– Хм… Интересно… Но ведь все кругом говорят, что надо все время стремиться куда-то, добиваться чего-то! И по телевизору вот тоже…
– Ну правильно! А представь на секунду, что все вдруг в одночасье возьмут и изо всех сил устремятся куда-то! Все наше Белоречье, например, снимется с места и устремится в какой-нибудь большой город в поисках ярких для себя жизненных вспышек? Нет, сынок. Жизнь – это не яростное устремление, это достойное течение. Течение в честности, в доброте, в умной потребности к самоограничению, в умении не искушаться попусту. В яростном устремлении она как раз меж пальцев и протекает быстро. А когда заимеешь то, к чему так яростно стремился, и понимаешь вдруг, что и не жил вовсе…
– Ладно, мам, я попробую. Как там, ты говоришь? Февраль, холодно, горячий чай? Хм… Ладно, пойду чайник поставлю… Сейчас Анютка придет…
После школы Митенька остался в Белоречье. Отслужил в армии, закончил институт строительный заочно. Женился на Маринке, построил свой дом на берегу реки. Основательный такой мужик из него вышел, крепко на ногах стоящий, рукастый да головастый. Но детская привычка к каждодневному своему в жизни определению осталась. Вот и сейчас, зайдя вслед за женой в дом и поймав на себе Тинин взгляд, он произнес, тихо ей улыбнувшись:
– Июль. Семья. Обед. Баня топится…
И Тина ему улыбнулась понимающе и кивнула в ответ: так, мол, сынок, все правильно. Зашедший вместе с ним Олег посмотрел на них очень удивленно, наклонился к Анюткиному уху, спросил шепотом:
– Чего это они, Аньк?
– Да так. Жизнь живут.
– Чего? Не понял…
– Ну, я тебе потом объясню, ладно? Попытаюсь, по крайней мере…
Тина, враз спохватившись, засуетилась быстро по хозяйству, собирая свою большую семью за стол. Перед сытным обедом мужики, как и полагается в больших дружных семьях, выпили по рюмке холодной водки, похрустели юным малосольным огурчиком, посмеялись над маленькой Сонечкой, скривившей выпившему отцу противную мордашку. И даже передернулась вся уморительно, будто на себе прочувствовала горечь ядреного взрослого напитка. Потом под этот же дружный смех еще и схватила цепкими пальчиками с тарелки огурец, быстро потащила его в рот. Июльское солнце, заглянувшее в большую столовую, тоже, казалось, улыбнулось им расслабленно, пройдясь ласковым теплым лучом по лицам – хорошо сидите, мол, люди…
Тине и впрямь было хорошо. Такие родные, такие любимые лица кругом. И пусть ее стол не ломится от дорогих пищевых изысков. Простая еда, приготовленная с любовью и для любимых, она всегда вкуснее и сытнее, чем самые отъявленно дорогие гурманские устрицы какие-нибудь или ананасы в шампанском. Олег Анютин, правда, несколько снисходительно на ее стол посматривает, ну да ничего, все равно ест с аппетитом. Все хорошо, только вот зря Митенька этот разговор вдруг завел…
– Мам, а ты правда поедешь туда, к нашим родственникам, да? Мне сейчас Анютка сказала…
– Поеду, Митенька. Но это не надолго, ты не беспокойся. А за домом Леня присмотрит.
– А зачем? Тебя ребята эти попросили, Анютка говорит…
– Ну да. Попросили.
– А какие они, наши брат и сестра? Расскажи!
– Не знаю, сынок. Я их и не разглядела толком. Как-то быстро все так произошло – опомниться не успела. Оля вроде на Мисюсь похожа, красивая очень. А Никита – тот на Антона…
Тина замолчала вдруг, опустила в свою тарелку голову. И за столом сразу повисла неловкая тишина, будто она невзначай коснулась запретной для всех темы. Было слышно, как звякают деликатно вилки о фарфор тарелок, как тихо вздохнула Анюта, кинув на Митю недовольный взгляд. На помощь тут же пришел Леня, прервал эту неловкую тишину, проговорив бодренько:
– А ну, мужики, давайте-ка по второй под горячее! Пока водка не согрелась!
Дружно чокнувшись, выпили. Однако разговор неожиданно продолжил молчавший до сих пор Олег, спросил очень заинтересованно:
– А кто, я не понял, приезжал-то? Родственники какие, что ли?
– Ну да. Родственники, – неохотно пояснил ему Митя.
– А я и не знал, что у вас где-то еще родственники есть. Анют, ты мне никогда о них ничего не рассказывала… – удивленно повернулся он к Анюте. И тут же переспросил деловито-заинтересованно: – А чем они занимаются, родственники ваши? Они кто вообще?
– В каком смысле – кто? – непонимающе уставился на него Митя. – Что ты имеешь в виду? Их социальное положение, что ли? Или степень родства? Или размер получаемого дохода?
– Да все, все я имею в виду! – так и не прочувствовал тщательно скрытой Митиной иронии Олег. – Родственники – это ж такое дело хорошее… Можно за них как-то же зацепиться при случае! Нет, это ж надо! У них, оказывается, родственники всякие-разные водятся, а они скрывают!
