Полина Саймонс - Красные листья

Он же, наоборот, не сводил с нее глаз.

— То, что я увидела, было примерно в полутора метрах от меня. Или мне показалось, что я увидела; я не уверена. Это только позднее я смогла осознать, что я увидела, но тогда, в тот момент, я не была уверена ни в чем. Мне показалось, что я увидела… черные ботинки.

Спенсер шумно выдохнул и откинулся на спинку стула.

— Нет, — прошептал он.

Конни все еще на него не смотрела, но продолжала свой рассказ:

— Я, конечно, сначала их не заметила. Потом увидела, но не могла понять, что это такое. Вроде как два чернильных пятна. Потом они стали похожи на небольшие пенечки, выглядывающие из-под снега, или на крупные обломки веток. Но я снова очень испугалась и остановилась. Меня всю как будто парализовало. Я не могла сделать ни шагу. А уж осознав, в конце концов, что это такое, я просто не могла сдвинуться с места.

Спенсер тяжело дышал, он почти задыхался.

— На садом деле, это заняло, наверное, пару секунд, но мне показалось, что я простояла там целую вечность. Наконец меня как током ударило: «Ботинки!» Я их вдруг очень отчетливо увидела, и в ту же секунду я отскочила назад как ошпаренная, да так, что упала в снег и некоторое время не могла даже подняться. Я поползла в гору, хватаясь руками за снег, упираясь коленями, соскальзывая вниз. Оглянуться сил не было. Мне казалось, что я сплю, и самое главное было теперь очнуться от этого кошмара. Еще никогда в жизни я не была так напугана. Добравшись, наконец, до верха, я долго стояла не двигаясь, а потом со всех ног побежала домой. Детектив, я не просто торопилась, когда шла по мосту, как это рассказывал Френки. Я бежала как угорелая. Слава Богу, дверь осталась незапертая, иначе мне бы ни за что не удалось вставить ключ — так сильно дрожали руки. Потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться. Потом я позвонила Альберту. Занято. Позвонила Френки, Джиму. Там не отвечали. Я снова спустилась в комнату отдыха и на сей раз нашла там Альберта. И почувствовала такое облегчение. Он сказал, что все время находился здесь, и я поверила.

Долгое время Спенсер сидел, не проронив ни слова. Затем тихо произнес:

— Значит, ты… ее видела. Она была уже мертва; и ее потихоньку засыпал снежок.

— Нет, — возразила Конни, — не совсем так. Дальше черных ботинок я не двинулась.

Спенсеру хотелось облить лицо водой. Так вот, значит, почему Конни не стала искать Кристину, когда они возвратились после Дня благодарения! Она знала, что это бесполезно.

— Конни, — спросил он, — почему ты все это держала в себе? Особенно с учетом последующих событий. Если бы ничего так и не было потом обнаружено, тогда я понимаю, можно было бы никому и не говорить, но, поскольку Кристину нашли мертвой, почему ты ничего не сказала?

— А что я могла сказать? И кому?

— Почему ты не сказала ничего Альберту тогда же ночью?

— Я была действительно напугана. Я просто физически заболела и мучилась всю ночь, а утром мы уехали, и я пыталась об этом не думать. Мне начало казаться, что, может быть, я ошиблась.

— Почему ты не сказала ничего Альберту на следующий день утром? Вы бы могли пойти туда вместе и проверить.

Конни понурила голову и снова выдавила из себя:

— Альберту я это сказать не могла. Не знаю. Просто не могла, и все.

— Почему?

— Не знаю.

— Я такой ответ не принимаю.

— Это правда.

— Почему ты не рассказала это своим адвокатам? Почему ты не настаивала на своей невиновности? — Произнося эти слова, Спенсер подумал, что не так уж она и чиста. И мгновенно перестал испытывать жалость к Конни, перестал безоговорочно ей сочувствовать.

— Как я могла доказать свою невиновность? — проговорила Конни. — Обстоятельства были против меня. Я отсутствовала в общежитии больше часа и никаким образом не могла отчитаться за этот период, который как раз приходился на то время, когда она погибла. Кроме того, меня видели, когда я возвращалась с места преступления. Ты что, думаешь, я что-то скрываю?

— Что значит «скрываешь»? Ты скрывала, — заметил Спенсер.

Она кивнула соглашаясь:

— Да, скрывала. Плюс к тому у нее под ногтями нашли частицы кожи с моего лица. Что мне было делать? Оставалось говорить какие-то слова, но кто им поверит, если против меня свидетельствовал Альберт! — Она сокрушенно покачала головой. — Джим свидетельствовал против меня, и ты тоже.

— Я ошибался.

