Александр вернулся с кухни со вторым блюдом для Алены и приборами. Подал и сел напротив. Он по привычке старался принять такую позу, чтобы как-нибудь скрыть свое уродство, жался, чтоб если хоть не скрыть, то уменьшить в размере.
– А ты сам ел? – спросила Алена, держа в руках старую, но блестящую вилку.
Неожиданно для себя самой она перешла на «ты».
– Нет, – ответил Александр, не смотря на Алену. – Я пару дней ничего не ем и не сплю, – сказал он, теребя скатерть.
– Тогда обязательно нужно, – почти настояла девушка, но мягко.
– Я не хочу, – отказался Александр.
– Но это же нужно в любом случае, – Алена говорила тихо, понимая, что (учитывая горе Александра) она, тем более, совсем незнакомая, не могла настаивать на том, что ему нужно поесть. – Мне стеснительно обедать одной, – еле слышно вымолвила красавица, опустив выразительные глаза.
– Мы же не на свидании, – на выдохе сказал Александр, поднялся и шаркающей походкой ушел на кухню.
Алена почувствовала, что сказала глупость. От стыда кровь прильнула к ее лицу, в висках застучало.
«Что это я? – думала она. – Какая глупая! У человека горе, а я говорю ему, что нужно поесть. Сам знает, когда и что нужно. Он же не маленький ребенок! Не могу есть одна! Немыслимо как я могла такое сказать. Лучше б я вовсе не приходила!»
Александр вернулся с тарелкой для себя, сел, и они принялись за блюдо, чувствуя себя при этом неуютно. Юноша, осознавая свой внешний облик, стеснялся есть, боясь выглядеть еще отвратительнее. Алена тоже была довольно скованна.
– Ты выпиваешь? – спросил Александр. – Тебе налить?
– Нет, нет. Я не пью. Практически совсем. Только по большим праздникам и то, если фужер шампанского.
Слово «шампанское» кольнуло Александра. Он даже немного вздрогнул, снова вспомнив вечер, принесший столько негативных перемен.
– Это хорошо. Женщине пить особенно вредно, – сказал Александр.
– Да, я согласна, – ответила Алена и замолчала.
После недолгой паузы она начала говорить:
– Анна Владимировна была чудесной женщиной.
Александр вздохнул и нахмурил редкие брови на грубом, рябом лбу.
– Я всегда уважала ее. Добрая, рассудительная женщина. Жаль. Мне, правда, очень жаль.
Александр молчал, ковыряясь вилкой в дешевой рыбе и нехотя жуя ее. Что ему сказать? Анна Владимировна не просто была доброй и рассудительной, она была всей его жизнью. Что будет теперь? Кому это известно?
Снова наступило неловкое молчание. Алёна очень некомфортно себя чувствовала, но в ней боролись сейчас как минимум два желания – поскорее уйти и в то же время как-то помочь бедному Александру.
– Знаешь, – вдруг начал Александр. – Я, наверное, буду чрезмерно банален, но все же. Как же так? Вот здесь бабушкины вещи,– юноша указал на комод. – И она их когда-то носила. Да что когда-то! Буквально несколько дней назад. Разговаривала со мной, улыбалась, смеялась, шутила, могла немного приболеть и проспать весь день. А сейчас где она?
Алена промолчала и легонько вздохнула. Она внезапно обнаружила, что расслабилась после того, как Александр заговорил с ней откровенно о том, что у него на душе. Девушка начала чувствовать себя не так зажато.
– Если человек просто живет, ни для чего или, допустим, для поддержания баланса на Земле, то для чего ему разум? Эмоции, чувства? Душа, в конце концов? Как ты считаешь?
Алена не ожидала, что Александр спросит ее о чем-либо и немного растерялась.
– Я никогда не думала об этом слишком много. Такие мысли убивают во мне жизнелюбие. Нужно, наверное, просто жить и радоваться, что живешь.
– А. Радоваться, – повторил Александр и задумался. – Но есть ли смысл в этой радости, если потом человек совершенно перестанет существовать?
– Да, – уверенно ответила Алена. – Ты живешь здесь и сейчас. А значит нужно радоваться здесь и сейчас, грустить здесь и сейчас. А что будет после – другая история.
