соскользнул на постель, я повернулся на бок и, вздрагивая, притянул
колени к груди.
Он устроился у меня за спиной и небрежно закинул руку мне на
талию, его дыхание оседало в моих волосах. Я закрыл глаза, чувствуя
покой и умиротворение, ощущая пот, остывающий на его коже, и
подумал о том, собирается ли он выгонять меня из моей собственной
постели и на этот раз. Но он не сказал ни слова на этот счет, а потом
его дыхание перешло на тихий ритм спящего человека. Обвив руками
колени, я лежал, не в состоянии уснуть от напряжения, и боялся
подняться и разбудить его.
В конце концов, пусть тревожно и беспокойно, но я провалился в
сон. А проснулся в пустой постели, на простынях, впитавших его
запах. Я встал и распахнул ставни, впуская свет фонарей. Только
обернувшись, я заметил букет алых роз на комоде. Я изумленно
смотрел на них, не находя слов, и дрожащей рукой взял записку,
лежавшую поверх цветов.
Дюжина роз за дюжину удовольствий, и я всё равно в долгу
перед тобой за остальное. Я сдержу обещание, ведь столь многим
обязан тебе. Ты больше не услышишь моего имени.
Спасибо, Арьен, за всё, что ты сделал.
Твой,
Майкель фон Трит
Глава 5
Конечно, всё было далеко не так просто.
Первые два дня я действительно не слышал его имени. А потом
слухи только о нем и говорили, причем шептались уже не о том, что
видели, а о том, что его не было видно совсем. Говорили, что он
заболел; что потерял вкус к дешевым шлюхам де Валлена и завел
богатую любовницу. В итоге, кто-то вспомнил, что одна из проституток
пыталась заколоть его, и все вмиг уверились, что он мертв. Девушку
выкинули на улицу, а Элиза, позабыв, что ей надоели его нелепые
выходки, днями и ночами лила слезы, хоть я и пытался сотню раз
уверить её, что собственными глазами видел, как он излечился.
Избегать этого было невозможно, так что я перестал даже
пытаться и безучастно позволял всему этому окружать меня, ощущая
себя камнем в толще воды. Я как обычно принимал клиентов, и если
они спрашивали, почему у меня в окне висит дюжина сухих роз, я
говорил, что цветы были подарены девушкам, и отвлекал их на что-
нибудь другое. Если они, глядя сверху вниз, шептали слова
привязанности, двигаясь во мне, я заставлял их замолчать быстрым
поцелуем и просил найти их губам лучшее применение.
«Как я мог не полюбить тебя?» — произнес он, и было
бессмысленно вспоминать, как дрожал его голос. Он был не первым и
не последним, кто говорил мне подобные вещи, но, когда другие
нашептывали мне нежности, я вспоминал именно его, звук его голоса
и прикосновения его губ к моим векам.
Я сохранил его записку, как бы глупо это ни выглядело, спрятал её
в комоде вместе с бинтами, которые больше не были нужны. Но
надолго она там не задерживалась. Я почти до дыр затер на листке
строчку, в которой он написал «Твой», потому что гладил бумагу,
бездумно глядя на залитый солнцем канал.
Хэди докучала, называя меня замкнутым, а Элиза жаловалась,
что со мной больше не интересно играть в шашки: я часто отвлекался
и забывал поддаваться ей. Но я сказал им, что они глупышки, и вновь
стал вести себя как обычно.
Несколько недель спустя кто-то поехал на юг проведать больного
родственника и вернулся с рассказом о том, что Майкеля фон Трита
видели в районе Делфта в компании девочек из забегаловок и
уличных мальчишек, которые следовали за ним, словно свита за
самим королем Лодевейком.
Все терялись в догадках, что могло привести его туда, почему он
собрал себе компанию в захолустном городке после роскоши
Амстердама. Я же хранил молчание.
После этого новости появлялись всё реже. Слухи разносятся
быстро, но дороги между городами длинны и путешествия занимают
много времени. И всё же, несмотря на это, сплетни распространяются
– такие же нескончаемые и надоедливые, как жужжание мух.
Я с головой погрузился в работу, полагая, что это, по крайней
мере, будет отвлекать меня от мыслей о Майкеле. Но толку не было. Я
не мог отделаться от происходившего даже будучи со своими
клиентами. Девушки гордились тем, что какое-то время наш бордель
пользовался вниманием вампира, и обожали хвастаться этим. В
конечном счете, стало известно, что он приходил раз за разом именно
ко мне.
Вот тогда нас стали посещать другие вампиры. Девочки толпились
вокруг них так же отчаянно, как в свое время окружали Майкеля. А
когда выяснилось, что все вампиры приходили, чтобы взять
покровительство надо мной, совершенно игнорируя девушек, те разом
ополчились против меня. Хэди обвинила меня в жадности и не верила,
когда я настаивал, что ничего от них не хочу.
Приходя, вампиры тщательно изучали меня, словно занятную
диковинку. Я смиренно сносил этот осмотр до тех пор, пока они не
принимались задавать мне вопросы о Майкеле. Они хотели знать, что
он видел во мне.
— Еду, — прямо отвечал я им. — Вот и всё, чем я был для него.
Но когда они просили насытить их, я решительно отказывал.
Они пытались добиться своего ещё пару дней, а потом
переставали появляться. Как бы там ни было, моих смертных
клиентов разубедить оказалось гораздо сложнее. Вскоре в постели я
только и делал, что отвечал на вопросы о нем, хотя как раз он должен
был занимать мои мысли меньше всего. Мужчин привлекало то, что
они будут ласкать того, к кому прикасался Майкель фон Трит.
Один из клиентов – я уже какое-то время с ним встречался и
успел проникнуться к нему теплыми чувствами – схватил меня, когда я
собрался раздеться, и спросил:
— Правда, что тебя покупал вампир?
— Да, — скучающе ответил я ему. В последнее время всех
интересовало во мне только это. — Но он хотел только поесть. Он не
пускал меня к себе.
Это не было ложью. В обоих случаях, когда мы делили постель,
он ни разу не платил мне.
— Он кусал тебя? — Казалось, мой клиент получал удовольствие.
— Куда? Покажи мне.
Я подчинился – именно за это мне и платят. Развернув запястья, я
позволил ему осмотреть кожу и повосторгаться тем фактом, что она
оставалась совершенно гладкой, а потом коснулся горла и рассказал,
что там он кусал тоже, но только однажды.
Он обнял меня и склонился ближе, чтобы царапнуть своими
тупыми человеческими зубами по месту, на которое я указал, а потом
сполз к запястьям и повторил то же самое с каждым из них. Я не мог
не думать о том, что так он пытается поставить свою метку поверх той,
что уже впечаталась в мою кожу.
Я выкинул его из своей комнаты, отправил вслед за ним его
кошелек, а после сел на постель, содрогаясь от отвращения.
В следующий раз, когда клиент попытался заговорить со мной о
вампире, ушел уже я – вернее, выскочил на свежий летний воздух. Я
пошел вдоль канала прочь из де Валлена, к пекарне. Взяв
свежевыпеченную сладкую булочку, я встал под деревом, чтобы
съесть её. Листва бросала на золотистую корочку пеструю тень,
которая менялась и качалась от каждого порыва ветра. Я смотрел, как
крапинки света танцуют на булочке, на моей коже, и вдруг пришла
непрошеная мысль: «Майкель захочет услышать об этом. Я должен