Вера немного постояла на крыльце своей конторы, вдыхая морозный воздух. Домой идти не хотелось. Ну, то есть не то чтобы не хотелось идти домой, а просто после многочасового сидения в душной комнате тянуло немного пройтись по вечернему городу.
Гиподинамия — вот в чем ее проблема. Она совершенно перестала двигаться. Раньше хоть зарядку делала. Но какая уж тут зарядка, если полностью утрачен вкус к жизни?
Зато Пинигин цветет и пахнет. Летает на крыльях любви. Эдакий «юноша бледный со взором горящим». И все-то у него замечательно, и все-то его ждут не дождутся! На работе — начальники с большой зарплатой, в постели — юная дива с упругой попой, дома — любящая дочка, добрая мама и верная жена, она, Вера.
Конечно, то, как он ведет себя в сложившихся обстоятельствах, — не самый плохой вариант. Продукты покупает, деньги дает, а главное, не оставляет Машку, звонит и приходит два раза в неделю — в среду и в субботу. А с ней, с Верой, держит дистанцию, как с гувернанткой. Словно это она его предала, полгода обманывала и в результате ушла к другому.
Вера осторожно ступала по скользкому тротуару — вечерний морозец сковал лужи ломкой корочкой льда. И только на проезжей части бурлили под колесами машин моря разливанные черной жижи.
Дальнейшие события развивались стремительно. Сзади послышался рев мотоцикла, и она еще успела подумать: почему у этих дебилов особым шиком считается снять глушитель? Но тут кто-то с дьявольской силой рванул из руки ее сумку, и Вера, потеряв равновесие, как подкошенная грохнулась на ледяной тротуар, а вернее, на ту самую тонкую корочку льда, которая с готовностью разломилась, принимая ее в студеную ванну. Сзади взвизгнули тормоза, и мимо, полыхая огнями, пронесся черный джип, огромный, как садовый домик, обдав ее грязной холодной волной.
Потом ее поднимали чьи-то руки, отряхивали, вытирали платком лицо, но она снова валилась на землю, потому что нестерпимо болела нога. Короче, «поскользнулся, упал, очнулся — гипс». Кто-то вызвал «скорую помощь», в больнице обнаружили, что вывихнута лодыжка, наложили тугую повязку и отправили страдалицу домой.
Неожиданное бездействие оказалось совсем не в тягость. Иногда приятно поболеть в собственное удовольствие, конечно, если ты не в реанимации, не в коме и не в гипсе — тьфу, тьфу, тьфу, не при нас будет сказано. Мама и Татьяна Федоровна суетились по хозяйству, Машка подкладывала подушки, и даже Алексей, не глядя в глаза, осведомился, не требуется ли какая-нибудь помощь.
— А чем ты мог бы помочь? — заинтересовалась Вера.
— Ну я не знаю… — мгновенно пожалел он о своем опрометчивом гуманистическом порыве. — Может быть, какие-то лекарства…
— Спасибо, не нужно, — гордо отказалась Вера. — Я абсолютно здорова.
Она старалась держаться с ним ровно и приветливо, не демонстрируя грусти и обиды, ради Машки, ради себя и тех будущих гипотетических отношений, на которые еще надеялась. «Он улетел, но он еще вернется, милый, милый…» Но в душе копилась горечь разочарования.
…На следующее после происшествия утро Вера осталась дома одна — Машка ушла в школу, а мама с Татьяной Федоровной — в милицию с заявлением о разбое, повлекшем тяжкие последствия для здоровья. Вера потянулась к телефону, чтобы позвонить на работу — позабавить сотрудников своими приключениями. Но тот зазвонил так неожиданно и резко, что она испуганно отпрянула, потревожила больную ногу и сердито бросила в трубку:
— Вас слушают!
— Вера Петровна? — спросил странно знакомый скрипучий голос. — Здравствуйте, это Кеша.
— Ка… какой Кеша? — обомлела она, отметая нелепую догадку.
— Кеша Потапов, — обиделись на том конце провода. — Как веником махать, так имени не спрашивают…
— Так это… — совсем растерялась Вера. — А как же?.. Вы что же?..
— Вчера во время вечерней прогулки над городом я нашел вашу сумку и готов вам ее вернуть… за некоторое вознаграждение.
— Ка… какое вознаграждение? — испугалась Вера.
— Я предпочитаю итальянский корм «Падован», — доверчиво поделился попугай своими пристрастиями. — Но если вы готовы отблагодарить меня другим способом… — Он весело заржал и сказал голосом Сергея Потапова: — Ну вы, Вера, ей-богу… С вами не соскучишься. Вы что же, действительно приняли меня за попугая?