– Я всегда думаю, если мы часть вселенной, часть хотя бы крошечной планеты, взаимодействуем с ней, влияем на нее, то не может же человек исчезнуть вовсе? Какая-то часть его энергии должна же сохраниться? Даже маленькая травиночка, зарождается, живет, потом умирая, перерождается в новый организм, то есть ее клетки все равно живут, только принимают другую форму. А человек? Человек наделен разумом. Он (разум), следуя этой логике, тоже должен сохраниться где-то. Должна остаться информация!
– Я никогда не заходила в своих размышлениях так далеко. Но сейчас думаю, что ты прав. Ты веришь в Бога?
– Не знаю как и ответить. Верю. Но для меня Бог – это все вокруг, сам космос и каждая клетка– это Бог. Считаю, что вселенная – это всеобщий разум. То есть мы живем внутри самого Господа. Однако в последние дни все перемешалось, все мысли запутались.
– Интересное мнение, – заметила Алена. – Я всегда больше склонялась к христианству.
– Ты веришь, что был Иисус Христос?
– Верю.
– Я верю тоже. Но считаю, что спустя столько лет до нас дошли искаженные факты. Что говорить, если даже самую-самую мелочь рассказывают три человека, то она деформируется до неузнаваемости. А здесь…..прошло более двух тысяч лет. Думаю, время и человеческий фактор повлияли на подлинность истории. А что касается Бога, то у меня совсем недавно возникла мысль, что для того, чтобы быть его частью, частью вселенной, космоса после смерти, то нужно заслужить это. Я имею в виду, чтобы сохранялась информация, которая непосредственно была человеком – его так называемый внутренний мир, разум, душа, как угодно.
– Как понять?
– Ну, считаю, что есть люди, которые действительно просто бесследно исчезают с лица земли, продолжая жить только в органике, то есть, не вкладывая ни единой клетки во всеобщий разум, а есть люди, которые после смерти продолжают жить. Но не в раю или аду. Я не верю ни в то, ни в другое теперь. А живут именно частичкой космоса, открываются новые возможности. Конечная форма, то бишь тело, отмирает и наступает свобода в неком роде. Но и новая ответственность тоже, новые обязанности и права. В такой степени, которую человек заслужил на Земле.
– И как же нужно жить, чтобы заслужить право на дальнейшее существование?
– А это уже каждый решает для себя.
– Откуда ты взял это? Это какая-то теория? Я никогда о ней не слышала.
– Это мое мнение, однако….– Александр не закончил фразу.
– Ну оно же не могло появиться независимо от других? – прервала его Алена.
– В этом ты несказанно права! Свое мнение, на мой взгляд, – это информация, полученная извне, затем тщательно обдуманная и трансформированная в свое личное, со своими индивидуальными деталями или непрерывным обдумыванием их. А мнение, считанное с листа, даже если человек и считает также и придерживается его – это просто-напросто плагиат, которым хвастается……..– Александр замолчал, не зная какую лучше подобрать формулировку.
– Быдло? – предположила Алена.
– Не совсем. Я не люблю этого слова и, наверное, плохо понимаю его в том значении, в котором его часто употребляют. Нужно называть вещи по имени, а не обобщать так много разных категорий одним определением. Если уж продолжить мысль, то насколько мне понятно слово «быдло», я бы сказал, что людям из этой категории и «плагиатить» не хочется. Они, может, и слова это не знают. Живут спокойно, стабильно, о многом не думая. Это самые счастливые люди. А я, скорее всего, больше хотел сказать про псевдоинтеллектуалов.
– Да, к твоей мысли это слово лучше подходит.
– И я не совсем ее закончил. Мнение, считанное с листа, наверное, тоже может считаться своим, если делать на него ссылки или признаваться, что мысль не собственная. А то знаешь, зачастую бывает, что люди читают что-то или слышат, им понравилось это «что-то» и они начинают везде упоминать новое «что-то», словно сами додумались до этого. Интересно, что они так и считают. А то, что я сказал, надо признаться, тоже не ново и я рассматриваю это как один из возможных вариантов. Вариант этот стар как мир. Сейчас, в наше время, мне думается, сложно придумать что-то новое, необычное, шедевральное, гениальное. Все перечисленное уже сделано и сделано давно. Настал век видоизменения уже давно произведенного. По этой же причине так много фантастики во всех отраслях искусства. Но я слишком далеко зашел, не помня, откуда начал. – Александр вздохнул. – Мысли, кажется, готовы взорвать всего меня изнутри.
Алена с жалостью посмотрела на него.