— Ты слишком высокого мнения о себе. Полагаю, ты не
понравился бы мне в любом случае, просто потому что ты – это ты.
— Возможно. — Он оттолкнулся и уселся на комод. В свете лампы
его глаза сияли озорным блеском. — Но я сомневаюсь.
Я уставился на него, глядя, как он болтает ногами, и его каблуки
стучат по дверцам комода.
— Что ты делаешь?
Он поднял брови, изображая из себя невинную простоту.
— Ты о чем?
Я шагнул вперед, от такой откровенной наглости руки сжались в
кулаки.
— Слезай! Если думаешь, что волен обращаться с моими вещами,
как тебе заблагорассудится, только потому что купил меня на ночь, то
ты ошибаешься. Если тебе нужно что-то подобное – спускайся вниз и
выбери кого-нибудь другого.
Я бросил ему кошель – так, как хотел сделать внизу. А он только
рассмеялся и положил его на комод рядом с собой.
— Арьен. — Он взглянул на меня сквозь ресницы. Волосы упали
на лицо, придавая ему дикое, чудное выражение. — Как ты уже
заметил, меня бы с радостью приняли в любой постели этого города.
Если бы я этого хотел, меня бы здесь не было.
— Ну да, конечно, — усмехнулся я. — Ты лучше проведешь время
в одиночестве, в постели того, кто не желает тебя видеть. Что ж,
пожалуйста. — Я развернулся, чтобы уйти.
— Подожди. — Он соскользнул с комода и встал напротив меня –
так близко, что я не мог вдохнуть, не коснувшись его.
— Зачем?
Он взял мою руку и потрясенно уставился на неё, приложив свои
пальцы к моим.
— Затем, что я тебя прошу?
Я взглянул на него, сжав губы.
— Что тебе от меня нужно?
Он переплел наши пальцы, сложив ладони вместе. Сердце
зашлось в груди, и я даже подумал, что на сей раз он не собирается
отказываться от моих услуг.
Он развернул наши руки так, что мое перебинтованное запястье с
не зажившим ещё укусом оказалось сверху.
— То же, что и в прошлый раз.
Я попытался вырваться, но он меня не отпустил.
— И всё? — Я подозрительно сощурил глаза.
Он рассмеялся.
— А почему ты думаешь, что мне нужно что-то ещё?
— Сегодня ты заплатил больше.
— Сегодня я лучше представляю себе, за что плачу.
Я подавил желание закатить глаза, и, оттолкнув его руку, протянул
свою.
— Ну, приступай?
Он покачал головой и легко коснулся повязок.
— Будет больно, если я потревожу рану до того, как она заживет.
Я в смятении посмотрел на него.
— Думаешь, в прошлый раз больно не было?
Теперь он раздраженно помотал головой.
— Будет плохо заживать и останется шрам.
Я удивился тому, что он ничего не понял.
— Думаешь, я против пары отметин на коже?
Майкель вздохнул и окинул меня недовольным взглядом.
— Трудновато питаться через сетку шрамов.
— О, — только и смог выдавить я. Я смотрел на него, чувствуя
мурашки на спине и соображая, подразумевал ли он то, о чем я
подумал. Он собирался делать это постоянно, а значит – каждый раз
возвращаться ко мне.
Теперь, когда я дернул руку, он свободно её отпустил. Я вытянул
другую, невредимую, и он тут же поднес её ко рту. Он касался кожи
губами так нежно, что я вздрогнул от мысли о грядущей жестокости.
Он не отрывал от меня косого взгляда, наблюдая, как я напрягся в
ожидании, когда он раскрыл губы. Но он не стал кусать, а только
скользнул теплым языком по пульсирующей вене, тут же обжигая
влажную кожу холодным дыханием.
Я дернулся, потому что не был готов к такому повороту событий.
Но крепкая хватка Майкеля не поддалась слабому сопротивлению.
Тогда я уперся другой рукой ему в плечо, пытаясь оттолкнуть его. Он
только тихо засмеялся, и теперь дыхание на моей коже казалось
горячим, словно воздух из печи.