– Водятся тараканы за печкой, – добродушно улыбнулся ему в ответ Митя. – Только мы и сами, знаешь, не очень о их жизни осведомлены…
– А чего, чего они к вам приезжали-то? С какой такой целью?
– Ну как чего? Наследство делить, наверное, – вполне на первый взгляд серьезно ответил ему Леня. И, повернувшись к Тине и сверкнув насмешливо серым глазом, уточнил: – Правда, Тин? Ведь так? Я вот тоже давеча очень интересовался этим вопросом, насчет наследства этого…
– Ой, да хватит вам! – махнула в их сторону сердито рукой Анюта. – Что за любопытство такое на вас напало нездоровое?
– А что такого? – пожал плечами Олег. – Обычные дела, чего ты… Интересно же. И большое у вас наследство открылось, Валентина Петровна?
– Олег, прекрати! – снова сердито зашипела на мужа Анюта. – Чего это ты, в самом деле…
– Анютка, ты чего сегодня, не с той ноги встала? – весело повернулся к ней Митя. – Шипишь на мужа, как змеюка какая…
– Да ладно, Мить… И ты туда же… Ты лучше скажи – вы в новый свой дом переехали уже?
– Да! Да! Переехали! Вчера и переехали, – ответила ей вместо Мити Маринка, смешно и неуклюже пытаясь подпрыгнуть на стуле по старой девчачьей привычке. – Там так здорово, Аньк! Свежим деревом пахнет! А ночью я слышала, как тихо река течет… Представляешь?
– Как это – слышала? – недоверчиво-сердито переспросил у нее Олег. Даже слегка раздраженно переспросил, будто именно Маринка виноватой была в том, что ушел такой интересный разговор в сторону. – Как это можно слышать течение реки? Бред какой-то…
– И ничего не бред! – обиженно повернулась к нему Маринка. – Я слышу, слышу! Она шуршит так нежно-нежно по песку, едва слышно…
– Да уж, наш человек… – произнес Леня, глядя на нее с улыбкой. – Свекровка твоя слышит, как трава шуршит под ногами, а ты, значит, – как вода по песку… Вот не зря говорят, что сыновья себе жен по матери своей выбирают…
– И совсем не обязательно! – возразил ему с прежней, но уже более раздраженной горячностью Олег. – У меня вот мать, например, практичная очень женщина и целеустремленная. Всю жизнь работает много, карьеру неплохую сделала. И молодец, я считаю! На глупости всякие не позволяла себе отвлекаться, по крайней мере. И меня научила четко к цели идти. Видеть ее перед собой и идти, идти… Анюте в этом плане до моей мамы далеко. Анюта совсем, совсем не такая…
– А что, мама-то твоя дошла до своей цели? – тихо спросил Митя, осторожно подняв на Олега глаза.
Тина, тут же уловив в них некую искорку-смешинку, постаралась торопливо наступить под столом Митеньке на ногу – уймись, мол…
– Ну, не знаю… Она сейчас на пенсии уже вообще-то. Скучает очень. Не знает, куда себя деть. И здоровья нет, и характер совсем испортился. Скандальная стала, недовольная, злится на всех… Эх, да чего там…
Олег раздраженно бросил вилку на стол, допил оставшуюся в рюмке водку. Все посмотрели в его сторону с сочувствием, помолчали немного. Каждый из них нашел бы сейчас, что ответить ему, но все промолчали. Тина вспомнила свой недавний разговор с Анюткой о готовящемся для Олега сюрпризе и задумалась глубоко. Митя тихо радовался про себя подарку судьбы в Маринкином лице – и в самом деле, как же ему с женой-то повезло! И Маринка думала примерно о том же самом, молча глядя на Олега. А Лене отчего-то припомнилась юная совсем Тинка – она тоже очень нравилась его матери. Да она и не могла не нравиться – красивая, отчаянно-зеленоглазая и худенькая, похожая на мальчишку… Хотя и нынешняя, пожалуй, не хуже той, юной, выглядит. Ну померк немного изумруд в глазах, не таким ярким стал, зато светит глубоко теперь да благородно – залюбуешься. Ну разбила прежнее буйство светлых русых волос седина яркими прядками – подумаешь! Ее и не портит нисколько даже, только шарму придает! А вот худоба-гибкость девчоночья никуда не делась, так при ней и осталась. Иногда кажется – вот-вот подпрыгнет она на месте и понесется, как воздушный шарик, вдоль белого берега вслед за ветром… Он, бывало, в юности над ней так часто и подшучивал. Зачем, говорил, тебе, Тинка, пешком ходить? Послюнявь пальчик, поймай ветерок, подпрыгни чуть – и полетела! Она смеялась тогда звонко… Да и сейчас так умеет, если рассмешить хорошенько. Вот интересно, отчего некоторые женщины стареют очень красиво? Иная тетка все свои силы, бывает, бросит на бесконечную войну с морщинами, препараты-гормоны всяческие глотает чуть не пачками, а старость смеется только да делает изо дня в день черное свое дело. А иная несет морщинки свои так достойно, что и не видишь их совсем. Красоту видишь, а старость нет. Может, потому, что она ветер умеет слышать да шорох травы под ногами? Или как речная вода бежит ночью по белому песку? Загадка природы, да и только…