Кэтрин Полански - Крест и полумесяц

– Да, народ здесь горячий, – усмехнулся Алимов. – Но, конечно, и у нас в России случается, что мужики подерутся.

Впечатления переполняли Злату, но она с прежним восторгом готова была бродить по узким улочкам до бесконечности. Однако Петр Евгеньевич утомился, а Тимофей выглядел просто ошалевшим и даже запуганным, и посему решили вернуться в гостиницу. Злата почти ничего не купила себе, успеется еще, на сегодня достаточно – теперь базарная суета ей всю ночь будет сниться!

Неутомимый услужливый Буджибба еще и успевал вести со Златой светскую беседу:

– Здесь, на Востоке, – рассказывал он, – все имена имеют значение. Вот ваша фамилия звучит по-арабски как «мудрец». А что означает ваше имя?

– О, если перевести… Даже не знаю… «Золото», наверное, – предположила девушка.

Буджибба внезапно сменил тему и принялся заново расписывать богатства базара.

«Странный какой-то… – подумала Злата. – То светские беседы ведет, то вдруг начинает изображать добросовестного проводника».

Фарид довел их до места, где базар плавно переходил в обычную улицу, и спросил, нужно ли проводить до гостиницы. Петр Евгеньевич отказался: идти недалеко. Буджибба снова поклонился, сверкнул улыбкой и, уговорившись с Алимовым о времени следующей встречи, удалился.

– Приятный воспитанный человек, – сделал вывод Петр Евгеньевич, когда переводчик скрылся в одной из улиц. – Не зря его мне рекомендовали.

Злата с отцом медленно пошли по улице, Тимофей плелся за ними, что-то бормоча себе под нос. Камердинер явно не одобрял сумасшедших хозяев, завезших его в дикую страну, где полно мошенников и безумцев, без всякого повода хватающихся за ножи.

Злата молча улыбалась: впечатлений было столько, что не осталось сил о них говорить. Может быть, вечером, за ужином, или завтра. Ей казалось, что она идет домой с руками, полными покупок. Что за приобретения она вынесла из сегодняшней прогулки по сердцу Дамаска? Она и сама пока не знала. Вот придет домой, вспомнит все, подумает и тогда, может быть, станет ясно…

Петр Евгеньевич замешкался: здесь они точно не проходили, хотя направление взято верное, и он решительно свернул в совсем узкий, грязноватый переулок, где на веревках, протянутых над улицей, сушилось разноцветное белье, но, похоже, это самый кратчайший путь к гостинице. На ступеньках одного из домов сидел нищий, лицо его покрывали язвы, и Злата поспешно отвернулась. Не хотелось портить столь чудесный день воспоминанием о больном нищем…

Если бы она не отвернулась, то и не заметила бы, наверное, что по переулку вслед за ними идут трое мужчин весьма подозрительного вида, одетые во все черное. Но не это показалось Злате угрожающим. Холодок пробежал по коже от их четких шагов, от уверенных движений, от того, как они держали руки на рукоятях сабель. Вот это вызывало трепет! Люди, которым совершенно нет дела до мирных путников, так себя не ведут. И в тот же момент еще трое мужчин преградили дорогу Алимовым. Ничего другого не оставалось, как остановиться. Злата ахнула и вцепилась в рукав отца, еще полностью не осознавая, что их ждут крупные неприятности.

Выражение лица Петра Евгеньевича почти не изменилось, только стало холоднее и отстраненнее. Один из людей в черном вышел чуть вперед, насмешливо разглядывая Алимова.

– Что вам нужно? – холодно спросил Петр Евгеньевич по-французски, не двигаясь с места. Бандит – а Злата уже не сомневалась, что это бандит, – вздернул в усмешке верхнюю губу, как ощерившаяся собака. У него было красивое лицо с волевым подбородком и блестящие черные волосы, выбивавшиеся из-под черного тюрбана. И глаза – злые, очень злые, а узкая бородка делала лицо похожим на кинжал. Девушке стало страшно…

– Денег нужно, – сказал мужчина на ужасном французском. – Давай деньги. Иначе девушку убьем.

– Папенька, отдайте им деньги, может быть, отпустят, – зашептала Злата, но отец ее, казалось, не слышал. Он сделал шаг вперед, но бандит не отступил.

– Я ничего не должен вам отдавать. Пропустите нас, – отчеканил Алимов.

– Ты не понял, чужестранец? – с наигранным удивлением вопросил араб. – Я угрожаю смертью твоей женщине. Тебе не жаль ее?

– Мне будет жаль вас, если вы не отпустите нас немедленно, – процедил Петр Евгеньевич. – Мы российские подданные, и, если вы посмеете поднять руку на нас, я не завидую вашей судьбе.

– Да неужели? – ухмыльнулся бандит.

Злата оцепенела от охватившего ее ужаса – так страшно ей еще никогда не было. Оказывается, встреча с разбойниками вовсе не так романтична, как представлялось. Тимофей что-то тихо пробормотал.