Он прикусил мою кожу – обычными, тупыми зубами, а не острыми
клыками – царапнул её, лизнул и пососал, пока она не покраснела от
притока крови, которую словно тянуло к нему – так же, как его тянуло к
ней. Не оглядываясь, я нашарил подоконник за своей спиной и
вцепился в него так, что заболели пальцы.
Он придвинулся и, наверное, прижался бы ко мне, если бы моя
рука между нашими телами не сдерживала его натиск. Я попытался
отступить, но Майкель не позволил дистанции между нами
увеличиться. Он пригвоздил меня к стене: я почувствовал, как лопатки
врезались в жесткое дерево. Одной рукой он оперся о стену, так
близко к моему лицу, что я мог чувствовать запах его мыла; другой
приподнял мое запястье, склонился над ним и укусил.
Я вздрогнул, словно в меня ударила молния, и задумался, забыл
ли я о боли, притупило ли время воспоминания, или он просто был
сегодня более грубым. Даже зная, какие муки меня ждут, я хотел
позволить ему насытиться, взять с меня хотя бы это, раз уж он не
намерен пользоваться основными услугами. Но моё тело действовало
само по себе: я отталкивал его, цепляясь за сюртук, впивался
пальцами в подоконник, как будто мог сбежать и избавиться от
Майкеля. Я не был слабым, но моя сила не шла ни в какое сравнение
с мощью вампира. Я чувствовал себя мышью, которая пытается взять
верх над кошкой, держащей её в когтях.
Когда у меня подогнулись колени, он подтянул меня свободной
рукой и вжал в стену, рыча так, что у меня волосы на затылке встали
дыбом. Этот звук куда больше подходил животному, огромному
существу, рыщущему по лесам и пугающему здравомыслящих людей
так, что они боятся покидать свои дома. Но не человеку в шляпе и
сюртуке с рассыпанными по плечам волосами и редкой ослепительной
улыбкой.
Так звучит Смерть, пришедшая за тем, что ей причитается.
Человек не может издавать такой рык.
Я перестал сопротивляться и только мелко дрожал, вцепившись в
его сюртук. Мои пальцы вздрагивали возле его щеки с каждым
движением его острых, как иголки, клыков.
Боковым зрением я заметил, как его рука сжимается в кулак и
костяшки касаются дерева. Он вытащил клыки и поднял голову, чтобы
взглянуть на меня своими темными, дикими глазами. Я попытался
выскользнуть из узкого пространства между ним и стеной, но он
пригвоздил мои руки к доскам. Из ранок медленно сочилась кровь. Он
прильнул к укусу и слизнул капли, не дав им упасть на пол, а затем
снова впечатался в моё запястье, посасывая, но не кусая.
Он устранил последнюю преграду между нами, и теперь его грудь
прижималась к моей, его тело вжималось в моё. Он склонил голову
так, что мы почти касались щеками. От каждого моего выдоха его
волосы трепетали, пряди поднимались перед моими глазами и
прилипали к моей вспотевшей коже. Он опустил руку мне на талию, не
давая пошевелиться. Я закрыл глаза, медленно, осторожно разжал
пальцы и убрал руку с его плеча.
Мы могли бы быть просто любовниками в страстных объятьях,
слишком нетерпеливыми, чтобы добраться до постели. Могли бы, если
бы не боль в моем запястье, если бы я не видел боковым зрением, как
работало его горло при каждом глотке.
— Майкель, — звук получился тихий, но слишком хриплый для
шепота.
Он что-то прогудел в ответ, и я взял на себя смелость
предположить, что он меня слушает, облизал сухие губы и попытался
снова заговорить:
— Ты же меня до последней капли высосешь.
На этот раз он, похоже, глухо засмеялся, и немного оторвался,
чтобы ответить мне.
— У тебя ещё есть, чем поделиться.
Его язык скользнул по запястью: раз, другой, потом ещё раз. Я