Ох, дерьмо! Он не мог просто взять и сказать ей это. Я вижу, как лицо Элизы краснеет от ярости, и она смотрит на меня. Чувствую, что должен бежать и прятаться, потому что она готова отрубить мои шары, и ни в коем, бл*ть, случае я не позволю этому случиться. Хотя, иногда я могу позволить ей взять верх, но контроль все равно всегда будет у меня.

— Успокойся, Принцесса, — говорю ей, когда она приближается ко мне.

Элиза обнимает меня за шею, и я вздрагиваю от объятия. Это вообще не то, чего я ожидал, поэтому наклоняюсь и обнимаю ее. Она отстраняется и целует меня в губы, насильно вторгаясь своим ртом в мой. Я начинаю твердеть и чувствую ее улыбку напротив своих губ, затем, она отталкивается и дает мне пощечину, что я спотыкаюсь.

— Это за то, что обрюхатил меня и счастлив по этому поводу!

Бл*ть! Мне, действительно, нужно собрать все свое дерьмо и перестать ей позволять брать контроль. Ни одна женщина не имела надо мной такого контроля до нее. Я подхожу к ней и смотрю, как она выпрямляется во весь рост и сжимает кулаки по бокам.

— Этого больше никогда не повторится. Последний раз ты ударила меня, Принцесса. Я серьезно! В противном случае, я прослежу, чтобы ты родила от меня целый вагон детей, только чтобы позлить тебя. Ты поняла меня? — я поднимаю ее подбородок пальцем и вижу, как гнев вспыхивает в ее глазах.

Не могу не улыбнуться тому, как взбесилась ее задница. Но опять же, не думаю, что и я сейчас веду себя нормально.

— Вагон? Ты что, совсем с ума сошел? Тебе повезло, что у нас будет хотя бы один, и не угрожай мне снова, потому что, помни, я сплю в той же комнате, что и ты, сладкий, — с ухмылкой говорит она и оборачивается, чтобы обратиться к отцу. — Папа, ты не сможешь меня остановить. Может, я и залетела, но бизнесом все еще могу заниматься какое-то время, по крайней мере. Не пытайся меня остановить, потому что, помни, это сейчас мои контакты, — говорит Элиза по-гречески.

— Как только они заметят твое положение, они сочтут это за слабость, Кринос. Так что, пока ничего не видно, можешь продолжать, но как твой живот начнет округляться — ты не сможешь продолжать... О, и у меня есть подарок для тебя дома, — отвечает он ей на греческом.

Черт, я не думал, что он расскажет Элизе об этом после того, как узнал о ее беременности.

— Невероятно, — бурчу я и, повернувшись, возвращаюсь на кухню.

Я слышу, как Контос говорит ей, кто ее ждет, после чего Элиза издает громкий радостный визг.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Элиза даже не хочет ждать, когда я буду готов ехать. Она вылетела за дверь и села в машину со своим отцом так быстро, что можно подумать, будто он купил ей новый нож или оружие, настолько эта новость сделала ее счастливой. В конечном итоге, я просто хватаю рубашку с прошлой ночи и мчусь за ней.

Только мы останавливаемся у дома Контоса, я наблюдаю, как она радостно выпрыгивает из машины и поднимается по ступенькам внутрь. Элиза подходит к двери, ведущей в подвал, и, посмотрев на меня, говорит, чтобы я подождал ее здесь. Я качаю головой, и она стреляет в меня одним из своих смертельных взглядов и спускается вниз по лестнице.

На ней черные узкие джинсы, которые сидят низко на бедрах и обтягивают ее задницу, что заставляет меня хотеть взять ее во всех возможных позах, и черная майка, которая только дразнит тем, что показывает чуть-чуть ее ложбинку. Ее волосы заплетены набок, как и обычно, и мне хочется запустить в них пальцы, выдернуть все пряди и посмотреть, как они будут развеваться у ее великолепного лица.

Я стою наверху лестницы и слышу, как Наоко клянется и ругается матом на Элизу, а затем моя Принцесса смеется над японкой. Даю им пять минут, прежде чем решаю спуститься и посмотреть, что Элиза делает там. Ей не нравятся зрители, но, наблюдая за ее гневом, я становлюсь таким твердым, что не могу мыслить ясно.

Как только я достигаю нижней ступеньки лестницы, вижу, что она положила Наоко на пол, связала ее руки проволокой над головой и прикрепила их к столбу. Оседлав ее бедра, Элиза размахивает ножом со злой ухмылкой на лице.

— Значит, ты подумала, что было бы неплохо дать кому-то информацию обо мне, маленькая сучка? Знаешь ли ты, что я делаю с людьми, которые предают меня или думают, что могут со мной потягаться? — спрашивает Элиза, наклонившись близко к лицу японки.