— Я приняла вас за идиота, коим вы, по всей видимости, и являетесь, — вспыхнула Вера. — Что вам от меня нужно?
— Да ничего мне от вас не нужно! — мгновенно разозлился Потапов. — Я хочу отдать вам сумку и забыть вас как кошмарный сон!
— А откуда у вас моя сумка? — подозрительно спросила Вера и вдруг прозрела. — Так это вы сидели на мотоцикле?!
— На каком мотоцикле?! — заорал Потапов. — Вы что, головенкой об асфальт сильно ударились? Я ехал сзади на своей машине, увидел, как у вас вырвали сумку. Гнался за ними почти до Раменского. Они поняли, что я не отстану, бросили сумку и смылись.
— Значит, это вы облили грязью мое светлое пальто! — уличила Вера.
— Да пропади оно пропадом, ваше пальто! — взорвался Потапов. — Вы, между прочим, в нем в луже валялись, как миргородская свинья. Странная какая-то у вас реакция! Неадекватная…
— Послушайте… Сергей, — задумчиво проговорила она, пропустив мимо ушей «миргородскую свинью». — А зачем вы ехали за мной следом?
— Я? — растерялся он. — Я… просто ехал. По своим делам…
Ну не говорить же, что он уже не первый раз (а точнее, второй) преследует ее неизвестно зачем, вовсе не собираясь вторгаться в чужую жизнь и менять свою. Печальный опыт последней женитьбы отрезвил его настолько, что Потапов зарекся когда-нибудь еще треножить себя узами Гименея. Он знал, что Вера замужем, и не искал приключений ни на свою, ни на ее голову. Тем более что сама она не то что не стремилась к этим приключениям, а шарахалась от него как черт от ладана.
И все-таки он был неравнодушен. Нет, даже не так! Каким-то неведомым, тайным чутьем угадывал, что эта женщина одной с ним крови, что они могут и даже должны быть вместе, именно с ней, усталой и трогательной, похожей на сердитую взъерошенную Каркушу из детской передачи — одинокую и не очень счастливую. И ему совершенно не важно, кто она и какая, то есть потом, конечно, это выйдет на передний план, если оно вообще когда-нибудь случится, это «потом», но пока, здесь и сейчас, он еще ничего не знал и знать не хотел, а просто чувствовал свое с ней созвучие.
Но если все это так очевидно, значит, и ей что-то ведомо про него. А тогда зачем молчать и таиться?
— Вера! — сказал Потапов.
— Я поняла! — внезапно озарилась она. — Теперь я все поняла!
Ее голос взволнованно зазвенел, и Потапов потрясенно подумал, как тонко чувствует его эта женщина.
— Вы сами устроили нападение! — гневно обличила Вера. — Не знаю, зачем вам понадобилась моя сумка, но даром вам это не пройдет! И если возникнут проблемы с моим паспортом или ключами — мне известно, откуда растут ноги! Не забывайте об этом и немедленно верните мою сумку со всем ее содержимым!
— Ну что ж, — вышел из оцепенения Потапов. — Ваша проницательность уступает только вашей красоте. Снимаю шляпу и признаю свое полное поражение. Вашу сумку я сейчас же передам по описи в милицию. К вам уж не повезу, не обессудьте. А напоследок скажу я вам, Вера Петровна, — задушевно произнес он. — Много я на своем веку повидал идиоток, но такую, как вы, впервые.
27
АННА
На излете зимы заболела Ба. Аня узнала об этом случайно, от ее соседки, заскочив перед работой в булочную за кофе.
— Сговорились мы, значит, чайку попить. Я пирожка испекла и почапала. Стучу, кричу — никакого ответа. Дверь толкнула, а та и открылась. «Ну все, — думаю, — пришили старушку». А зайти-то как боязно! Но пошла. Гляжу, а она на полу в коридоре валяется. Я испугалась до полусмерти, что мертвая, нет, смотрю — живая. «Ты что ж это, — говорю, — матушка моя, здесь улеглась?» А она, как плохо-то себя почувствовала, пошла дверь открывать, чтобы, значит, взаперти не помереть, а на обратном-то пути и грохнулась…
— Когда это было? — нетерпеливо перебила Аня.
— Вчера и было.
— А что же мне никто не позвонил?!
— Да ты ведь ее последнее время не больно и жалуешь…
Это было правдой. Странное отчуждение возникло между ней и родными после ухода Артема. Как будто бы утраченное звено нарушило стройное равновесие ее жизни, оборвав и запутав связующие нити.