— Тут я сделать ничего не могу, — сказал Говард, отпихивая конверт в сторону. — Единственное — это подписать. — Затем, откашлявшись, добавил: — Для меня очень важно, чтобы у тебя было все в порядке. Чтобы тебе ничто не угрожало.
— Говард, со мной все в порядке. Мне ничто не угрожает, — улыбнулась Кристина. — Единственное, что выводит меня из равновесия, — это если игроки другой команды играют нечестно на площадке.
— И как часто это случается?
— Все время.
— И тебе все же нравится играть?
— Ты что, смеешься надо мной, что ли? Ведь именно это и стимулирует меня на борьбу. Кстати, на прошлой неделе я забросила рекордное количество мячей в товарищеском матче с корнеллцами. — Она гордо улыбнулась.
— Я до сих пор не понимаю, как это случилось, что ты вдруг начала играть в баскетбол.
Кристина пожала плечами:
— Как это случилось? Чудесный Божий промысел. В той школе, куда ты меня отправил, единственная стоящая команда была — баскетбольная.
— О, не надо, — сказал Говард, потирая затылок. — Только не надо снова начинать философствовать.
Кристина, набив морковным пирогом рот, попыталась рассказать ему о том, что говорил однажды о своих жизненных устремлениях английский философ Бертран Рассел.
— Становясь взрослее, я все больше и больше начинала интересоваться философией, которую в моей семье решительно не одобряли. Каждый раз, когда заходила об этом речь, они неизменно повторяли: «Вот ты все мучаешься над вопросом, что первично, материя или сознание, а как по-твоему, что появилось раньше, яйцо или курица?» На сороковой или шестидесятый раз это меня начало забавлять. И мне действительно захотелось разобраться в этом.
Говард поглядел на нее твердым взглядом и, кажется, почти улыбнулся.
— Я что, тоже тебя забавляю?
— Пока нет, Говард, — ответила она, тоже улыбнувшись.
Они посидели немного молча.
— У тебя хоть остается время для основного предмета, для специализации?
— У меня два основных предмета. И уж чего-чего, а времени у меня предостаточно, — ответила Кристина.
Не в пример Джиму, который выбрал два основных предмета, потому что это было важно для карьеры, да и для жизни вообще, Кристина выбрала основными предметами философию и религию, потому что ей надоело все до чертиков, потому что она хотела наполнить свой бесцельно рыскающий ум мыслями других людей. Содержательными мыслями, а собственные чтобы мало-помалу покинули свое обиталище, улетели бы, исчезли, чтобы в течение дня не было ни одной свободной минуты. Чтобы не думать о том дьявольском, что ее грызло, а тем более о том, чтобы как-то воплотить это, приложить к этому руку.
— А как Джим?
— Хорошо. В этом году он редактор «Дартмутского обозрения».
— А-а-а. — Говард чуть заметно улыбнулся. — И ты у него, конечно, в фаворе?
— Нет, — сказала она с притворным недовольством. — Ко мне он относится строже, чем к остальным. Он говорит, что «Обозрение» — это очень серьезная работа. Кстати, он скоро защищается.
— А чем он собирается заняться после защиты?
— Будет изучать право. — Она пыталась, чтобы это прозвучало у нее гордо, но не получилось. — Он хочет работать в Верховном суде.
На Говарда это, казалось, не произвело ни малейшего впечатления.
— Чудесно. А как насчет тебя?
— Я? Тоже буду где-нибудь учиться. Надо же окончить университет. — Это единственное, что могла придумать сейчас Кристина. — А что еще мне делать?
Говард улыбнулся:
— Не знаю. Может, попытаться найти какую-нибудь работу?
— Говард, пожалуйста. Это же гуманитарный колледж. Какую, по-твоему, он дает нам квалификацию? Не знаешь? Так я отвечу: квалифицированных читателей. Правда, с Маком [6] мы тоже на «ты», но на этом все и кончается.
— Но в любом случае когда-нибудь тебе все равно придется где-то работать.
Она фыркнула:
— Вот еще! Зачем? И где? С моей специализацией на что я годна вообще?
— Не знаю, — медленно произнес Говард. — А что будут делать другие студенты, которые специализируются на философии и религии?
— Учить других, конечно, — беспечно отозвалась Кристина. — Учить философии и религии.