— Пошла ты, — говорит Наоко и плюет в лицо моей Принцессе. Я тихо смеюсь, потому что это, наверное, самая глупая вещь, которую японка могла сделать.

Элиза вытирает плевок тыльной стороной руки и смотрит на нее сверху вниз. Она подносит нож к горлу Наоко. Затем медленно опускает его вниз, к ложбинке, где начинается ее рубашка. Принцесса поднимает голову к тяжело дышащей Наоко, наклоняется и целует ее в губы. Отстранившись, она разрезает ее рубашку. Я чувствую, как во мне нарастает гнев, потому что не могу терпеть, когда ее губы на ком-то, кто не я. Направляюсь к ней, и Элиза отводит нож назад, указывая на меня, но, не смотря в мою сторону.

— Отвали, Стефано, — говорит она, не опуская оружие, и указывает мне им дорогу.

— Если ты снова сделаешь это, Принцесса, я вытащу твою чертову задницу отсюда и сам закончу работу, — отвечаю я, приближаясь к ней.

Фыркнув, она возвращает нож к теперь обнаженной груди Наоко, и обводит кончиком ее соски. Что-то вроде этого должно было меня завести. Черт, моя Принцесса играет с сиськами другой женщины, но это не так. Это делает меня чертовски сумасшедшим — видеть, как она прикасается к кому-то другому. Мне нужно сделать пару шагов назад, отвести взгляд и успокоить свое дыхание, прежде чем я вытащу ее задницу отсюда.

Я не смотрю на них пару минут, пока пытаюсь взять над собой контроль. Слышу, как Наоко извиняется снова и снова. Элиза просто смеется над ней. Услышав крик, я наконец-то поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что она замышляет. Элиза делает порез над грудью Наоко, и дразнит ее, будто может сделать больше. Встав, Принцесса смотрит на нее сверху вниз, а затем наклоняется, чтобы развязать ей руки. Освободившаяся Наоко встает, не имея ничего, чтобы прикрыть себя.

— Раздевайся, — приказывает Элиза.

Японка смотрит на нее, потом на меня. Это злит мою Принцессу еще больше, и она подносит нож к щеке Наоко и повторяет приказ. Она слушается, снимает остаток одежды, и стоит там голая, как в день, когда родилась.

— Сегодня у меня хорошее настроение, но я предупреждаю тебя, Наоко, если ты предашь меня снова, не думай, что отделаешься так легко, потому что этого не будет. Ты можешь идти.

Меня удивляют ее слова и действия, но я не буду спорить. Наоко подходит, чтобы взять свою одежду, но Элиза останавливает ее.

— Без нее, дверь там, — она указывает на лестницу. Наоко смотрит на дверь, а затем на свою одежду, пытаясь решить, действительно ли может уйти отсюда, особенно без одежды.

— Я даже имени твоего больше не произнесу, — говорит японка Элизе со страхом в глазах, беспокоясь о том, что это какая-то шутка. Она оглядывается назад на лестницу, и пробирается мимо Элизы, затем бросает мимолетный взгляд на меня и поднимается вверх, перепрыгивая по две ступеньки за раз.

Взглянув на свою Принцессу, замечаю, что она сморит на меня так, будто пытается что-то придумать. Я не знаю, что это, но то, как на ее красивом лбу образуются глубокие морщины, не может означать ничего хорошего.

— Ты хочешь этого? — спрашивает она, не сдвигаясь с места и крепче сжимая нож в руках, будто это спасательный круг. Я знаю, о чем она говорит, мне не нужно спрашивать, потому что я вижу ее взгляд.

— Да, и особенно потому, что все это идет в комплекте с тобой, — говорю я и направляюсь к ней.

Элиза останавливает меня, подняв руку. Я не хочу, чтобы она останавливала меня, но кому-то, вроде Элизы, нужно дать время, чтобы она могла все осмыслить, иначе дела могут пойти плохо достаточно быстро. Существует часть меня, которая хочет поступить как пещерный человек — пойти и сказать ее чертовой заднице, что делать. Но она не такая, как большинство. И множество мужчин, которые попадаются на ее пути, либо боятся ее, либо хотят так сильно, что сделают все, чтобы иметь ее. Я, ну… она у меня уже есть. И все, что мне нужно было, это ее сладкий рот и сумасшедшее тело, которое заставляет большинство взрослых мужчин опускаться перед ней на колени.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Я следую за Элизой наверх, и слышу голос человека, которого хотел бы расстрелять. Меня так злит знание того, что он имел ее, знает, какие звуки она издает, когда кончает, видел выражение ее лица в тот момент, и то, как она ощущается. Только я должен иметь эту привилегию, но как он любит повторять и делает это как можно чаще, он у Элизы был первым.