— Но тогда ты так не думал.

— Разве это что-то меняет? К тому же на суде я даже не выступал.

— Но все равно ты не был на моей стороне, я это знаю.

— На твоей стороне? Конни, ты видела мертвого человека, который лежал в снегу, и никому не сказала. Даже Альберту. Уж ему-то ты должна была сказать.

Они помолчали.

— У Альберта были перчатки? — спросил Спенсер.

— Перчатки?

— Да. Кожаные, любого типа. Перчатки.

— Да-да. Я не помню очень хорошо, но у него была пара коричневых кожаных перчаток, которые он носил все время. — Она опустила голову. — Но у него были не только перчатки, — проговорила она тихо, уставившись в крышку стола. — У него также была коричневая кожаная куртка.

— Да?

— Она исчезла.

— И что?

— Исчезло и то и другое. Я пыталась об этом не думать. Мы уже выходили, чтобы ехать домой на День благодарения, и он вдруг надевает свою лыжную куртку. Я спросила, где же кожаная, а он ответил, что не может ее найти. Уже после возвращения я снова спросила, нашел ли он свою куртку, и он сказал, что нет. Мы чуть-чуть поговорили об этом, и он сменил тему. Я никак не могла понять, как это могло случиться, что он потерял отличную кожаную куртку. Это меня расстроило. Понимаешь, эту куртку подарила ему я в прошлом году на Рождество. — Конни смущенно подняла глаза. — Я просто больше об этой куртке не могла думать.

Спенсер кивнул и, не щадя ее, сказал:

— Думаю, тебе не хотелось об этом думать. — Увидев в ее глазах боль, он добавил: — Сейчас-то что переживать? Теперь это не имеет значения. — Но он говорил неправду. Это имело значение, и огромное.

— Ну и что теперь? — спросила Конни, пригладив свои волосы.

— Что теперь? — Спенсера этот вопрос удивил. — Не знаю. Может быть, нужно пригласить адвоката и рассказать ему то, что ты рассказала мне сейчас.

— И что? — Она возбужденно задвигалась. — Что хорошего это мне даст?

— Конни, попроси, чтобы он возбудил ходатайство о передаче дела на доследование.

— И что тогда? Ведь я осуждена по согласованному признанию вины! — пронзительно воскликнула она. — Но я ни в чем не виновата. Ни в чем!

Спенсер мягко откашлялся и посоветовал:

— Конни, я бы на твоем месте с такой категоричностью это не утверждал.

— Я говорю тебе: я ее не убивала.

— Да, ты ее не убивала. Но, — здесь Спенсер сделал паузу, ему было трудно найти верные слова, — ты видела ее, мертвую. — Ему очень хотелось, чтобы его глаза сейчас оставались сухими. — Ты знала, чьи это ботинки. Ты знала, что это она. Понимаю: тебе не хотелось об этом тогда думать, хотя, по правде говоря, мне очень жаль, что тебе не хотелось, но на следующий день ты Кристину так и не увидела. Это, несомненно, указывало на то, что именно ее ты видела накануне ночью в лесу, но ты уехала отдыхать, прихватив ее собаку, потому что знала — не отказывайся, знала, — что все равно псу не с кем здесь оставаться. Ты уехала праздновать Благодарение и оставила ее лежать в снегу целую неделю… — Дальше Спенсер продолжать не мог.

— Я ничего не могла сказать. Все равно уже было поздно.

— Да, было поздно. Но тебе нужно было позвать на помощь немедленно, тогда же, в ту же ночь. Разумеется, и тогда уже помочь ей ничем было нельзя, потому что, когда ты ее увидела, он, а скорее всего, была мертва. А может быть, и нет. Подумай об этом. Живи теперь с этим. Если бы ты немедленно позвонила в «Скорую помощь», в полицию, куда угодно, ты бы сейчас здесь не отсиживала свой срок.

— Прямо тогда, немедленно я позвонить никуда не могла! Понимаешь? — беспомощно проговорила Конни.

— Не совсем. Ты сказала, что была напугана. Ну и что?

— Не только напугана. Я была в шоке. Никогда еще в жизни я не была так напугана.

— Конни, до этой ночи у тебя просто не было возможности себя проверить, — сказал Спенсер. — Это самое главное в жизни — кем мы становимся в критической ситуации. Очень легко жить, когда все хорошо, когда ничего страшного не случается. Очень легко, когда ничем не рискуешь. Но однажды в жизни приходит момент, когда тебя зовут. Да-да, зовут, называют твое имя. И нужно идти. А не бежать в противоположную сторону. — Спенсер замолк. Она смотрела на него, ничего не понимая.