Говард улыбнулся. Кристина улыбнулась в ответ. «Да, мне будет тебя не хватать».
Кристина чувствовала, что Говард хочет ее о чем-то спросить. Он поджал губы и принял сосредоточенный вид, который всегда приобретал, когда сталкивался с трудной проблемой. Вообще-то трудных проблем всегда было достаточно. Говард обычно их избегал, но сегодня ему пришлось бороться с самим собой. В конце концов, тактичность взяла верх. В конце концов, она всегда побеждает его. Кристине хотелось удивить Говарда хотя бы раз и ответить на его незаданные вопросы, но сегодня в этом не было смысла. Бабушка умерла. Они с Говардом теперь официально разведены. И завтра ей исполняется двадцать один год.
— А как этот, как его… Забыл имя… Альберт?
— Прекрасно, — быстро ответила Кристина. — У него все прекрасно.
— А чем он предполагает заняться после окончания учебы?
— Точно не знаю. — Она пожала плечами, демонстрируя полное безразличие. — Говорит, что хочет стать спортивным журналистом.
— Спортивным журналистом?
— Ага. Правда, есть сложности: он не умеет писать.
— Понятно.
— Или рыбаком. — Кристина встряхнула головой.
— А рыбу ловить он умеет? — спросил Говард, растягивая слова.
— Думаю, что да, — ответила Кристина, стараясь, чтобы ее слова звучали весело.
— И он поступил в колледж Лиги плюща, чтобы стать рыбаком?
— Не просто рыбаком, а очень хорошим рыбаком, — сказала Кристина, желая сменить тему.
Говард, как всегда, был сдержан, даже задавая этот вопрос.
— Ты собираешься выйти за Джима?
Она грустно улыбнулась:
— Я не знаю, хочет ли он жениться на мне.
— Конечно, хочет.
Кристина покачала головой:
— Нет. Я так не думаю.
Говард внимательно на нее посмотрел.
— Ты напрасно так сильно беспокоишься, — сказала Кристина.
— Я беспокоюсь за тебя, — ответил он.
— Ну, посмотри же на меня, — проговорила она бодро. — Видишь, со мной все в порядке.
— Да, — произнес он не совсем уверенно и поднялся. — Пошли.
— Я не могу провести с тобой весь день, Говард, — сказала Кристина, извиняясь.
— Я знаю, — сказал он. — Сегодня вечером я улетаю. Я даже не стал бронировать себе номер в гостинице. Тем более что завтра ожидается снегопад.
— А еще что нового слышно? — спросила Кристина. Говард надевал пальто, как будто ее вопроса и не было.
— У тебя какие-то планы?
— По поводу снегопада? Никаких.
— Я имею в виду праздники.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказала Кристина и улыбнулась. — Наверное, можно будет поехать с Джимом в Делавэр.
На самом деле это было не совсем так, вернее, совсем не так. Она еще об этом Джиму не говорила, но ей нужно было остаться в Хановере (ее команда «Биг Грин» принимала на своей площадке команду Пенсильванского университета Ю-Пен), но кто, черт возьми, поверит, что из-за этого стоит оставаться в Дартмуте на праздники? Ей только хотелось, чтобы Говард не думал, что у нее нет никаких планов.
— Мне казалось, что тебе больше никогда не захочется встречаться с родителями Джима.
«Господи, до чего же у него хорошая память!» — подумала Кристина.
— Ну, в общем… — выдавила она из себя. — Мне просто кажется, что его домашним я не нравлюсь. Вот и все.
— Не нравишься?
— Нет.
— Почему?
— Мне кажется, им не нравятся мои волосы. — «В последний раз, когда я была там, они не переставали думать об одном и том же. То есть я уверена, что они хотели спросить меня, просто умирали — так хотели спросить: ну почему же, почему такая хорошая девушка, как я, не проводит День благодарения со своей семьей?»
Кристина попросила Джима сообщить им заранее все сведения о ее семье. Но она знала, что благовоспитанная миссис Шоу горит желанием спросить или хотя бы просто сказать что-нибудь на эту тему. Ее незаданные вопросы висели в воздухе так долго, что он уже начинал смердеть, и Кристина после окончания второго курса больше не захотела ездить туда с Джимом.