуться и ему по яйцам врезать. Надо! И почему смелые гениальные идеи всегда посещают уже постфактум? Но, с другой стороны, я здесь теперь живу. Сегодня врежешь такому, а завтра он тебя подстережет в темном углу и… врежет в лучшем случае. Что в худшем – я и думать не хотела. А еще больше не хотела думать о том, какого черта мысли об этом «в худшем» вытворяли какую-то безумную фигню с моим либидо. Тут же я начинала снова ощущать, как наяву, немаленький такой твердый горячий бугор, вжимающийся в мой живот, и вокруг начинал витать еле уловимый запах сильного, слегка вспотевшего мужского тела. Боже, Варька, потный оборзевший гопник, спросивший в лоб, есть ли у тебя… э-эм-м-м любовник. Фу, вот фу на такое заводиться! Это ни в какие во…

Дверь за спиной скрипнула, когда я только собралась накрасить второй глаз.

– Ну, привет, кошка. Заждалась?

Пару дней после групповой свиданки с Самвелом и Ко мне было не до всяких кошачьих концертов. Хотя бы потому, что засранец Крапива угодил после нее в травму. Видно, ему это в тот день по-любому светило. Не от меня, так от этих гондонов словил битой по башке. Все же пятнадцать голов против нас четверых – немало. Затоптали мы их, конечно, в итоге, но сотряс и сломанная ключица Крапиве обломились. И остальным по мелочи. Я основательно словил цепью по ребрам и вдоль хребта. Короче, пришлось денек отлежаться, а потом самому заниматься со своими группами и с подопечными Крапивы. Бабская группа самообороны – это, я скажу вам, та еще жесть. Правильно, что я себе девок не набирал. Мало того, что виснут и тупят по-жесткому, так еще и грызло, глядя на них, что-то… Ну, типа вина. Вот девок учу, как вломить, если кто зажмет, а сам… хорош. Кошек на сухую трахаю в темных углах, согласия не спрося. Типа гребаный стыд. Правда, это никак не помешало, намацавшись бабских сисек и жоп в обучающих целях, вздрочнуть на воспоминание, как она ощущалась почти размазанная подо мной у той поганой стенки. Смотрела как… борзо, отчаянно скрывая страх. Горячо, сдохнуть просто как. Мелкая, косточки тонкие, скулки острые, губки *баным бантом. Именно эти губки я в своей дрочильной фантазии и имел. Толкнул кошку на колени, прям там в подъезде, волосенки пуховые сжал, голову запрокинул и принять заставил. Да-а-а, чтобы аж подавилась, и слезы ручьем по щекам, и смотрела чтобы, будто я ее х*ев повелитель… Повелитель х*я, что ее *бет!

Вот только с этой заразой даже передернуть не вышло по-моему. Сука, вот никак оно не кончалось на нее такую… вот так. Нереально было ее, какая есть, в вонючем подъезде, на грязном, заплеванном полу… даже представить. Даже глаза зажмурив до искр и рези. Мой, сука, долбанувшийся мозг упрямо сменял картинку. На сраные белые роскошные простыни, где она бы лежала как хреново сокровище. Такое, к которому на коленках только подползать. И, мать его ети, но кончил я, когда в моей проклятущей фантазии это самое долбаное сокровище просто развело для меня приглашающе ноги. Сверкнула, ослепляя розовым, мягким, влажным, и я, как пацан, ссыкун, живой голой бабы не видавший, закончал себя до самого подбородка.

В ум типа слегка пришел и решил, что к новой соседке схожу. Поговорить нормально. Посмотреть еще раз поближе. Вдруг там и не на что. Причудилось что. Извинюсь опять же. Слегка. Ну не скот же я совсем.

Оказалось, скот. Еще, бля, какой.

Белобрысый дрыщ попался мне на глаза внезапно, и именно его дурацкие по-девчачьи кучерявые патлы сбили меня с прежнего курса. Дурацкие у этого задрота, но так вставившие мне у его сестры. И да, я уже пробил обоих. Мою кошку звали Добролюбова Варвара. Двадцать два. А меня еще мальчиком звала. Студентка какого-то там понтового музыкального ВУЗа или училища, хер проссышь, чё у них там. Небось на скрипочке пиликает или по клавишам тарахтит, а наверняка вокруг нее пасутся стада разномастных мажористых придурков, мечтающих ее на этом рояле и разложить. Живописно так. Я даже представил. На таком белом-белом. Голую. Глаза закрыты, губы искусаны, одна рука кружит на бледно-розовом сморщенном соске, вторая между ног… Откуда в моей топорной башке такое?

И перед этими петухами гамбургскими поди она свой нос породистый не задирает, да? Болт я на это клал, ага. На меня тоже смотреть научу по-другому.

Короче, вышел из дома смотаться за жрачкой, а тут он. Задрот белобрысый. Кривится, матерно бухтит, прет какой-то хлам.

– Эй, не подскажете, мусорка тут где? – крикнул он пацанве на великах, и те указали ему направление.

Он поплелся на помойку, а я только и осознал, что сменил курс, когда стал подниматься по лестнице. Увидел этого, и прижало глянуть в зеленючие зенки его сестрицы. Вотпрямсчаз.

Придурок даже дверь не захлопнул, и та приглашающе распахнулась, только я раз стукнул костяшками. В прихожей – гора хлама, в квартире тихо, и только в ванной возня какая-то. Конечно, я должен был стучать нормально. Конечно, стоило крикнуть. Конечно, ни хера не правильно запираться в чужую квартиру без приглашения. Но чует мое седалище, что приглашения я хер дождусь. Да и в принципе только открыл дверь в ванную и увидел мою кошку, в коротком домашнем халатике, стоящую на одной босой ноге, поджав вторую, все стало глубочайше пох*й. Потому что эта зараза опять стояла, отклянчив свою круглую жопку, гримасничая перед зеркалом. Бл*дь, ну вот напрашивается сучка! Откровенно. А когда девушка так упорно просит, как я могу отказать?

На мое вполне себе вежливое приветствие она взвизгнула, разворачиваясь на месте. Глаза вытаращила, рот раскрыла, задницей вжалась в раковину. Не, мне как было, больше нравилось.

– Ты! Какого черта ты делаешь в моей квартире?! – От ее вопля в маленькой ванной я чуть не оглох. – Пошел вон!

И нет бы стояла на месте и орала, так нет же, давай в меня швырять чем ни попадя. А потом и рванула, видно надеясь прорваться. Куда, бля, в этом проеме дверном и мне-то самому тесно.

– Сука-а-а-а! – зашипел, когда она впоролась своим острым плечом точнехонько в то место на ребрах, где до нее отметились цепи.

Шагнул неловко, перехватывая засранку, и тут под ногу попалась одна из тех бабских хернюшек, которыми она в меня швырялась. Срань эта оказалась, как назло, крепкой и круглой, кошка брыкалась отчаянно, вот я и рухнул на спину, роняя и ее на себя. Не остановившись и на секунду, бешеная девка рванулась опять, за малым не вмазав мне коленом в пах.