– Пропустите. – Отец сделал еще шаг. Короткий свист – и клинок, выхваченный арабом из ножен, уперся Алимову в грудь.

– Ты станешь разумным, чужестранец? – лениво осведомился черноволосый.

– Нет. Уйдите с нашего пути – или пожалеете, – Петр Евгеньевич оставался непреклонен.

Злата никогда не видела папеньку таким и не успела понять, что произошло. Просто в руке Алимова вдруг оказался револьвер. Она и не знала, что отец его с собой носит, и этот пистолет очень громко выстрелил. Наглый араб мешком свалился под ноги отцу, но предпринять что-нибудь еще Алимов не успел: сзади послышался щелчок взводимого курка, и грянул выстрел. Петр Евгеньевич охнул и осел на землю, схватившись за бок.

– Папенька! – выдохнула Злата, не успевая осознать стремительность произошедшего, не понимая, как так может быть: только что все было хорошо, и вдруг стало так страшно. Как, зачем, почему?!

Тимофей взвизгнул, одурев от страха, и попытался бежать, но один из бандитов, двигаясь легко и свободно, как тигр, загородил дорогу обезумевшему лакею. Тот попятился, бухнулся на колени, но он абсолютно не интересовал бандитов: короткий взмах сабли, крик, перешедший в бульканье… Злата не стала смотреть, она боялась. Она, опустившись на колени, не отрывала взгляда от лица папеньки, который, кусая губы, силился подняться.

– Злата…

Тот, кто убил Тимофея, остановился у нее за спиной. Его французский был гораздо хуже, чем у пострадавшего предводителя:

– Мы предупреждать. Ты не слушаться. Мы убивать твоя женщина. Ты жить. Умереть легко, а ты жить.

Стальные пальцы схватили Злату за плечи, отрывая от отца. Петр Евгеньевич был очень бледен: вот-вот потеряет сознание.

– Меня убейте, а ее пощадите, прошу!.. – взмолился он.

– Поздно, – сказал обманчиво ласковый голос, и пальцы сомкнулись на шее Златы. Она даже воспротивиться не успела – мир померк так стремительно, будто солнце, сбитое с неба камнем, преждевременно упало за горизонт.

Петр Евгеньевич очнулся несколько часов спустя. Еще не открывая глаз, он понял, что лежит не в том проклятом переулке, а на кровати. Зверски болел правый бок, но лучше бы Алимов не помнил, почему он болит, а он помнил, до тошноты ярко и отчетливо: вот мерзавец кладет руку Злате на шею, и девушка обвисает в его руках, словно тряпичная кукла… Потом пришел благословенный туман, но забытье не может быть вечным.

«Лучше бы умер я…»

Алимов открыл глаза и столкнулся взглядом с человеком, который, по всей вероятности, был лекарем. Тот немедленно что-то начал говорить, но смысла Петр Евгеньевич не улавливал, понимая лишь, что эскулап говорит по-русски. А значит, они в российском посольстве, где же еще в этом диком краю можно услышать родную речь?

– Хорошо, что вы пришли в себя, – услышал Алимов густой бас и наконец понял, что ему говорят. Голос принадлежал дородному мужчине – полномочному послу Российской империи Виктору Александровичу Теряеву, сидевшему в кресле у кровати Алимова. – Я уж думал Григорьева прогнать взашей с его микстурами. А теперь говорю: молодец, Григорьев, но оставь нас одних.

– Не утомляйте больного, – буркнул лекарь удаляясь.

«И почему врачи вечно недовольны? – подумал внезапно Петр Евгеньевич. – Господи, о чем это я?!»

Посол потеребил подбородок и сказал несколько стесненно, что было ему несвойственно:

– Что ж вы, голубчик Петр Евгеньевич, без охраны по дамасским переулкам разгуливать решили? Вы что же, совсем из ума на старости лет выжили? Я вам Фарида этого толкового к чему рекомендовал – чтобы вы его отсылали, а сами гуляли где вздумается?

– Что с моей дочерью? – Язык Алимова почти не слушался, но вопрос удалось выговорить достаточно внятно. – Где Злата?

Посол отвел взгляд. Плохой признак.

– Мне Григорьев наказал вас не волновать, – сказал он и вдруг перешел на «ты»: – Да только ты так и так изведешься. Не нашли мы ее… Лакея твоего убили, труп рядом с тобой лежал, а Златы не было, только шарф ее окровавленный подобрали. – Теряев помолчал. – Боюсь я тебе это говорить, но убили ее, Петр Евгеньич, вот и Фарид то же говорит, а кому знать, как не ему. У нас здесь такие вещи часто случаются, хотя мерзавцев везде полно. Мы искали, все обыскали, как только стража городская тебя нашла, так все вокруг обшарили. Никто ничего не видел, как обычно, и не знают ничего. А может, знают, да молчат. Местные боятся… Их понять можно… – Посол покивал, будто ставя многоточие в размышлениях о сложной дамасской жизни.